Закон для дракона - Кир Булычев

«Дожди скоро сойдут на нет. Начнется весна. Планета должна обладать умеренно богатой фауной, нынешнюю скудность я склонен объяснять неблагоприятным временем года. Я могу представить, как, с повышением температуры и появлением солнца, из нор, из гнезд и берлог выползут, выбегут, вылетят различные твари, и некоторые из них могут быть настолько сообразительны, что захотят вступить с нами в какие-то отношения. Я не имею в виду разум. Мой опыт подсказывает мне, что для развития разума эта планета еще не созрела. Однако очень немного шансов за то, что нас обойдут вниманием, – уж очень мы очевидны и шумны, непривычны и по-своему бессознательно агрессивны. Сегодня утром у меня возник небольшой конфликт с Татьяной-большой, которая наблюдала за стройботом, сооружившим «выгребную яму» станции – ведь от части отходов мы избавиться не сможем и должны их как-то спрятать. Именно спрятать. Не нарушая обычной жизни нашего окружения. Со свойственным этой милейшей женщине легкомыслием она удовлетворилась тем, что стройбот выкопал глубокую яму. «Где же герметическая крышка для нее?» – задал я закономерный в моем положении вопрос…»

Прошло несколько дней, и ожидания доктора Стрешнего начали сбываться.

«Сегодня меня укусил комар. Скорее всего, это не комар, а насекомое, функции которого по отношению к нам, людям, схожи с функциями комара на Земле – он мал, тихонько жужжит и, главное, кусается. Поэтому, дабы не отягощать нашу фантазию придумыванием новых названий, будем называть этого мучителя комаром. Я тут же предупредил Нину, что нам следует принять меры против засилия комаров. Именно засилия, подчеркнул я, ибо значительно больше шансов за то, что этот кровопийца не случайный экзотический гость на нашем холме. За ним последуют иные любители моей крови…»

Через три дня заболел лихорадкой Леопольд. Его трепало три дня, и три дня доктор Стрешний боролся с врагом невидимым, неизвестным, но, к счастью, не настолько упорным, чтобы погубить свою жертву. На третий день лихорадка отступила. Сочетание опыта и некоторого везения позволило доктору связать лихорадку с комарами, и потому в течение недели, за которую почти все сотрудники станции успели переболеть (включая самого Стрешнего), дневник был полностью посвящен комарам. В этих записках Павлыша заинтересовали фразы, которые он подчеркнул, чтобы не потерять.

«Комары гнездятся где-то по соседству с нами. Вылетают после захода солнца и, видно, хорошо реагируют на тепло. Я до сих пор не знаю двух очень важных вещей: кто, помимо нас, является объектом нападения комаров и, второе, каков их жизненный цикл. В первую же свободную минуту отправлюсь на поиски их убежища».

Сделать этого доктор не успел, потому что появились драконы. Беда пострашнее комаров. В дневнике подробно описывались все случаи нападения драконов на людей. Доктор старался найти в них какую-то логику, связь. Он сам поставил восклицательный знак на полях страницы, где было написано: «Дракон не оставил мысли настичь Леопольда, даже когда тот скрылся в здании. Он старался проникнуть в дверь, вытащить его наружу».

Павлыш не заметил, как вошла Татьяна-маленькая. Дверь была открыта, и углубившийся в чтение Павлыш понял, что она, заглядывая через плечо, читает вместе с ним дневник, только когда у него над ухом звякнули зубы дракона – Татьянино ожерелье.

– Я не хотела вам мешать, доктор, – сказала она. – Но я вам сегодня почти спасла жизнь, и вы не имеете права меня выгнать. Тем более что у меня тоже есть своя теория.

– Выкладывайте, – велел Павлыш, закрывая дневник.

– Конечно, драконы людей не любят. И знаете почему? Когда-то, лет десять назад, сюда прилетала звездная экспедиция. Не наша, чья-то еще. И они тоже по происхождению от антропоидов. Пока эти люди здесь жили, они жутко невзлюбили драконов. Гонялись за ними, искали их гнезда, разбивали молотками драконьи яйца и убивали птенцов. А у драконов замечательная память. Вот они и решили, что их враги вернулись. Убедительно?

– А что вы предлагаете? – ушел от прямого ответа Павлыш.

– Я? Пока что ходить на четвереньках, а в свободное от этого время искать остатки базы тех, кто был раньше нас.

– Почему на четвереньках?

– Чтобы они нас за людей не принимали.

– Чепуха, конечно, – заключил Павлыш, решив, что Татьяна шутит. И тут же подумал, что в шутке скрывается любопытное наблюдение. – А ведь правда, когда дракон на меня пикировал, он щелкнул когтями слишком высоко.

– Ага, – обрадовалась Таня, – ведь это основание для эксперимента. Правда?

Павлыш улыбнулся, ничего не ответил. Таня тут же испарилась. Павлыш снова открыл дневник Стрешнего. Наугад.

«Я полагаю, что популяция холма стабильна и ограничена в пространстве, а дальность полета комаров невелика. Надо проверить, пометив несколько особей…»

Павлыш перевернул страницу.

«…Когда наступает ночь и тебе не спится, ибо ничто не отгоняет сон надежнее, нежели неразрешимая проблема, стоящая перед тобой, то воображение, не скованное дневными реалиями, разрывает рамки логики и подсказывает решения, которые днем показались бы нелепыми, детскими, наивными… Я пишу именно ночью, сейчас третий час, станция спит – хотя нет, не спит Джим, у него приступ лихорадки, я недавно заглядывал к нему. Меня окружают образы, рожденные прошлым этой планеты, где нет места человеку, в которое человек не вписывается и, возможно, не сможет вписаться в настоящее. Мы привыкли наделять окружающий мир разумом – это остаток тех далеких эпох, когда и лес, и горы, и море, и солнце были живыми, большей частью злыми и коварными, редко добрыми существами, которым было дело до любого слова, мысли, сомнения первобытного человека. Мир, еще не подвластный людям, враждебный им, был населен чуждым разумом, направлявшим на людей дожди и снега, ветры, засухи и свирепых хищников… А здесь? Не скрывается ли за целенаправленной озлобленностью драконов и комаров воля, враждебный разум, для которого наши конкретные, кусающие враги – не более как орудия мести, а может, проще – лейкоциты, изгоняющие из организма чуждое начало. За решеткой окна сыплет мелкий дождь, планета выжидает… Нет, пора спать».

На этом записи обрывались. Доктору не удалось вернуться к дневнику.

14

Посреди столовой стояла Таня-маленькая. Разлохмаченная, глаза горят, драконьи зубы сверкают на груди. Над ней возвышался мрачный Лескин. Нина сидела за столом и старалась не улыбаться.

– Если бы ты погибла, – разъяснял Лескин Тане, – то нам пришлось бы сворачивать станцию. Неужели ты полагаешь, что кто-нибудь разрешит экспедицию, в которой собрались разведчики, отдающие себя на растерзание разным тварям?

– Нет, – сказала Таня-маленькая. – Я так не думаю.

– Ага. – Лескин увидел Павлыша. – У меня есть подозрения, что доктор причастен к этой выходке.

– Я не причастен, – поспешил с ответом Павлыш. – Потому что не знаю, что произошло.

– Танечка, – сказала Нина ласковым голосом. – Посвяти Павлыша в курс дела.

– Клянусь, что доктор здесь ни при чем! – воскликнула Татьяна. – Он даже и не подозревал. В общем, я выгнала на площадку вездеход, накинула на себя одеяло, выползла через нижний люк и отправилась через открытое пространство.

– Джигит не боится рогов и копыт, – загадочно процитировал Джим. Осуждения в его голосе не было.

– Я поползла, а драконы надо мной летали.

– Не летали, а пикировали, – поправил Лескин.

– И пока Лескин, который наблюдал за этим из окна обсерватории, пробирался сквозь решетку, забыв, где дверь, – продолжала Таня, – я приползла обратно. А он расстроен, что не успел меня спасти.

– Ясно, – ответил Павлыш. – Вы хотели убедиться, нападают ли драконы на ползучих тварей. И изображали такую тварь.

– Вы очень сообразительный, – согласилась Татьяна.

– И они кинулись, – добавил Джим. – И хорошо, что опыт не удался. А то пришлось бы нам ползать. Представляете меня ползучим?

Татьяна-большая крикнула из кухни:

– Я несу бульон, и перестаньте рассказывать ужасы, а то у вас пропадет аппетит!

Павлыш сел на свое место рядом с Ниной. Та спросила его негромко:

– Вы обратили внимание, что Татьяна отползла на несколько метров и успела вернуться? И драконы щелкали когтями у нее над головой, но промахивались?

– Вот именно! – кинула, услышав эти слова, Таня-маленькая.

– Мужчины имеют право падать на колени только у моих ног, – подытожила дискуссию Татьяна-большая. – К женщинам это не относится. Учтите это, доктор. Не смейте унижаться перед драконами.

– Учту, – сказал Павлыш.

– И все-таки я не могу справиться с возмущением, – вмешался Лескин. – Нельзя же, в конце концов регулярно сводить к шутке трагический аспект нашего пребывания на этой планете. Вы смеетесь, забыв не только о грубейшем нарушении дисциплины, совершенном Татьяной, но и забываете при этом, что наше поведение приведет к тому, что драконы нас всех перебьют.