Небо - Ольга Дмитриевна Малковица

душой.

Как же хочется, чтобы земля сама провалилась под ногами, чтобы больше никто и никогда не видел меня. Почему нет сил? Мне ведь говорили, я эгоистка, мне плевать на всех. Да, так и есть. И вот сейчас стоя на мосту, над холодной гладью воды, почти замерзшей, в одном белье я вовсе не чувствую холода, скорее это кайф, просто свобода. Смотрю вниз, вода сама по себе кажется прекрасной и спокойной, но я знаю что, прыгнув, она безжалостно пронзит мое тело тысячами ножей, и я пожалею, потому что я люблю жизнь, люблю ее, потому что ты так сказал. Как много скрывается в слове покой. Это и твои глаза, и руки, и твое тату, и шрам на правом плече, и боль от твоих слов, и успокоение от твоих ласк. Все это мой покой. Все это мой страх. Все это моя погибель. И стоя здесь я как никогда четко понимаю, в моем сердце только ты. О как мне страшно. Как страшно. По жилам течет что-то вроде щекотки, колючей такой, какой-то неживой. Многое стоит перед глазами: то, скольких я огорчу своим уходом, жалость к себе, несбыточность того, что столько всего еще впереди могло бы быть, ты, и твое равнодушие, сутулая спина Силы, а через неделю все забудут. Все кроме родителей, все кроме тебя. Смогут ли меня простить родители? Это страшно. Но простили бы они меня, зная, что я так мучительно живу? Я вовсе не ищу себе оправданий. Знаю просто, что ты снишься и сводишь меня с ума своей близостью и недоступностью. Тем, что не получается тебя коснуться. Я только вижу и чувствую смерть по своим венам, иней по коже. Да я уже вроде не жива и отражение в зеркале это четко доказывает. Там не я. Это слабость, это жалость, скажут многие, а мне плевать. Я и сама думаю, что отчасти так и есть.

Кто-то положил руку на плечо. Поворачиваюсь. Сила.

– Я знаю все, – он смотрит прямо мне в душу, точнее туда, где она была раньше – хочешь, я разделю все с тобой? Я знаю обо всем, что ты хочешь. Я вижу тебя такой, какая ты есть. Ты хочешь убежать? Хочешь умереть? Так давай сделаем это! Я буду с тобой до конца. Нам с тобой не нужна жизнь. Мы те, кто родились на острие ножа, те, кто оставили там свои сердца и теперь скучаем без них. Они дождем каждый день плачут о нас. Ты же видишь, снова тучи! И пусть другие не поймут, но зато я знаю ЧТО ты. Я знаю кто ты. Ты – пустота, ты – дикое безумие, ты – такая как я. Твое тело тебе только костюм и в нем нет ничего, кроме едкого дыма, невыносимого едкого дыма. Я знаю тебя! Мы пришли вместе в этот мир. И если ты только скажешь «да» я навсегда разделю с тобой твою пустоту и с удовольствием поделюсь своим мраком.

Чувствую, как в горле стоит ком. Может, это слезы счастья подступают к глазам? Едва ли. Я улыбаюсь. Он обнял. Уткнулась носом в его плечо. И боль как будто еще острее от того, что он рядом, но ведь боль может быть и катализатором. Видимо да.

И снова руки и вены. Вены и руки. И мы снова счастливы. На мне легкое шифоновое платье слегка прикрывающее, исхудавшее тело. Снова встречи, ароматы. Мы держимся за руки. И совершенно все равно, что говорят другие. Так больно, что совершенно все равно. Наверное, именно это называют агонией.

Глава 7

Смерть.

Вот и настали дни бесповоротного счастья, одной на двоих боли и мягких снов. Тот, кто видел нас со стороны, тот наверняка думал, что мы пара влюбленных, и никто не знал, мы – пара мертвецов кружащихся в диком танце смерти. Каждый день, каждый час, каждый взгляд направленный друг на друга, нес тот невыразимый смысл, который давно пытались передать в своих стихотворениях поэты и в своих книгах писатели, тот смысл, который нельзя найти, тот смысл, которого нет. Бесконечный его поиск захламляет жизнь. Мы больше не тратили понапрасну то, что у нас еще оставалось. А у нас кое-что было, были – мы. Сила – такой красивый! Он бессовестно посыпал мою, еще свежую могилу, до безвкусия красивыми цветами, каждый день, как будто он сломленный горем влюбленный, разноцветными букетами, он застилал мою сырую землю. Это придавало сил, это раздражало и смешило. Каждый день, уткнувшись ему в плечо, я пила теплое молоко на холодной крыше его дома и понимала, что не чувствую ничего. Тогда я кусала его и он произносил:

– Ну вот, ты снова забыла что я есть.

Меня всегда смешило это его напоминание. И мы смеялись вместе. На самом деле зная, что мы есть так же как и ваши страхи – вы чувствуете что они есть, но в самом деле их нет.

Наши руки стали так похожи, вены так некрасивы, они словно отражали линии наших прогнивших сердец. Каждый день отрезал от наших клубков по сантиметру, а то и по два, вовсе не заботясь о том, хватит ли нам.

Помню однажды, мы бежали по мостовой и так перехватывало дыхание, будто вот-вот ты должен родиться, казалось даже что так и будет, но мы остановились. Мы не хотели этого.

Эта жизнь, выбранная нами, текла так, как хотели мы, время было не властно, не существовало ни ночи, ни дня. Были только мы в своей смерти. Только улыбка Силы и моя боль. Наша боль. Наверное, должно было быть очень больно, когда мы осколками бутылки резали себе руки и, увы, нам помешали осуществить наше намерение и уже в следующее утро, мы оказались на больничных кушетках. Думаю, этот день надолго запомнили в больнице, вряд ли там часто дерутся. Сила был тогда страшно взбешен, количеством моих ран на руке – их было больше чем у него и это коробило его, ведь он проиграл наш спор: у кого больше ран, тот и побеждает. Я тогда сказала ему, что он в любом случае проиграл бы, ведь как ни крути, я сама сплошная рана и что сколько бы ударов он не нанес себе, ему в жизни меня не превзойти. Если бы можно было запечатлеть в этот момент его взгляд! О, это был ад, бушующий в паре глаз! Как же меня это рассмешило.