Инспектор Вест и дорожные катастрофы - Джон Кризи

— Нет, я ничего не слышал. Я сию минуту пришел.

У него создалось странное впечатление, будто бы они не знают, как ему преподнести новость. Даже Слоун, его старейший друг, который работал под его руководством множество лет, вроде бы тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Ридону явно не нравилось то, что он должен был сообщить. Его темно-карие глаза были очень выразительными.

— Что, аппеляция Ньюмана? — нетерпеливо спросил Роджер, — они же гарантировали…

— Это П.К., — сказал Ридон, — тромб коронарных сосудов вчера вечером и дело дрянь, как утверждают врачи, — едва ли протянет.

— Ох! — только и вымолвил Роджер. — Ох! — Теперь ему было ясно их состояние. Медленно вытащил он из кармана сигареты, закурил, внимательно глядя на приятелей, понимая, почему им так не хотелось сообщать ему печальную новость. Он глубоко затянулся и спросил:

— Где он? — Ему было нужно что-то сказать, потому что в конечном итоге было безразлично, где именно лежит при смерти сэр Гай Чартворд, помощник комиссара криминального департамента.

— Вестминстерский госпиталь, — ответил Ридон.

— Когда поступили последние сведения?

— Только что говорил Нортлэндон, ну, а перед тем он разговаривал с секретарем.

— Ох! — Роджер снова затянулся.

Он вроде бы подключился к их группе, являясь одним из них, но в то же время у него было особое положение. Ему ничего не стоило посмотреть из окна на большой двор, раскинувшийся внизу, или на другие окна здания Департамента криминальных расследований, представить в одном из них Чартворда… Большой толстый человек, уступавший только Эдди Дэю по величине живота, со здоровым обветренным лицом и яркими голубыми глазами, венчиком седых волос и огромной лысиной, которая блестела, как начищенный самовар. Таков был Чартворд, внешне напоминающий фермера, который мог быть придирчивым, чертовски недоверчивым, но был самым популярным помощником комиссара во всем Департаменте.

«Приятель каждого полицейского» — однажды сказал про него какой-то остряк и был очень близок к истине.

Друг Роджера Веста.

В Департаменте не было ни одного человека, который не считал бы это само собой разумеющимся. Поэтому и понятно, что известие о болезни П.К. сильнее всего подействовало на Роджера. Они с Чартвордом «видели» проблемы почти одинаково. Только вчера вечером они обсуждали вместе вот в этой самой комнате, когда сюда заглянул Чартворд сообщить Роджеру, что ему до сих пор не звонили из аппеляционного суда о последнем прошении осужденного убийцы о помиловании.

Убийца, молодой парень Ньюман, был уличен в убийстве собственной тетки. Запутанное дело, трудное, если не сказать безнадежное, над которым они с Чартвордом бились в течение многих недель.

— Секретарь собирается рассылать бюллетени по мере их поступления, — прервал его невеселые думы Ридон.

Иными словами, Роджер лично ничем не может помочь. Вряд ли требовалось об этом говорить. Он вынул недокуренную папиросу изо рта и швырнул в еле теплящееся пламя камина. Несколько кусков угля раскалились докрасна.

Снаружи светило яркое мартовское солнышко, но в помещении было промозгло.

— Кортланд хочет поговорить с тобой после того, как ты просмотришь бумаги у себя на столе, — добавил Ридон.

— Благодарю. А вообще, что за ночь была сегодня? — Роджер двинулся к своему столу, стоящему в самом дальнем от дверей углу. Он был ярко-желтого цвета, по заднему краю стояло четыре ящика с надписью: «поступившие», «изъятые», «текущие» и «законченные». Перед столом стоял вертящийся стул.

Сзади на стене было темное пятно в том месте, где его касался стул Роджера, когда тот его отодвигал, садясь за стол или вылезая из-за него.

— Так себе, — ответил Билл Слоун, стол которого стоял подле стола Роджера. Другие тоже принялись за работу, в этой комнате не привыкли попусту тратить время. — Сегодня в Лигейте случилось мерзкое дело. Думаю, Кортлэнд по этому поводу и хочет тебя видеть.

Роджер вяло переспросил:

— Мерзкое дело? — и сел на место.

Все было бы не так плохо, если бы не говорили, что положение Чартворда безнадежное. С этим было трудно примириться. Если бы Чартворда не было вчера вечером в этой самой комнате после того, как все остальные уже разошлись, и они откровенно не обменялись бы мнениями о кассационном суде, тоже было бы легче. Но, как бы скверно ни было на душе, все равно надо приниматься за текущие дела, работать над старыми, что-то начинать, что-то заканчивать.

Случилось так, что на столе у Роджера поубавилось бумаг. За последние несколько дней некоторые папки попали в ящик «законченных дел», превратившись теперь в материал для воспоминаний и «архивные документы».

Роджер посмотрел на дела, ожидавшие решения, отложил две папки в сторону — надо обсудить с начальством. Потом углубился в чтение рапорта из Лигейтского участка. Это был неглупый, даже толковый рапорт, написанный кратко и толково.

Пожилая, всеми уважаемая жительница Лигейта, вчера вечером подверглась зверскому нападению в собственном доме вблизи Лигейтской Вересковой пустоши.

Она все еще находилась без сознания. По-видимому, мотивом явилось ограбление, потому что комната, в которой ее нашли, была перерыта сверху до низу.

Но в деле имеются и кое-какие странности. На рапорте Кортланд написал: «Зайдите ко мне, ладно?» По правилам, по такому вопросу Кортланд пошел бы к П.К, а тот послал бы за Роджером. А теперь Кортланд оказался на месте старины Чартворда, дай бог, чтобы временно.

Роджер протянул руку к телефону.

— Старшего офицера Кортланда, пожалуйста.

— Да, сэр, — и тотчас же: — соединено.

— Благодарю. Доброе утро. Говорит Вест. Да, я могу прийти немедленно. — Он тут же положил на место трубку, загасил папиросу и мысленно отметил, что это уже третья с того момента, как он сел за стол. Три — менее чем за полчаса.

Он поднялся, взял в руки папку по Лигейтскому делу. В кабинете находился один Эдди Дэй, занятый у стола какими-то бумагами, которые он разглядывал через лупу.

Эдди считался самым лучшим в Ярде, может быть, и в целом мире, экспертом по подделкам. У него была непоколебимая вера в могущество и эффективность исследований с увеличительным стеклом. Действительно, в девяти случаях из десяти оно помогало ему находить желаемый ответ.

Роджер вышел.

Известие о Чартворде совершенно выбило его из колеи. А это никуда не годилось. Он заставил себя сосредоточиться на Лигейтском деле. Один момент его действительно интересовал: имя пострадавшей — «советника миссис Китт». Оно было ему знакомо. Более того, у него было такое чувство, что только вчера утром он натыкался на него в связи с каким-то вопросом, но сейчас никак не мог припомнить. «Советник, миссис Китт…»

Миссис Китт, мировой судья!

Ага, вот оно что!

Его сбивала незнакомая часть — слово «Советник». Просто «миссис Китт, М.С.» — звучало привычно.

Она всегда придерживалась противоположного мнения, чем все остальные должностные лица в вопросе о мотористах, где бы им ни появлялась возможность высказаться. Порой она жадно цеплялась за каждую ошибку полиции и даже впадала в крайности в своих обвинениях, защищая водителей.

Легко было припомнить некоторые из ее излюбленных выражений, частенько цитируемых лондонскими вечерними газетами, а иногда просачивающихся и в солидные утренние издания.

— По временам мне кажется, что простому полицейскому больше нечего делать, как прятаться по темным закоулкам, так, чтобы подстеречь несчастного водителя, который оставил свою машину в неположенном месте… — частенько говорила она, а заголовки кричали: «М.С. говорит, что полиция прячется по темным закоулкам…»

Или же она говорила: «Почему всегда водителя обвиняют в несчастных случаях? Половина из них происходит по вине пешеходов или безрассудству велосипедистов»… В вольном переводе газетчиков это звучало: «Велосипедисты страдают отсутствием рассудка» — говорит М.С.…

Она была не единственным мировым судьей, с независимыми взглядами и злым языком, и Роджеру на ум не приходило никакого скандала, связанного с ее именем. Это говорило о том, что она никогда слишком далеко не заходила, чтобы игнорировать, например, резонные возражения местной полиции.

Старшим офицером Лигейта был старина Джем Конноли, которому оставалось всего несколько лет до пенсии, один из опытнейших работников. Пожалуй, в душе Конноли даже любил эту неугомонную особу.

Роджер постучал в кабинет Кортланда.

Когда-то Кортланд был одним из самых непопулярных людей в Ярде, но за последние годы он немного вылез из своей раковины, так что уважение к нему возросло, хотя по-настоящему он никому не нравился. Массивный, с угрюмым бледным лицом, необщительный, лишенный чувства юмора, он занимал этот кабинет вместе с другими — работал старшим инспектором, который в данный момент уехал из Лондона по делам.