Разбитая надежда - Девни Перри

и Чарли не стихли, и задняя дверь закрылась. Я ждала, пока не воцарилась тишина. Я ждала Логана, потому что у меня не хватало смелости заговорить.

— Сколько ей лет? — Прямо перед моим носом вздымалась его широкая грудь.

Я моргнула и прочистила свое невероятно сухое горло, прежде чем встретиться с его темным взглядом.

— Ей исполняется шесть лет через месяц.

Логану не потребовалось много времени, чтобы посчитать. Он был в баре отеля в конце октября, шесть лет и девять месяцев назад.

— Прости, — прошептала я, надеясь успокоить волны гнева, исходящие от его тела. — Я пыталась…

Он не дал мне закончить. Крутанувшись на каблуках своих модных туфель, он вылетел из бара.

Я не последовала за ним.

Вместо этого я сделала глубокий вдох, расправила плечи и подошла к столу, за которым сидел ошеломленный друг Логана рядом с не менее потрясенной Уиллой.

Затем, с опозданием на шесть лет и много месяцев, я спросила фамилию и номер телефона Логана.

* * *

— Она спит? — спросила Хейзел.

— Да. День погони за лягушками вымотал ее. — Я рухнула на мягкий плетеный диванчик напротив того места, где Хейзел сидела на белых перилах нашего заднего крыльца.

— Эта девочка. Она несчастна, если у нее нет грязи под ногтями. — Хейзел улыбнулась и сделала глубокую затяжку сигареты с ментолом. Ее морщинистые руки немного дрожали, когда она поднесла ее к губам.

Она уже не была такой уравновешенной, как раньше, хотя, я думаю, этого следовало ожидать, когда тебе исполняется шестьдесят пять. Но я держала свои наблюдения в секрете. Напоминать Хейзел Роудс, что она не так молода, как притворялась, было сродни напрашиванию на то, чтобы тебе надрали задницу.

— Она все еще злится, что ты заставила ее выпустить лягушку на свободу?

Я кивнула.

— Она сказала мне, что найдет другую завтра.

Хейзел рассмеялась и покачала головой.

— О, Чарли.

В эти дни ее смех был больше похож на кудахтанье. В ее голосе слышалась постоянная хрипотца от этих «Вирджиний Слимс». Но какой бы грубой она ни была, этот звук успокаивал мои нервы больше раз, чем я могла сосчитать.

И сегодня вечером мне не помешало бы немного успокоения.

С мыслями о Логане, проносящимися в голове, я подперла голову рукой и тупо уставилась во двор.

Дом, в котором жили Хейзел, Чарли и я, был небольшим, просто маленький коттедж с тремя спальнями, в котором едва помещались все мы. Но этот дом с задним двором был кусочком рая.

Лужайка была большой, с густой зеленой травой, которая простиралась между двумя рощами вечнозеленых растений. Деревья стояли высокими столбами по обе стороны нашей береговой линии из гравия. А в центре нашего каменистого пляжа был длинный, потрепанный причал, который уходил на двадцать футов в покрытую рябью воду озера.

Неудивительно, что маленький коттедж Хейзел с сайдингом цвета шалфея и дверью цвета морской волны стоил миллионы.

Цены на землю в Ларк Коув взлетели до небес за последние два десятилетия. Год назад я просила Хейзел подумать о продаже этого дома, чтобы у нее было немного денег на пенсию, но она отказалась. Я не была удивлена.

Этот коттедж не только хранил душевную ценность ее собственного детства, но и был единственным домом, который Чарли когда-либо знала. Что означало, что Хейзел будет жить здесь до конца своей жизни.

Она выросла в этом доме, прежде чем отправиться в Нью-Йорк после окончания средней школы. Она годами работала в разных местах города, в основном в приютах для животных или детских центрах. Однажды она пришла работать в дом, где я воспитывалась. Она приехала, когда мне было восемь, и оставалась, пока мне не исполнилось восемнадцать. Вскоре после моего дня рождения ее родители скончались один за другим за два месяца, и она вернулась домой в Монтану, чтобы управлять их баром.

В итоге, я последовала за ней.

Когда я приехала в город на шестом месяце беременности, она взяла меня к себе. Она поселила меня в этом доме, дала мне работу и взяла на себя роль бабушки Чарли.

Потому что Хейзел всегда так делала.

Она собирала бездомных животных.

К счастью для меня, я была одной из бездомных. Как и Джексон. Мы вместе управляли ее баром после того, как она решила уйти на пенсию. Теперь она проводила дни, гоняясь за Чарли и работая волонтером на кухне в летнем лагере «Флэтхед».

Лагерь, который только что купил отец Чарли, как я узнала.

— Как ты? — спросила Хейзел.

— Я шокирована, — пробормотала я, глубоко вдыхая прокуренный воздух. — Мне правда нужна сигарета.

— Жаль, что ты бросила. — Она сделала затяжку. — И я не делюсь.

Я улыбнулась.

— Да. Очень жаль.

Хейзел не раз говорила мне кремировать ее вместе с пачкой сигарет. Ее преданность привычке была легендарной. Но она никогда не одобряла курение как один из моих пороков.

Моя первая сигарета была в шестнадцать. Я даже не была достаточно взрослой, чтобы купить их самой. Но как только я узнала, что беременна Чарли, я бросила это дело.

Временами я притворялась, что курю. Я держала одну, незажженную, между пальцами, позволяя маленькой белой палочке успокоить нервы. У меня была пачка в ящике с нижним бельем именно по этой причине. Но сегодня я хотела большего, чем просто притворяться. Снова увидев Логана, мне захотелось затянуться.

— Не могу поверить, что он пришел в бар.

Хэйзел что-то промычала и повернулась к озеру.

— Да. Это, гм… безумие.

Почему ее голос звучал виновато? Ее тон был очень похож на тон Чарли, когда я нашла эту мерзкую лягушку в ванной, после того, как она пообещала держать ее снаружи.

Я прищурилась, когда Хейзел вцепилась в деревянные перила.

— Что ты сделала?

— Я? — выдохнула она. — Ничего.

Какая ужасная лгунья.

— Хейзел, — предупредила я.

Она сделала еще две затяжки, прежде чем, наконец, затушила сигарету в пепельнице, которую оставила здесь. Затем она соскользнула с перил и села в плетеное кресло напротив моего диванчика.

— Возможно, это не было простым совпадением, что он приехал в Монтану.

У меня отвисла челюсть.

— Что?

Хейзел знала, как найти Логана? Как давно она знала? Почему она не сказала мне раньше? Я доверяла ей больше, чем любому другому человеку на планете. У нас не было секретов друг от друга. Она позволила ему зайти в бар сегодня и удивила меня. Как она могла скрывать от меня что-то настолько важное?

— Я слышу отсюда, как шестеренки крутятся в твоей хорошенькой головке, так что, прежде чем у тебя закружится голова, позволь мне