Лицом к лицу - Александр Лебеденко

К 1905 году через Докукино из Лифляндии шли картельные казачьи отряды.

Офицеры стояли в усадьбе, а казаки — по лучшим докукинским домам. До утра прыскала гармонь, и у речки смеялись и визжали солдатки. Помещик сказал командиру, что и здесь, на деревне, завелись бунтари, надо бы пару человек слегка попороть. Есаул ответил, что розги, как масло, кашу не портят. Управляющий назвал кузнеца Семена Соломко, который вывесил было у дороги красный флаг, и батрака Демида Рыбакина, который похвалялся зажечь помещичье гумно.

На следующий день, перед уходом сотни, у церкви пороли обоих…

Алеша с мальчатами смотрел, как уходит сотня. Нравились гнедые кони, красные лампасы. А один казак коршуном взглянул с седла на Алексея и Ваську Задорина. Чуб у него на четверть в сторону и глаза пьяные, словно сам он порол сейчас; повернулся в седле и цыкнул:

— Ну, вы, трепачи, чего зенки выпятили?

Алексей и Васька попятились. Казак хлестнул нагайкой по воздуху, а потом по коню.

— Зазря коня лупцуешь, — сказал неодобрительно Васька Задорин.

— Чего? — взревел всадник. — Ах ты, байстрюк бесштанный!

Конь прянул на ребят. Ребята — в бег, перескочили канаву и пошли вдоль забора. Атаманец успел смазать нагайкой Алексея. Конец больно хлестнул и рассек ухо. В слезах и крови пришел Алексей к Ульяне. Она промыла ему ухо и залепила ранку сперва паутиной от икон, потом хлебом. Знак от нагайки остался у Алексея на всю жизнь.

Давно уже ушел в город восемнадцатилетний брат Федор, а накануне пятого года приезжая барыня забрала Настю. Федор Черных-младший отличался энергией, непокорным нравом и унаследованным от предков умением обращаться с топором и несложным столярным и другим инструментом. Говорили о нем, что у него золотые руки. Он верил в свою удачу, был весел и смел. Он шел на станцию той дорогой, какой уходили из Докукина все голодные рты.

В доме после ухода двоих стало тише, хлеба было больше, и Алексей стал бегать в школу. О Федоре было слышно, что в городе он устроился на большой завод, женился на дочери мастера и сам метит в мастера. Говорили еще, что один сын мастера был убит 9 января перед царским дворцом, а другого угнали далеко на север, где не бывает лета и люди весь год ходят в шубах и ездят на узких гонких санях, а вместо лошадей у них олени или собаки.

В школе молодая, только окончившая восьмой класс учительница закручивала тугую косу вокруг головы, ходила, наклонясь вперед, как ходят птицы, которым нужно разбежаться перед взлетом, говорила южным говорком, потому что родом была из Полтавской губернии. Хорошо было смотреть в ее смуглое лицо с яркими глазами. Она была ласкова и всякому успеху ребят радовалась шумно, вслух выхваляла успевавшего, говорила о нем с попечителем. После занятий она беседовала с ребятами о семье, о нуждах. Она знала всю деревню, примечая все местные отношения с такой практической сметкой, что можно было подумать, будто пришла сюда не со школьной скамьи, а прожила уже долгую, нелегкую жизнь.

Мария Александровна Званцева полюбила Алексея. Еще на школьной скамье она решила, что полюбит такого вихрастого, необыкновенно способного паренька и «сделает из него человека». Она расчесывала его непокорные и нечистые кудри. Уводила в свою комнату, отмывала замурзанную мордочку, подводила к крохотному зеркалу и говорила:

— Смотри, какой ты теперь красавец!

Алексей довольно фыркал, вырывался и убегал.

Она часто звала его к доске, любила быстрые ответы с места, веселые и радостные, гордые первыми знаниями. Прощала ему шалости за то, что он не лукавил, умел отстаивать себя и никогда не жаловался на обидчиков.

Когда кто-нибудь из мальчиков ленился, она страстно нападала на него, потому что сама верила во всепобеждающую силу образования. Она рассказывала Алексею биографии Ломоносова, Тропинина и Горького. Алексей слушал молча, посапывал носом. Мария Александровна внезапно замолкала. Значит, мальчика не зажигают ее речи. Но на самом деле это было не так. Где-то в глубине Алексеева сознания поселилась маленькая огненная неугасимая точка. Она разгоралась и томила всякий раз, когда рядом проходила чья-нибудь более яркая, более благополучная, более удалая жизнь. Этот огонек остался навсегда следом мало продуманных, но горячих речей Марии Александровны.

Над кроватью учительницы висели портреты дядьки в барашковой шапке с опущенными по-казацки усами, босого старика с руками за веревочным поясом и еще молодого парня в высоких сапогах, в вышитой косоворотке, с длинными, раскинутыми на две стороны волосами. Однажды, перебив какой-то рассказ, Алексей спросил ее, кто эти дяденьки.

Мария Александровна ответила, став серьезной, что эти люди написали замечательные книги, и еще прибавила, что книги эти тем хороши, что учат людей, как жить, как стать сильными, честными, смелыми.

Те книги, которые Алексей читал, такому не учили. В законе божьем и в Евангелии учили быть смиренным и послушным. В некоторых книгах рассказывалось о героях, о зверях, об индейцах. Были книги о царях и преступниках. Но книг, которые учили бы, как жить, как стать богатым и сильным, не было. Он решил, что есть особые книги, вероятно толстые, тяжелые, которые не всем дают. В них написано, как нужно жить хорошо. Не так, как живут в доме Федора Черных, или у Бодровых, или в доме пьяницы Задорина, а как живут доктор, батюшка или учитель, как живут в усадьбе, где так много больших крепко запрятанных книг. Домыслами своими поделился Алексей только с Васькой Задориным. Вдвоем они бегали с выселок в школу и в слякоть, и в метель, вместе катались на коньках и заступались друг за друга. Васька к тайной силе хорошо переплетенных книг отнесся скептически, сказал, что у отца его есть тоже толстая книжка и отец рвет ее на цигарки, а есть еще молитвенник, лежит за иконами и скоро весь рассыплется.

Алексей не спорил, но про себя решил, что до настоящих книг он доберется, все узнает и обязательно станет умным и образованным человеком.

На третий год приехало в школу начальство. Мария Александровна вывела лучших учеников, в том числе и Алексея. Ему она еще накануне сказала:

— Ну, Алеша, может быть, завтра твоя судьба решится…

Алексей провел первую в своей жизни бессонную ночь. Ему все казалось — уже утро, и он будил мать. Взглянув в окно, она поворачивалась, зевая, и засыпала опять.

— Ему бы дальше учиться надо, — сказала Мария Александровна инспектору. — Способности большие, и охота есть…

Инспектор осмотрел с ног до головы Алексея, остановил тяжелый взгляд на разбитых башмачках — только для школы, дома Алексей бегал в лаптях, — на подвязанных тряпичной тесемкой штанишках и сказал:

— А средств у родителей хватит?

— Какие средства… — тихо сказала Мария Александровна. — На казенный счет только…

— Всем не поможешь, — философски заметило начальство и, улыбнувшись, прибавило: — Сердце у вас, барышня, доброе… А вселять несбыточные надежды не советую… Не стоит. Благодарности не получите, и будет не польза, а огорчение.

— Бывают случаи… если стоит того… — упорствовала девушка. Бархатные глаза ее стали блестящими.

Инспектор ничего не сказал, подал руку Марии Александровне и ушел.

Мария Александровна подошла к Алексею, погладила его по голове. Чувствовал Алексей, как пальцы учительницы вздрагивали. В беседе Марии Александровны с начальством он не все понял, но знал: учительница за него, а инспектор против.

— Будешь учиться — устроим, — шептала Мария Александровна.

Алексей смотрел ей в глаза и ждал чего-то.

Не могло так случиться, чтобы все оборвалось: учение, мечты, будущая сила… Сжималась детская душа, предчувствуя встречный ветер жизни. И первое упрямство, которому суждено повторяться, расти и крепнуть, как покатившемуся с горы кому снега, зародилось в Алексее. Инспектора этого он не видел больше никогда в жизни, но детская, горячая ненависть соединилась с его образом навсегда.

Учиться не пришлось. Алексея взяли из школы еще до конца третьего года.

Дела старого Черныха с отъездом Федора и Насти улучшились не надолго. Вслед за Ильей появился на свет Никанор. Федор присылал пятерку к праздникам и письмо. А на деревне враг наступал, хватал за глотку. Враг этот был — всесильный в Докукине владелец двухэтажного дома, лавки и мельницы, брат барской «подложницы» Христины — Филипп Косогов.

Христина все, что доставалось ей в барском доме, несла в семью. В семью принесла она и ненависть к Ульяне Бодровой и всем ее родственникам. По рассказам Христины выходило, что вдвое больше было бы у них добра, если бы не Ульяна и ее ублюдок. Жила Ульяна с мужем нищенски, но Косоговым казалось, будто Ульяна таится, прикидывается скромницей, а потом барин закапризничает, вскинется она рыбой щукой — все и пойдет ее щенку, Андрюшке.