Врачебные связи - Ирина Градова

– Телохранителей?!

– Ну, не знаю я, кто они такие – выглядели, как телохранители, – пожал плечами Слава. – Тетка устроила такой скандал, что все отделение сбежалось поглядеть. Пришлось вызвать охрану и вытолкать всю толпу из отделения. Потом девчонка приходила, симпатичная такая, с косой, затем еще какие-то люди – не больница, а проходной двор! А вечером Кречет свалил и даже за выпиской не пришел.

– Ясненько.

– Да кто он такой вообще, ваш приятель, – тайный карбонарий какой-то? А эти люди – его «партийная ячейка» или как?

– Что-то вроде того, – вздохнула я. – Ладно, Слава, спасибо за информацию. Пойду я, не буду отвлекать.

– Да когда вы отвлекали, Анна Демьяновна? Кстати, на ловца и зверь бежит: раз уж вы здесь, может, посмотрите одного моего больного?

– Долг платежом красен, да? – усмехнулась я. – Хорошо, пойдем!

* * *

Дома Толи не оказалось. Я, конечно, понимаю, что в его возрасте болячки заживают как на собаке, но, принимая во внимание тяжесть побоев, я бы поостереглась шататься где-то, не долечившись. Дверь мне открыла Марина. Мы никогда не встречались, но она почему-то сразу поняла, кто я такая.

– Толи не будет до вечера, – сказала девушка. – А то и до ночи: я обычно не могу его дождаться и ложусь спать.

Она была высокой, очень худенькой, почти прозрачной, и бледной. Под глазами, несмотря на юность, ясно видны отеки: будь Марина лет на двадцать постарше, отечность была бы выражена намного отчетливее.

– А где может быть твой брат? – спросила я, когда девушка провела меня на кухню и поставила чайник.

– Ой, он целыми днями носится, как ужаленный! – махнула рукой Марина. – Трижды в неделю с утра возит меня на диализ, потом едет на работу. Забирает меня с диализа либо сам, либо просит кого-то из друзей – они уже привыкли. После работы – в институт… Вы знаете, у него ведь предзащита послезавтра?

– В самом деле?

Я не знала – откуда? Однако новость меня обрадовала: в наше время врачу без степени приходится несладко, а уж Толику-то сам бог велел заниматься наукой. Я боялась, что он, будучи практиком до мозга костей, пренебрежет кандидатской и так и останется на вторых ролях, хотя мог бы сделать головокружительную карьеру.

– Поэтому он и не смог оставаться в больнице, хотя я и накричала на него, – вздохнула Марина. – Теперь вот жалею: ну чего я разоралась, ведь он крутится как белка в колесе!

– А почему Толя домой так поздно приходит? – спросила я. – Не может же он в институте пропадать все это время?

– Он вечерами по частным пациентам бегает: на нем четыре лежачие бабушки и несколько больных, которым он уколы ставит. Нам нужны деньги, но я не хочу, чтобы он столько работал, – так ведь долго не протянешь! Не представляю, на каком топливе Толик бегает, – он почти не спит, даже сидит редко, на работе с утра до ночи!

При упоминании о «топливе» у меня в мозгу что-то щелкнуло. Молодость организма отчасти объясняет такое поведение моего бывшего студента, но что-то подсказывало мне, что этот «энерджайзер» имеет искусственное происхождение.

– Ты права, – кивнула я. – Я с ним поговорю.

– Ой, поговорите, пожалуйста! – сложила руки Марина, умоляюще глядя на меня. – Если с ним что-нибудь случится, я… я просто не представляю, что стану делать!

– А почему ты решила, что с ним что-то может случиться?

– Ну, его же избили, так? Эти люди на этом не остановятся, и он тоже не собирается: такого упрямого человека, как мой брат, еще поискать!

– Вы подали в суд на «Фармаконию»? У вас есть все основания, учитывая, что пострадавших от этого, как его…

– «Голудрола».

– Да, «Голудрола» – пострадавших хватает.

– Думаете, Толя не пробовал? Да он такое досье собрал – любой прокурор бы только обрадовался!

– И что, никто не обрадовался?

– Никто. Его пинали из одного ведомства в другое, из прокуратуры в Комитет по здравоохранению и обратно… Короче, все кончилось ничем – как в мамином случае.

Голос Марины сорвался, но она не заплакала, а просто набрала в легкие побольше воздуха и продолжила:

– Потому-то Толя и решил идти радикальным путем.

– Радикальным – это как?

– Путем привлечения внимания народа к тому, что творит «Фармакония». Я с самого начала была против, ведь эти люди, они богатые, у них сила и власть… Только Толик не слушает, удила закусил и разогнался, как бронепоезд… Боюсь, все плохо кончится!

– Не переживай, Мариш. Я обещаю, что попытаюсь убедить твоего брата не лезть в бутылку. Ты-то как сама?

– Да…

Она махнула рукой.

– Что, так плохо?

– Толя говорит, что все будет хорошо, но я не верю: он и маме так говорил!

– Он старается изо всех сил!

– Да знаю я, знаю, – вздохнула девушка. – Сначала с мамой возился, теперь вот со мной – никакой личной жизни у него нет, никакого просвета! Он говорит: «Надо бороться!», а у меня руки опускаются, когда его по утрам вижу – с кругами под глазами, невыспавшегося, уставшего… Иногда я думаю – может, ничего не делать? Говорят, с моим диагнозом боли редко бывают, а я, честно говоря, только боли и боюсь, а смерти… Наверное, я уже свыклась с этой мыслью. Кроме того, если меня не будет, Толику не придется так надрываться!

– Глупости не говори! – рассердилась я. – О брате подумай: он потерял мать, и потеря тебя стала бы для него сокрушительным ударом! Надо верить в лучшее. Если бы он обратился ко мне, я бы все сделала, чтобы вам помочь, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда: теперь я напрягу свои связи. Кто твой лечащий врач?

– В онкологии? Да, собственно, уже никто.

– Не поняла.

– «Голудрол» был последней надеждой. Когда выяснилось, что у меня отказывают почки, его отменили, а меня выписали домой.

Я была так зла, что слова застревали в горле. Бывают безнадежные случаи, но врач обязан бороться за жизнь пациента и вместе с ним верить в лучший исход. Если не помогает одно лечение, надо пробовать другое, третье. Отказываться от больного – последнее дело, и только непрофессионалы могут себе такое позволить!

– Забудь, – резко сказала я. – Если твой врач работать не умеет, мы найдем другого!

Марина посмотрела на меня в упор. В ее больших и серых, как у брата, глазах печаль и недоверие постепенно сменялись надеждой. Она была робкой и грозила сложить лапки при первом дуновении ветра, но все же я добилась желаемого: девушка немного воспрянула духом. Теперь дело за малым – найти того самого врача, который возьмется за ее случай.

* * *

Кабинет Ольги Копыловой походил на интерьер космического корабля из сериала «Вавилон-5»: большой, светлый, с потолочными лампами приятного зеленоватого цвета, ультрасовременным компьютером и мебелью под цвет ламп. Мне пришлось обзвонить добрый десяток бывших студентов, чтобы выяснить, что Оля – та, кто мне сейчас нужен. Вернее, нужен Марине Кречет. Странно, я помнила ее фамилию, но совершенно забыла, как выглядит сама Ольга. Хотя чему удивляться? Сейчас меня встретила женщина средних лет ничем не примечательной внешности. Однако стоило ей улыбнуться, как я вспомнила девочку с вечно взъерошенной короткой стрижкой на рыжеватых волосах и умными голубыми глазами.

– Ой, Анна Демьяновна, как я рада вас видеть! – воскликнула она. – Сто раз собиралась вам позвонить, но вы же понимаете, то одно, то другое…

– Конечно, понимаю, Оль, – согласно закивала я. – Все мы люди занятые, свои семьи, работа…

– Надеюсь, вы не больны? – нахмурилась она, отступая и разглядывая меня.

– Нет-нет, не волнуйся – я в порядке!

– Оно и видно, – снова улыбнулась она. – Выглядите – отпад!

– А мне скоро пятьдесят пять! – неожиданно вырвалось у меня. Не знаю, чего это меня вдруг разобрало: еще вчера я и про себя-то боялась выговорить это страшное число, а тут – чудеса! Может, я сделала это из женского тщеславия?

– Да что вы?! Ни за что бы не поверила!

– Ты тоже отлично выглядишь, – заметила я, не покривив душой. Оля никогда не блистала красотой, но сейчас передо мной стояла ухоженная, аккуратная женщина, знающая себе цену, и это отражалось на ее широком, добром лице. – Блондинкой стала – тебе так лучше!

– Так это ж я из-за вас!

– В смысле?

– Ну, вы были всегда такая красивая, яркая, а я, со своими бесцветными патлами все смотрела на вас и любовалась. Как в ординатуру поступила, решилась на радикальную смену цвета. И вот, уже двадцать лет не нарадуюсь!

Мы немного поболтали о семьях и детях, а потом я решила, что пора переходить к делу, за которым я, собственно, пришла. Пока Оля читала копию истории болезни Марины, я напряженно наблюдала за ее лицом. По тому, как менялось его выражение, я поняла, что она вряд ли скажет мне что-нибудь утешительное.

– Кто она вам, эта девочка? – спросила Оля, закончив и подняв на меня глаза.

– Сестра моего бывшего студента.

– Я его знаю?

– Нет, он на десять лет позже заканчивал.

– Что ж, – вздохнула она, – сами понимаете, шансов тут маловато!