Антилирика - Сергей Трищенко

Дорожное раздумье

Километры, километры –Под колесами машиныГде-нибудь с попутным ветромТы свои оставишь силы.

Разлетятся взрывом спицы,Светлой радугой сверкая,Будто лёгкие синицы,Будто бы… снежинок стая.

Крепче руль держи, до боли,Мчи, куда ведет дорога.Что ты, сам не знаешь, что ли? –Жить осталось так немного.

Только лучше уж погибнутьВстретивши опасность грудью –Не в кювете, не в болоте,Прямо, не на повороте!

Лоб в лоб сбиться, будто в дракеС «МАЗом», «волгой», «кадиллаком»Пусть задрались бы собакиЗа кусок, который лаком.

Крошево металла с кровью –Вот и всё, что здесь осталось.А душа исчезла где-то.Нет души. Такая жалость.

Вот разбился, руль сжимая,Влез по пояс в радиатор_Что кончина мне такая? –Веселей, чем мирный атом.

Симбиоз машины с Homo –Где вы, братия-киборги?Шел я к этому недолго –Что мне дикие восторги?

…Я наматываю вёрсты,Километры, лье и мили.С двух колес свалиться просто,Но не там меня ловили!

* * *

Хочешь, я повешусь на рассвете,В час, когда стихает соловей,Первым светом солнечным согретый,Воздух дышит свежестью полей.

Сук не дрогнет под тщедушным телом,Дуб не шелохнёт своей листвой,Ведь петлю затяну умело –Я за то ручаюсь головой.

Не ищи во мне душевной раны –Ты меня не любишь больше – что ж:Я свои обшарю все карманыИ достану перочинный нож.

Перережу вены под берёзкой,Что склонилась низко над водой…Капли крови тихо и неброскоКанут в зелень травки молодой.

Я тебя прощанием не мучаюИ в душе моей тебя уж нет!..Хорошо, что я купил по случаюНа одесском рынке пистолет.

Я теперь не стану ждать рассвета –Даже в мыслях стал я одинок –И приятно дуло пистолетаОхладит мой вспаленный висок.

Уж погасли все мои желанья,Только боль в душе своей пронёс…После долгой ночи ожиданьяМеня переедет тепловоз.

Простучит колесами на стыкахИ умчит в заоблачную даль.Я за ним последую, без крикаМежду шпал оставивши печаль.

Где-то там, за снежной круговертью,Что летит из сердца моего,В льдах души замёрзнув, перед смертьюЗахочу я отогреть его.

Не спасти любовною горячкой,Не создать из духа подлеца.Лишь медведи оживают спячкой,Ну а я – замерзну до конца.

Закалюсь и стану крепче сталиИ не буду глупо умирать!…Лишь достать цианистый бы калий,Чтоб душа устала тосковать.

Я приму его, конечно, на ночьИ запью топлёным молоком…Средь искусств всемирного обманаТолько я остался дураком.

Почему? Придется расколоться –Дело в том, что лишь словам почёт,А вода – как говорит пословица,Под лежачий камень не течет.

* * *

Впору повеситься, что ли –Где ты, душевный простор?Только на шее мозолиЯ уж верёвкой натер.

Мне перерезать бы вены,Сгинуть во цвете лет,Но кровеносной системыДаже в помине нет.

Тонны не хватит яда –Столько уже сглотал!Падают все от взгляда –Сам ядовитым стал.

Хобби такое редкоВстретится где-нибудь:Даже «БелАЗа» протекторМне украшает грудь.

Случайно было, не скрою –Не сам я к контактам полез,Но всё ж отбирал собоюЯ всю Костромскую ГРЭС.

В тот миг, как калибром «кольта»Шесть пуль просверлили висок,Не думал о том я только,Как в них засвистит ветерок.

Представить мне даже страшно:Кого я тогда наказал?С Останкинской спрыгнул башни –Из ямы полдня вылезал.

Такое вам вряд ли снилось:На самом исходе дняНемало собак взбесилось,Решив укусить меня.

Не знаю, что делать, впрочем,Не стоит о том тужить:Хочу умереть я очень,Да, видно, хочется жить.

* * *

Я не знаю, что стряслось со мноюИ какой есть в происшедшем толк:В феврале, под вечер, под ЛуноюНа меня напал голодный волк.

Снег кругом лежал, как будто скатерть,Был я в мыслях от Земли далёк…Ну а волк зря времени не тратил,Перегрыз мне шейный позвонок.

При такой погоде это грустно –Ну добро бы дождик моросил!Он в меня вгрызаться стал со хрустом,Хоть его я первый укусил.

Если мне не изменяет память,Я ему хотел тогда сказать:«Не хрусти, пожалуйста, костями,Ты же мне мешаешь размышлять!»

Ну а волк голодный был, не слушал,Но меня он понапрасну ел:Лишь чуть-чуть он углубился в душу,Как на месте тут же околел.

Я не знаю, что придумать, чтобыОбъяснить подобные дела.А душа – не то, чтобы особой,Простоядовитою была.

* * *

Настройка переходит через ноль,На острие застряло настроенье,Нас трое оставалось: я и больИ стойко стынущее представленье.

Струятся стрелы стройной простотой,Стенания не лечат стыд утраты,Как странно оставаться станет с той,Кем предан – пусть стихийно виноватой.

И страшно слышать стоны стариковС той стороны стены, из-за могилы.Страдания стихают без оков,Но столько лет – стилет! – без слова «милый»

Стекает стресс строкой наперекос,Стиль строгий спутан с тайной строф и страха…Нет совести остатков у стрекоз,Сталь острия стирает сыто плаха.

Стада скотов стоят, струится кровьВ подставленный под сток стакан стеклянный.Остыла сталь строки и стало вновьВсе пусто, настороженно, случайно.

Сторожка сторожа, вот стул его и стол,Простор! Столетний старичок лучится…Что чистота столицы и престол!И с тихим лотосом – с тобою – что случится?

Всё суета сует, всё суета…Но страховали срочно автостраду.Стоять до смерти – стойкости черта,Настолько ли стремиться к сути надо?

В пустую степь стекутся сто дорог,Объятья страсти – судорог помеха…Сей тыквенные семечки ты в срокИ затрясешься над собой от смеха.………………………………………………….

Кто суть стиха не выстудил матрасно,Кто стыл хрустальным становленьем стелл,Тому стократно, сухо, точно, ясно,Понятно, что С.Т. сказать хотел.

(70-е годы)

Нет, не бред это, не околесица:

Я по плану должен повеситьсяВо второй половине месяца,Восемнадцатого числа.

Заявляю о том заранее,Чтобы знали мое старание:Я открою собой утро раннее,Лишь погода бы не подвела.

Но откуда-то сверху мне выдали:– Ты, брат, лучше план перевыполни.Знаешь сам, что сейчас нам выпалиНе совсем хорошие дни.

После сыпали чуть ли не матами:– Состязаться-де надо со Штатами.Толку чуть в этом мирном атоме,А в немирном – отстали они!

Но такое есть дело скверное:Обойдут они нас, наверное,Со своей Колорадской каверноюИ Нью-Йоркским своим мостом.

Ведь в каверну-то всякий кинется,Чуть не каждый самоубийца,У них быстро дело подвинется, –Как догоним мы их потом?

Так что ты постарайся быстренько,Нагонять нам надо статистику.Ну хотя б половину листика!Все условия создадим!»

Я ушел от них озадаченный:Говорили: – Весь курс – на качество!Мол, достаточно с нас лихачества,Если чуть не по ГОСТу – гляди!

Рассуждал я потом урывкою –Где я время на это выкрою? –«Как с орловскою непрерывкою?Или лучше бригадный подряд?»

А потом я кричал, озлобившись:– Если вешаться, то – по-злобински!На врагов вероломных проискиМы откроем калашный ряд!

…Я не думаю: надо мне много ли? –Соревнуюсь пока с йогами,Вперегонку с английскими догамиЗа кошачьим гоняюсь хвостом.

А потом, может все переменитсяИ больница куда-нибудь денется.Это, впрочем, такая безделица:Кто там знает, что будет потом?

* * *

Зачем перекладывать смерть на Фортуну?Неужто же я не смогу сам стать ей?Да мне умереть – все равно, что раз плюнуть,Так значит, плеваться я должен смелей.

Три раза налево, три раза направо –Ни богу ни черту не ставлю свечу.И смерть для меня всё равно что забава:Толкнулся сильнее – и вот я лечу.

Когда же асфальт головою промнется –Что торт шоколадный глазурью облит –Услышу последнее: как матюкнетсяЗабрызганный мозгом моим инвалид.

Золотоискатель

Как в далёкой реке, в золотых берегахНеприметная речка бежит,А у этой реки на дрожащих ногахОдинокий старатель стоит.

И котомка уже не забита едой,Виноградный кончается сок…Наклоняется он над прозрачной водойИ всё моет и моет песок.

Самородки мигают сквозь воду на днеИ валяются грудой у ног…А чуть выше, из пены на синей волнеЗолотой выступает порог.

Но не видит старатель богатства того,Напрягаясь до рези в глазах.Губы шепчут печально: «Опять ничего!»И в словах – ожиданье и страх.

И, всей грудью вздохнув, самородки стряхнув,Вновь лотком выскребает по дну.И все дальше заходит он на глубинуИ все ищет песчинку одну.

Всё надеется: вот та песчинка блеснётСреди серости груды песка,И тогда он её прямо к сердцу прижмётИ от сердца отступит тоска.

Золотинка одна никому не видна –Скрылась где-то средь кучи подруг.Вновь лоток поднимается с самого дна,Увлекаемый парою рук.

Золотинки набились под ногти, как грязь,В поры кожи проникла их взвесь…Где же та, что он ищет? Хотя бы нашлась,А не то золотым станет весь.

Почему на песчинке заклинился свет? –Тот же самый презренный металл.Но известен старателю верный ответ:Здесь когда-то её потерял.

Эта память весомей, чем золото глыб,Что потом на коронки пойдут.Веселеее чешуйки сияют у рыб,Что десятками плавают тут.

Рыбы рады помочь, да не могут сказать:Мал словарный запас, беден слог,Что напрасно ему ту песчинку искать –Вдаль унес её бурный поток.

Моет золото он, отрясая к ногамСамородков густеющий стук.Скоро скроется в золоте полностью сам,Лишь мельканье останется рук.

Ну, а если отыщет – то сразу из глазИ от сердца отступит тоска…И тогда он её бросит в воду в тот часИ начнет её снова искать.

Клубок