Другая страна. Часть 3 - Ма. Лернер

— Все, Фарид, дискуссия закончилась. Давай пересаживайся, и я тебя очень прошу, без самодеятельности, танк прихватить не забудь. Нам он без надобности.

— Ты свою жену поучи, — пробурчал он, хлопая дверцей. — Сто раз отрабатывали и обсуждали. Все будет Фог-эль-нахал (над вершинами пальм) — на высшем уровне.

— Трогай, — сказал я водителю. — Поворот направо, через два квартала налево.

Обычный двухэтажный особняк на улице, где все такие, вот только раньше у входа стоял часовой с автоматом. Теперь он лежал, пачкая землю кровью, а мои люди уже отработанно врывались во двор. В караулке стандартно находилось еще двое, но они даже не успели схватиться за оружие. Команды не требовались, все прекрасно знали что делать — выгонять из комнат и укладывать мордой в пол. Чертежи дома и кто какое место занимает, прикрывая товарища, ребята расскажут и нарисуют и через несколько лет, если их ночью разбудить.

— Ложись! Ложись! — орали постоянно. На втором этаже раздался выстрел. Я демонстративно-удивленно посмотрел на лейтенанта. Он покраснел и явно мысленно выматерился. Неизвестно только в чьей адрес — мой или своего солдата. Сверху сбежал, гремя ботинками, взводный. За ним двое тащили человека в полувоенной одежде.

— Все чисто. Этот придурок хотел отстреливаться, мы только аккуратно прострелили ему плечо. Там наверху целый склад оружия. Автоматы, пулеметы, гранаты. Похоже — этот охранник. Вот его документы, — он протянул бумаги.

— И что мы тут можем прочитать? — с интересом спросил я. — Паспорт на имя сирийского гражданина, визы не имеется. Зато есть пистолет и вооруженное сопротивление при аресте. А! Место рождения — Хеврон. Почему паспорт не иорданский?

— Вы не ливанцы, — прошипел подстреленный. Он стоял на ногах нетвердо, зажимая рану ладонью, и сквозь пальцы все время сочилась кровь.

— Конечно нет, — кивнул я. — Мы морская пехота США, прибывшая по просьбе законного правительства страны, навести порядок. В частности, с вооруженными иностранными нелегалами, нападающими на честных граждан Ливана. Занимающимися контрабандой оружия и попытками свергнуть законно избранное правительство.

Краем глаза я постоянно наблюдал, как всех сгоняли на нижний этаж и ставили на колени, со сложенными за головой руками. Собралось человек тридцать, не меньше. Несколько явных боевиков, в полуодетом виде, с хмурыми лицами. Пятеро военных в форме, парочка вальяжных типов, здорово смахивающих на мошенников, несколько официального вида людей среднего возраста и еще непонятно кто — судя по виду, то ли анархистов, которым не хватает пулеметной ленты через плечо, то ли здешней великосветской богемы. Что интересно, ни одной женщины, даже завалящей секретарши не наблюдается.

— Совершенно не связанные всякими дурацкими демократическими процедурами, — повышая голос, чтобы слышали все, продолжил я, — мы займемся наведением порядка в условиях военного положения.

— Кто ты такой и что делаешь в Бейруте?

Он грязно выругался.

В дверь вошли двое в ливанской форме.

— А вот и представители законной власти, — сообщил я. — Капитан Пьер — военная разведка Ливана. Ахалан-ва-сахалан — добро пожаловать, сказал я им.

В пору моей молодости в Советском Союзе, о таких, как старший, говорили с изрядным презрением: ителехент, да еще и в очках. Такой, субтильный и с доброй улыбкой. Это если не смотреть ему в глаза. Взгляд у него был, как у хищного зверя. Вот только кое-кого из задержанных явно перекосило. Он был широко известный в определенных кругах человек, специализирующийся на расследовании действий иностранных разведок. Причем методы дознания у него были совсем не интеллигентные. Второй был его охранник, с типичной для этой категории людей звероподобной физиономией и абсолютным отсутствием мозгов. Зато приказы он выполнял сразу и без раздумий.

— Это кто? — спросил Пьер, брезгливо показывая офицерским стеком на раненого.

— Сириец, без визы и с оружием, — охотно пояснил я.

— Наша договоренность остается в силе?

— Конечно, — кивнул я.

Он небрежно махнул рукой и охранник привычным жестом воткнул нож под лопатку предмету нашего обсуждения. Тот без звука завалился вперед.

— И кто же у нас тут имеется? — ласково спросил Пьер, разглядывая выстроенную шеренгу.

Один из официальных людей, постарше возрастом, вскинулся:

— Какое вы имеете право врываться в дом? Я член парламента и центрального комитета национал-социалистичекой партии! Вы ответите за произвол и за то, что сделали!

— А! — Радостно сказал Пьер. — Гражданин Ильяс Сааде. Это я удачно зашел. И небрежно ударил собеседника стеком в солнечное сплетение. Тот сложился пополам и рухнул на пол.

— Не люблю, когда на меня кричат, и особенно, когда у человека при этом изо рта слюна брызгает, — сообщил он остальным. — Вежливее себя надо вести. Тем более, подобным людям. Еще в 1948 году деятельность вашей так называемой партии была запрещена правительством за призывы изменения государственного строя. А в 1949 году, когда вы, — он с размаху пнул ботинком лежащего в живот. Тот скорчился в утробной позе и перестал подавать признаки жизни вообще, если не считать непроизвольные стоны, — устроили попытку государственного переворота, которая была подавлена, СНСП была вообще объявлена вне закона. Ты что, думаешь, что новый переворот удастся? Уже нет. И тобой я займусь лично.

Один из задержанных бросил на меня быстрый взгляд.

— Ты что-то хочешь сказать? — поинтересовался я.

— Я второй секретарь египетского посольства, — сказал он на приличном английском. — Амин Селу. Мои документы у одного из ваших людей.

Я поднял руку. Один из солдат протянул мне паспорт.

— Мне бы не хотелось, чтобы произошла серьезная ошибка, продолжал он. — Даже в этой ситуации у меня дипломатическая неприкосновенность.

— Ну что ж, — сказал я, перелистывая страницы и внимательно сверяя фотографию с оригиналом. Действительно дипломат. Очень странные у вас знакомства, для официального лица, в доме, набитом нелегальным оружием и подозрительными людьми. Но ничего не поделаешь. Это не моя компетенция, проводите его до ворот…

Пьер резко повернулся ко мне всем телом и звенящим от ярости голосом поинтересовался:

— Может, спросишь мое мнение?

Артист, подумал я с восхищением. Публика в восторге. Если кто выйдет на свободу, точно расскажет, как египтянина отпустили на все четыре стороны. Претензии предъявлять некому, мало ли что могло случиться в городе, где постоянно стреляют. Не договаривались бы заранее, сам бы поверил, что тупой американец отпустил разведчика. Только дальше двора он не уйдет.

— Ничего не поделаешь, — повторил я, разводя руками. — Надо соблюдать конвенции. Но ты не обижайся, я тебе уступлю парочку не особо ценных клиентов, они все явные заговорщики, — мы улыбнулись друг другу.

Все это время с верхнего этажа в коробках сносили все найденные в комнатах бумаги и сваливали их в коробки, которые выносили к грузовику. Разбираться было некогда. Потом этим займутся специалисты.

— Смотри внимательно, — сказал я лейтенанту, вставшему за моей спиной. Неудобно, совершенно вылетело его имя из головы. Прошли те времена, когда я каждого солдата в батальоне знал. Большой начальник теперь, общаюсь не ниже командира роты.

— Считая слева, второй, восьмой и вон тот — с разбитой рожей. Остальные нас не интересуют.

— Ты, ты и ты! — тыкая пальцем, заорал он. — Встать! Они медленно выпрямились, не так просто ходить после стояния на коленях на каменном полу. К каждому отработанно подошли двое спецназавцев и, заломив им руки, повели во двор. Там их спеленают и наденут мешок на голову. В таком положении не очень-то попрыгаешь, не кино. Со двора заходили марониты, сменяя спецназовцев.

— Это твои клиенты, — сказал я Пьеру, с довольным видом разглядывающему одного богемного типа.

— Ты прав, мал-ин хадол (они все негодяи) — плотоядно оскалился он. — Тебе они совершенно ни к чему. Вот этот, например, — он показал на одного из богемных типов, — тоже давно разыскиваемый известный деятель. В 1951 году участвовал в убийстве премьер-министра Риада ас-Сольха. Сбежал из страны в Сирию. Но не забудь свое обещание.

— Это не только мое слово, это решение правительства. Мы работаем вместе.

— Вместе, но не в одной команде, — почти прошептал он. — Мы и вы. Не впутывай сюда друзов.

Эти вечные счеты, уходящие на столетия в глубину, — мысленно скривился я. Восток есть Восток и Западу его не понять. Мне, так точно. В подобных делах главное — необходимость. А если от соседа по окопу воняет, терпи.

Я отдал честь и вышел, за мной потянулись остальные.

— А ведь они их всех кончат, — задумчиво сказал взводный.

— Вот и хорошо, — ответил кто-то, таких отпустить, начнут в спину стрелять.