Доброта наказуема - Мария Зайцева

вышел?

А во сне вроде как не шарахалась…

Влад сам не понял, как у него так мозг повернулся, как накатило на него привычное марево, как протянул руки к ней.

И в этот раз сладкой тяжестью в паху ощутил, как невозможно будоражит тонкое дрожащее тело в ладонях, вдохнул нежный пряный аромат волос, аромат чистого тела, тонкой кожи.

Он вел себя привычно грубо, как привык. Не умел по-другому.

Говорил обычные, лениво-пошлые вещи.

А внутри весь дрожал. Лихорадочно оглядывал кукольное лицо, вздернутый носик, темные умоляющие глаза.

Руки действовали сами.

Нереальным кайфом отзывалось каждое прикосновение, взрываясь в мозгу фейерверком.

Лида, хорошая девочка Лида, правильная, чистенькая, ладненькая, как куколка, девочка с голубыми волосами, девочка из снов, наконец-то встреченная в реальности.

Она не хотела. Влад понимал, ощущал это.

Но остановиться не мог.

Только не теперь. Когда она так близко, когда в его руках.

Теперь она его.

И хрена с два он ее отпустит.

Ему никогда не везло. Никогда ничего не давалось просто так. Все, что хотел, все, в чем нуждался, Влад всегда брал сам. Часто с болью и кровью.

То, что он вот так, просто, случайно, нашел свою девочку из снов, можно было списать не на везение, а на чудо.

Влад никогда не верил в чудеса. Только не с ним. Но вот теперь…

И он дураком будет, если упустит.

Она плачет по ночам, но уже не шарахается от него.

Она обрезала свои пепельные волосы. Назло ему.

И теперь Влад хочет ее еще больше.

Потому что, что бы она ни делала, что бы ни говорила, как бы ни сопротивлялась, она всегда будет для него той самой нежной принцессой с голубыми волосами, что приходила во сне к маленькому грязному волчонку, к хищному злому волку. Приходила, и дышать становилось легче.

Хорошая девочка Лида. Как в том стишке.

Она привыкнет.

Потому что деваться ей все равно некуда.

6

Лида вздрагивает от внезапно раздавшегося из другой комнаты боя часов. Старых, как и все здесь. Если бы могла, отключила этот проклятый звук, каждый раз продирающий морозом по коже. Но он не дает. Говорит, что это память предков. Что эти часы его прадед привез с войны, из Германии. И еще что-то говорит. Он вообще любит рассказывать о своем героическом прадеде, о своей бабушке.

И каждый раз Лиде дико хочется кинуть в него чем-нибудь с воплем: «Почему же ты такой утырок вырос?». Но нельзя. Опять схлопочет по лицу, а может и еще по чему-нибудь. А ей нельзя. У нее маленький человек внутри. Поэтому приходится терпеть. Слушать. Стараться не задавать лишних вопросов. О его родителях, например. Потому что вполне понятно, что дед и бабка – единственное, что было в его жизни светлого.

О том, почему он так сделал.

Потому что он опять будет обнимать, пытаться целовать, рассказывать о любви. Своей. К ней. Больной ублюдок.

Часы пробили девять, он не пришел. Это хорошо. Очень хорошо. Можно ложиться спать.

Лида привычно укладывается, укрывается старым лоскутным одеялом, наверно, тоже еще дедовским, закрывает глаза. Гладит живот, шепотом поет колыбельную. Маленький человек внутри слушает. Ему хорошо и спокойно. Он знает, что Лида сможет его защитить. Слезы бегут, скатываясь по вискам в отросшие волосы.

Лида засыпает и видит все тот же сон.

Ей хорошо и спокойно, тяжелые горячие руки ласкают, накатывая волной, успокаивая, убаюкивая. Сухие твердые губы касаются бережно и аккуратно проходят от шеи до живота, целуют впадину пупка. Тихий хриплый шепот:

– Привет, козявка, папка здесь.

Низ живота ноет, пламенеет, тянет так жарко, так тягуче, что сдерживаться невозможно. Лида раздвигает ноги, еле терпя, чтоб не потереться о него, как кошка, чтоб не поторопить, так сильно хочется ощутить его в себе, полностью, отдаться, наконец, горячим волнам, забыться в сладком дурмане.

Он все-таки приучил ее к себе. Потихоньку, постепенно, и Лида даже помнит момент, когда это все началось.

Когда она начала испытывать удовольствие от близости с ним.

И помнит момент, когда начала испытывать потребность в этой близости.

Она тогда вышла из больницы, после приема, даже не удивилась, увидев знакомую темную машину.

Влад сидел на заднем сиденье, сразу притянул ее к себе, поцеловал в губы, шумно задышал, попробовал отогнуть ворот, добраться до плеча, но Лида вывернулась, показала глазами на водителя, что не сводил с них взгляда в зеркале заднего вида.

Влад усмехнулся, сжал ее, перетащил на колени:

– Серый, чего ждем? Поехали.

И, не дожидаясь, пока машина тронется, запустил ей лапу под юбку.

Лида напряглась, понимая, что бороться с ним в машине, да и вообще в принципе, она не в состоянии, и позволила, мучительно краснея от стыда, залезть себе в трусики. Старалась не ерзать, терпеть. Не стонать. Особенно потому, что периодически сталкивалась в зеркале с взглядом водителя.

Владу же было, как всегда, плевать на окружающих. Наоборот, он словно лишний раз всем доказывал, чья она, и кто он ей. Хозяин. И делать с нею может что угодно, где угодно.

И ее скромность, попытка хоть как-то отстоять себя, похоже, только сильнее заводили мужчину.

В дом он занес ее на руках.

– Влад, Влад, послушай! – Лида, уже лежа на кровати, уперлась руками ему в грудь, – врач сказал…

– Что? – Влад оторвался от ее груди, немного налившейся в последнее время и от того для него еще более притягательной, неожиданно серьезно посмотрел на нее, – не так что-то? С тобой? С ним?

Он положил огромную, синюю от татуировок, ладонь на плоский пока еще живот, закрыв его практически полностью. Очень осторожно погладил.

– Нет, все хорошо, – Лида воспользовалась моментом и села на кровати, пытаясь отодвинуться подальше от него, – но врач запретила… Ну… Несколько недель сейчас самых опасных, там что-то может сдвинуться… Нельзя пока.

– О как… – Влад придвинулся ближе, опять положил руку на живот, не давая отползти, застегнуть кофту. – Ну ладно.

Лида попыталась привстать снова, но Влад не шевельнулся, что-то серьезно обдумывая. А затем начал расстегивать черную рубаху.

Лида в недоумении смотрела, как открывается постепенно смуглое тело, как играет красками огромный дракон на плече, как остро колют глаз тюремные звезды, как под ними перекатываются, чуточку показушно и демонстративно сильные мышцы.

– Влад… Ты… Но ведь врач…

– Котенок, так можно же по-другому, – Влад отбросил рубашку в сторону, встал на колени перед ней так, что ширинка оказалась прямо напротив губ, и дернул молнию на джинсах. – Про этот вариант врач ничего не говорила?

– Нет.

Лида облизнула