Спецназ - Коос Штадлер

возраста подобное знакомство с людьми другой расы было редкостью.

Я должен был оказывать такое же почтение морути,23 африканскому священнику и коллеге моего отца по церкви, как и любому другому белому священнику, посещавшему наш дом. Директор средней школы в Пабаллело, мистер Ксаба, являлся пастырем церкви и личным другом моего отца. Чернокожие люди, которых я встречал в подростковом возрасте, которых я научился любить и уважать, были не менее умными, человечными или искренними, чем любой белый. Оглядываясь назад, я понимаю, что этот опыт сыграл важную роль в формировании моего мировоззрения, и особенно моего отношения к людям и коллегам другой расы, которое позднее проявлялось в моей жизни.

Учителя в школе, должно быть, рано поняли, что я не был начинающим ученым-ракетчиком. Не был я супергероем и на спортивной площадке. Поскольку мое чувство мяча было еще меньше, чем у ворот нашей фермы в Калахари, я не годился ни для игры в крикет, ни в регби (хотя на регбийном поле и случилось несколько проблесков надежды, при условии, что мне не приходилось касаться мяча). Но со временем обнаружилась моя сильная сторона — в беге на длинные дистанции я мог обогнать любого в округе. В семнадцать лет я пробежал традиционный 80-километровый супермарафон в Карý24 за 7 часов 19 минут и 48 секунд — рекордное время для своей возрастной группы, что сделало меня героем в школе.

Именно в школьном классе я впервые узнал о РЕККЕ. Наверное, это было судьбоносное событие, что однажды рано утром в 1976 году я оказался в классе сельского хозяйства. Этот предмет не входил в число моих любимых, к тому же его преподавал мой самый нелюбимый учитель — тот, который жил в общежитии и имел на меня зуб. Я пошел взять книгу у одного из своих товарищей, который находился в классе, и наткнулся на группу мальчишек, которые внимательно слушали, как мой одноклассник Пит Пакстон рассказывал им о спецназе, элите вооруженных сил страны. Пит объяснял, как их отбирают, а затем обучают действовать на суше, с воздуха и на море. Я был потрясен, и часто думаю, не решил ли я именно в тот день подсознательно стать спецназовцем.

В середине 1970-х годов срок службы по призыву в Южной Африке был увеличен с одного до двух лет, что стало, в основном, следствием интенсификации Пограничной войны и последующей необходимости в увеличении численности войск в оперативном районе. На воинскую службу призывался каждый белый мужчина, и я не стал исключением.

Второго января 1978 года я попрощался с семьей и на станции Апингтон сел в воинский эшелон. Моим пунктом назначения был 4-й пехотный батальон южноафриканской армии, дислоцированный в городе Мидделбург. Начиналось новое приключение.

*****

В те дни ходила стандартная шутка о том, что парни из Апингтона идут в армию, чтобы хвастаться длинными волосами и ботинками. Начальная военная подготовка стала для меня полным культурным шоком. Я никогда не мог представить, что в моем взводе будет так много англоговорящих парней. Ругань и сквернословие были невыносимы, а похабные картинки и граффити за дверями туалетов — немыслимыми. Выпивка же для меня была совершенно чуждой.

Но, Боже, я был в военной форме! И я умел стрелять! В вельде я чувствовал себя как рыба в воде. Вскоре я уже не мог выносить неподчинения некоторых призывников и их недостаточной приверженности нашей армейской подготовке. Глубоко внутри меня начало расти стремление подняться над обычной недисциплинированностью, расхлябанностью, безразличием и некомпетентностью среднего призывника.

Перспектива стать офицером была заманчивой. Однажды в выходные дни, во время моей начальной подготовки в Мидделбурге, мне довелось в качестве дополнительных обязанностей убирать в части офицерскую столовую. Я был поражен: люди всего на год старше меня имели всю эту роскошь! Их обслуживали официанты и обращались с ними как с королями! В те годы кандидаты в младшие командиры отбирались на первом году строевой службы для прохождения соответствующих курсов в пехотном училище и становились в последующем капралами или лейтенантами, после чего, на втором году службы их направляли в пехотные подразделения в качестве командиров отделений и взводов.

В марте 1978 года меня, тогда еще застенчивого и немного растерянного девятнадцатилетнего парня, перевели в пехотное училище в городе Оудтсхурн. Учиться в училище было нелегко, но само обучение мне очень нравилось, особенно когда наш взвод жил на полевом выходе в вельде и инструкторы, казалось, немного смягчали свой подход. Хрустящие, ледяные утра зимой, когда на Свартберге25 лежал снег, пробуждали у каждого лучшие качества, и вскоре наш взвод превратился в единую сплоченную команду.

За тот год в Оудтсхурне я многое узнал о себе, особенно о своих сильных и слабых сторонах. Я понял, что, по сравнению с большинством молодых военнослужащих, окружавших меня, я начинал хорошо работать, когда оказывался в стрессовых условиях и мне становилось по-настоящему тяжело. Я научился держать язык за зубами и внутренне смеяться над тем, как инструкторы создают искусственный прессинг, чтобы проверить нас.

Ближе к концу года наступило время для страшного «Vasbyt-5», — марш-броска с последующей серией испытаний, проводившегося через горный массив Свартберг на протяжении пяти дней. Он был предназначен для проверки нашей выносливости и был довольно жестким. На второй вечер марша вся рота собралась вместе и организовала ночёвку в сосновом лесу, где нам показали новый вербовочный фильм о РЕККЕ под названием Durf en Daad.26 Меня зацепило. В тот вечер я поставил перед собой конечную и на этот раз уже осмысленную цель — попасть в спецназ.

Вечером третьего дня, когда мы поднимались на вершину высоко в горах, начался снегопад. Инструкторы заволновались, потому что у нас не было снаряжения для выживания при отрицательных температурах ночью, поэтому они собрали все взводы и перевезли нас на грузовиках в Ди-Хель, отдаленную и уединенную долину в горном массиве Свартберг.

На последний день марша все были изрядно вымотаны. Никто больше не хотел нести «Брен»27 и коротковолновую радиостанцию. На одном из привалов в тот последний вечер парень, тащивший пулемет, просто оставил его, даже не потрудившись кому-либо передать. Крепкий фермерский парень из моего отделения просто посмотрел на меня, поднял рацию, которую он нес, и произнес:

— Tough shit, Jakes, jy wil mos Recces toe gaan,28— и стал пробираться дальше.

Вдвоем мы по очереди несли «Брен» и радиостанцию всю ту ночь до конечного пункта назначения — фермерского дома в красивой долине глубоко в горах. Поздно вечером, когда мы шли в темноте вдоль деревьев,