Варшавская мелодия - Леонид Зорин

ГЕЛЯ. Ты ни о чем не слышал?

ВИКТОР. Нет. С утра поглощен самоанализом.

ГЕЛЯ. Тебе никто ничего не сказал?

ВИКТОР. Какие-нибудь новости? У них? Или у нас?

ГЕЛЯ. У нас.

ВИКТОР. Асю увезли в Дагестан?

ГЕЛЯ. Издан новый закон.

ВИКТОР. И что же он утверждает?

ГЕЛЯ. Он воспрещает. Браки с иностранцами. С пятнадцатого февраля.

ВИКТОР. Ну и… что? Это ж не может к нам относиться.

ГЕЛЯ. Можно узнать — почему?

ВИКТОР. Мы же любим друг друга.

ГЕЛЯ (вспылив). Ты — глупец. (Пауза.) Прости, прости меня, я не слышу сама себя.

ВИКТОР. Убежден, отвечаю тебе головой — здесь будет индивидуальный подход. Очевидно, были легкомысленные решения, а потом неприятности, дипломатическая переписка. Черт его знает, что нам известно? Но ведь можно же объяснить, втолковать… Когда увидят, что два человека просто не могут — один без другого… (Обнимает ее.) Не волнуйся… Прошу тебя… не волнуйся… Мы ведь живем в двадцатом веке.

ГЕЛЯ. Так. Ты прав. Мы живем в двадцатом веке. Это очень разнообразный век. Когда можно за несколько часов оказываться на другом конце мира — это двадцатый век. И когда в Испанию съезжаются антифашисты со всей земли — это двадцатый век. И когда от Варшавы ничего не остается, а моя подруга однажды выходит на улицу с желтой звездой на рукаве — это тоже двадцатый век.

ВИКТОР. И когда Гитлер подыхает в своем подвале — это двадцатый век.

ГЕЛЯ. И когда он однажды появится снова — это тоже будет двадцатый век. Ты говорил, я привыкла бояться. Да, я боюсь, боюсь, боюсь.

ВИКТОР. Чего ж ты боишься? Ведь я с тобой. О, черт! Вот она — твоя трезвость. Если б ты слушалась меня, мы бы уже были женаты.

ГЕЛЯ. Если б не моя трезвость, ты бы попал в трудное положение.

ВИКТОР. А сейчас мое положение легче?!

ГЕЛЯ. Почему же ты на меня кричишь?

ВИКТОР. Что делать? Что делать?

ГЕЛЯ. Витек, единственный мой… придумай. Придумай что-нибудь. Ты счастливчик. Тебе все удается. Ты всегда умел хорошо придумывать. Я умоляю тебя, придумай.

ВИКТОР. Да, да. Я придумаю. Я придумаю…

Свет гаснет.

Вновь — свет. Улица. Геля. Появляется Виктор. Она бросается к нему. Уходят.

Свет гаснет и сразу же вспыхивает вновь. Улица. Геля. Она нервно ходит взад-вперед. Появляется Виктор. Они молча смотрят друг на друга. Потом он берет ее под руку и уводит.

Свет гаснет и сразу же зажигается. Улица. Теперь ждет Виктор. Медленно появляется Геля. Не останавливаясь, проходит мимо. Чуть помедлив, он следует за ней.

Свет гаснет. Слышен слегка измененный записью голос Виктора:

— Я ничего не смог придумать. Вскоре меня перевели в Краснодар. От Гели я больше вестей не имел. Краснодар — отличный веселый город. Вечерами все ходят по улице Красной. Я тоже частенько по ней гулял, но друзей не заводилось долго. Потом появились и друзья. Летом мы ездили на практику в виносовхоз Абрау-Дюрсо. Он окружен горами и лежит точно на дне чаши. Ее северный склон засажен виноградниками различных сортов. Летом, когда листья окрашиваются в разные цвета, перед вами как бы возникает корона.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Звучит музыка. Это та же мелодия, что в первой сцене, — мазурка Шопена. Слегка измененный записью голос Виктора:

— Прошло десять лет, и я оказался в Варшаве. Стояла мягкая ранняя осень. Я знал, что Варшава была разрушена, но я увидел живую Варшаву, хотя развалины попадались часто. Мало на свете городов, подобных польской столице. Стоит только в нее попасть, и ты теряешь голову, как от встречи с девушкой, когда тебе семнадцать.

Свет. Барьер в вестибюле гостиницы перед отсеком администратора. На барьере — телефон. Виктор набирает номер. Слышен мужской голос: «Слухам».

ВИКТОР. Прошу пани Гелену.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Гельця!

Пауза. Слышны шаги.

ГОЛОС ГЕЛИ. Слухам.

Виктор откашливается.

Слухам.

ВИКТОР. Геля, это я. (Пауза.) Ты меня слышишь? Это я.

ГОЛОС ГЕЛИ (сдавленно). Езус-Мария.

ВИКТОР. В восемь я жду на углу Свентокшисской и Нового Свята. Договорились?

Пауза.

ГОЛОС ГЕЛИ. Так.

Виктор вешает трубку.

Свет гаснет и почти сразу же вспыхивает. Вечер. Шум улицы. На углу — Виктор. Появляется Геля.

ГЕЛЯ. Я не опаздывала?

ВИКТОР. Не опоздала.

ГЕЛЯ. О, так. Он опять меня исправляет. Не о-поз-дала.

ВИКТОР. Нет, ты не опоздала. Точность — вежливость королев.

Рукопожатие.

ГЕЛЯ. Ты мало изменился.

ВИКТОР. Ты — тоже.

ГЕЛЯ. Ты был обязан сказать, что я стала лучше.

ВИКТОР. Я хотел это скрыть, чтоб чувствовать себя уверенней.

ГЕЛЯ. Вот что? Это — другое дело.

ВИКТОР. Все твои страхи были напрасны. Ты стала певицей, но не стала толстухой.

ГЕЛЯ. Одна я знаю, чего это стоит. Жизнь моя… как это… не сахар. И это надо понимать буквально.

ВИКТОР. А частки на Новом Святе?

ГЕЛЯ. Ты злой. Об этом даже нельзя говорить. Исключены раз навсегда.

ВИКТОР. Какая жалость.

ГЕЛЯ. Исключены, но сегодня мы сделаем исключение. В честь твоего приезда.

ВИКТОР. Я очень рад доставить тебе удовольствие.

ГЕЛЯ. Дзенкую бардзо пана. Как ты здесь очутился?

ВИКТОР. Нас тут несколько человек. Мы приехали встретиться с коллегами. Ваше виноделие недостойно такой страны. Всего несколько виноградников.

ГЕЛЯ. Ты прав, виноградники — это единственное, чего нам не хватает. Все остальное есть. (Пауза.) Ты стал ученым?

ВИКТОР. Я защитил диссертацию.

ГЕЛЯ. Я тебя поздравляю. Я была уверена, что ты пробьешься.

ВИКТОР. Еще больше это можно сказать о тебе. В Варшаве все тебя знают.

ГЕЛЯ. Такая профессия. Ты видел город?

ВИКТОР. Чуть-чуть. Но я уже им заболел.

ГЕЛЯ. У нас говорят — Варшава строилась семьсот лет и двенадцать. Было девяносто целых домов.

ВИКТОР. Знаю и не верю.

ГЕЛЯ. Где ты остановился?

ВИКТОР. В отеле «Саски».

ГЕЛЯ. А-а… так… Плац Дзержинскего. Но ты уже был в Лазенках? В Старом Мясте?

ВИКТОР. Не был нигде.

ГЕЛЯ. Когда ты приехал?

ВИКТОР. Три часа назад.

ГЕЛЯ. Спасибо. Это очень мило.

Она медленно оглядывает его.

ВИКТОР. И уже успел попасть в историю. Перед входом в отель стояли две толстушки. Наверно, они все время едят частки. Товарищ спросил меня не очень тихо: это и есть польские красавицы? И одна обернулась, смерила меня взглядом и сказала: да, это и есть польские красавицы.

ГЕЛЯ. Нечего распускать языки.

ВИКТОР. Они тут все понимают по-русски?

ГЕЛЯ. Почему товарищ спросил именно тебя? Тебя считают специалистом по польскому вопросу?

ВИКТОР. Просто я стоял рядом.

Она смеется.

Не понимаю.

ГЕЛЯ. Как ты на меня посмотрел!.. Ты совершенно не изменился.

ВИКТОР (деловито). Надо придумать, куда идти?

ГЕЛЯ. Сегодня придумывать буду я. Мы поедем к Юлеку.

ВИКТОР. К какому Юлеку?

ГЕЛЯ. Есть такой ресторанчик «Под гвяздами». Это значит — под звездами. Под самым небом. Даже слышно райское пение. То поет Юлек Штадтлер.

ВИКТОР. Ну что ж, я давно уж не слышал ангелов.

ГЕЛЯ. Оттуда видна вся Варшава. И вся Варшава туда стремится.

ВИКТОР. Мы можем не попасть. Сегодня — воскресный вечер.

ГЕЛЯ. Не беспокойся. Ты ведь — со мной.

ВИКТОР. В самом деле. Я еще не привык.

ГЕЛЯ. Постой… Это действительно — ты?

ВИКТОР (негромко). Я, Геля, я…

Свет гаснет.

Вновь — свет. «Под гвяздами». Столик за колонной. Виктор и Геля. По другую сторону колонны, очевидно, находится зал, в котором и сидят посетители. Оттуда доносятся пение, шум и смех.

ГЕЛЯ. Я не предупредила Юлека, что мы придем.

ВИКТОР. Здесь еще удобней. Нас не видят, а мы видим всех.

ГЕЛЯ. Тебе здесь нравится?

ВИКТОР. Этот Юлек — симпатяга. Сколько — ему? Сорок пять?