Чистое небо - Роман Куликов

...Я поморщился и принялся давиться докторской-помоечной. Тот еще деликатес. Чав-чав, а сам не забываю краем глаза коситься на наглую ворону, усевшуюся на ограду детского сада. С этими друзьями надо держать ухо востро. Того и гляди стащит мой сегодняшний завтрак.

«Кар!» Я все-таки вздрогнул. Надо же. Испугала. Что-то я тоже дерганый стал в последнее время. «Тоже» потому, что все вокруг какие-то нервные. Я имею в виду людей. От них так и прет безотчетным страхом. Мы, собаки, это очень хорошо чувствуем.

Впрочем, чего-то меня занесло. Это школа Сергеича сказывается. Он у меня военным был, все по горячим точкам мотался, вот из меня, щенка немецкой овчарки, тоже военного пса пытался сделать. Ох и замучил же он меня. То сквозь тлеющие головешки прыгаю, то какого-нибудь бугая за воротник ватника тащу, то кросс километров «...цать», то лазанье по болотам и оврагам. Зато интересно. Один раз вместе с ним с парашютом прыгали. А бывало как засадит над ухом пару обойм из «Сайги». Вот и странно, что я этого «Кар!» испугался. Не хватало еще от каждого хлопка дверью подъезда шарахаться. Все это от напряжения, которое так и витает в воздухе.

– Ну что, пернатая, обломись! – Я облизнулся и почапал в сторону спального района. Там раньше сердобольные старушки попадались, с кусочками булочек и пирожков в ассортименте.

Ага. Обломись и ты, старина Гектор. Вон одну из старушенций сынок в джипешник запихивает. Остальных и след простыл. Тут не то что псины – голуби с воробьями с утра не кормлены. А колбаска-то без остановки куда-то в глубины живота провалилась, словно и не было ее.

Эх, и вымахал я здоровенный на свою беду! Лапы брюхо не прокормят. Ну ладно, будем считать, что позавтракали, теперь кофе (шучу) и газета. А поскольку читать я не умею, газету мне заменяет телевизор. Вон из окна первого этажа девятиэтажки бухтит.

Послушаем.

«...напряженность не ослабевает. По мнению специалистов, ситуация с каждым днем будет только ухудшаться. Процесс может принять необратимый характер, и, несмотря на все меры, предпринимаемые мировым сообществом...»

Что-то говорит эта дикторша с надрывом. Я бы даже сказал – истерит. Знать бы еще, в чем тут дело. Последний раз регулярно смотреть телевизор я имел возможность у Сергеича. Бегу к овощной базе. Может, хоть капустки там погрызть удастся или крысятинки отведать, на худой конец. (Вот докатился!)

Хрена с два. Погрыз! И здесь все вверх дном. Фуры так и шныряют туда-сюда. Не подойдешь. Крысы, конечно, все по щелям. Остатки капусты и картошки втоптаны в грязь. Не задался денек.

Соображай, Гек, соображай! Дело близится к закату, а у тебя во рту с утра ни бутерброда, ни куриной ножки не было.

Так! На вокзал бесполезно. Там Джиму, знакомому бульдогу, вчера чуть лапы не оторвали. На мясокомбинате, думаю, сейчас та же фигня, что и на овощебазе. Да там и в обычное время делать было нечего. Разве что пару рваных ран от тамошних местных «волчар подзаборных» получить.

Вот надо же. Ведь и у собак все как у людей: крыша, разборки, территория.

Хлебозавод – ерунда. Только белый весь оттуда выйдешь, и никакого удовольствия от той кислятины, которой там воняет, нет. Потом три дня кишки от сырого теста крутить будет. Плавали – знаем!

Что? Опять помойка – наш друг? А ведь еще место для ночлега найти нужно. Егорыч, сторож гаражного кооператива, как запил после начала всей этой людской суматохи, так и заперся у себя в подвальчике. Теперь вот и ныкайся по коллекторам и подворотням. А ведь не месяц май!

– Чу! Что это? Никак с какой-то псины шкуру с живой снимают? Ну и вой! Ах нет. Это у меня в животе завыло. Это ж надо так собаку напугать! Я и так всю ночь не спал, ворочался. Видно, мне людская нервозность передалась. Нутром чувствую, что-то недоброе случится.

Ладно, это все эмоции. Надо пожрать чего-то раздобыть. Лапы в лапы, и вперед, на промысел. Я вот у супермаркета давно не был. Авось хоть там свезет. Побежал.

Возле супермаркета царило все то же безрадостное оживление, что и на других бывших точках объедаловки. Но здесь хоть можно было подползти к кустам акации, разросшимся у заднего входа, и понаблюдать, не рискуя попасть под колеса грузовика или под руку подвыпившего грузчика.

Ага, вон мужик, несший тяжеленную коробку, спотыкнулся, и на асфальт покатились кругляши собачьего счастья – копченые охотничьи колбаски.

Но нет, не подойти. К раздолбаю уже спешит бригадир-начальник. Это просто пытка какая-то. Вон она, жратва! Только лапу протяни.

Терпение, мой друг, терпение! Будет и на твоей улице праздник. Главное – не упустить момент.

Ах, какая волна аппетитного мясного духа прет из-за приоткрытой двери заднего входа! Аж челюсти сводит!

Так-так. Что это у нас там? Перекур? Ну, травитесь, братцы, травитесь, а мы пока ползком, ползком, ушки прижали, нос по ветру, хвост по асфальту, и шмыг в дверной проем. Вот оно! Глаза разбегаются. Главное – держать себя в лапах и не заскулить от переполняющих собачью душу эмоций.

Схватил упаковку импортных котлет. Нет, не то. Замороженная дрянь, да и мало! Ага, вот коробка спресcованных ножек дядюшки Буша. Потянем. Нет, не утянуть! Что же, что же?

Колбаса, она, родимая! Вон тот гигантский батон будет в самый раз. И лежит удобно, и унести смогу. Только бы выбраться незамеченным, и миссию можно считать завершенной.

– Стой, сука, стой! Держи, ребята, собаку, держи, а то колбасу унесет!

Ага, держи, держи. Держи карман шире. Во-первых, кобель, а не сука, а во-вторых, уже унес. Лопухи! Куда им со мной наперегонки. Я в свое время и от патруля на «уазике» сумел оторваться, и от химеры ноги унес. Эх, жаль, Сергеичу это не удалось.

Щас завою, как тошно от таких воспоминаний сделалось. Даже есть что-то расхотелось. Вот он, батон колбасы передо мной в травке лежит, а в желудке спазмы, и слезы на глаза наворачиваются.

Сергеич тогда чуть-чуть не успел. До кордона было лапой подать. Химеры по тем местам раньше и не ходили, а тут за нами увязались сразу две. Они-то свое от сталкеров получили, а вот Сергеича до больницы не довезли.

Уф!

Он ведь всегда такой осторожный, но и на старуху, как известно, бывает проруха.

Вот сижу и грызу ставшую сразу какой-то невкусной колбасу, и ощущение сытости уже не радует.

Кто мне теперь скажет: «Держи хвост пистолетом»?

Оставлю-ка я недоеденный батон на завтра. Кто его знает, когда еще, как и где мне удастся подобным образом отовариться? А теперь морду на передние лапы и спать.

Ух! Опять меня разбудили ни свет ни заря. Только на этот раз не проделки собственного желудка, а вон тот хрипатый матюгальник, что висит над головой. Удачное выбрал место для ночлега, называется.

Что он там бубнит?

«Возможен выброс».

Выброс. Помню, помню. Попали мы как-то с Сергеичем под Выброс. Самым краешком зацепило. Хорошо еще, под железобетонную станину успели залезть. Ох и плющило меня тогда! Глаза в точку, язык на боку, а по шкуре будто кто гребешком стальным прошелся. Только вижу, бледное пятно вместо лица Сергеича куда-то в сторону уплывает, и стон с его стороны. Еле оклемались, в общем. Пронесло. Не в прямом смысле то есть. В прямом тогда нас обоих наизнанку вывернуло, а в глазах еще часа два зайчики совсем несъедобные прыгали.

Выброс, значит. Значит, скоро Зона и здесь будет. То-то люди с ума посходили. Вон на дороге пыль столбом и автобусы, автобусы, машины. Драпают. А о нас, о братьях своих меньших, забыли? Нет, не забыли. Гляжу, одна дамочка кота своего под мышкой тащит, а пацан клетку с попугаем из рук не выпускает. Повезло им, домашним. Опять повезло.

А мне-то что делать? Драпать за ними? И до каких пор? А потом, так меня там и ждут, в чужом городе со своими местными псами и толпой неустроенных людей. Им скоро и самим там есть будет нечего.

Но вообще надо делать лапы из города. Если уж Зона идет сюда, знать, судьба моя такая – в ней жить. Только отправлюсь-ка я ей навстречу. Ход конем, так сказать. Здрасте, вы нас не ждали?

А что? Первое время перекантуюсь у Сидоровича. Он мужик добрый. Всегда меня чем-нибудь угощал, когда мы с Сергеичем к нему с хабаром заходили.

Кстати, о хабаре... Чего-то в моей головенке между ушами еще есть. Какая-то смутная мысль шевельнулась. Какая, еще не знаю, но мохнатой попой чувствую, что-то дельное, с поесть-покушать связанное.

Ну вперед! Надо только между теми двумя «КамаЗАми» прошмыгнуть и налево к речке. По мосту теперь не пройти, а там переплыть – раз плюнуть. Отряхнулся и пошел.

Вот она, первая. Я их за версту чую. Эта «жаркой» называется. Ух как дыхнуло жаром. «Жарка» и есть. Не всякий человек ее почувствует. Сергеич чувствовал, но все равно целиком на меня полагался. Он меня на это дело и натаскивал. Я его напарником был.

Вот и загордился. Не к добру. Зона, она горделивых быстро на место ставит. А с другой стороны, почему бы перед самим собой не повыкобениться. Не всякая псина на такое способна. Об этих слепых и псевдопсах я не говорю. Тупой, еще тупее. Об обычных речь. Вот чернобыльский пес это да! Он любому человеку сто очков вперед даст! Умная скотина. Боюсь я их. А слепые и псевдо, что? Несешься от целой стаи бывало, уводишь их от хозяина, значит, р-р-раз между двумя «мясорубками», и полетели клочки по закоулочкам. Тупизна. И снорки недалеко ушли. Даром что бывшие люди. С кровососами сложнее. Кровосос – он, конечно, тоже не отличается умом и сообразительностью, зато инстинкты у него о-го-го! Не дай бог такому на завтрак попасться! Высосет по самые... и как звать, не спросит.