Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Елена Арсеньева

— Спасибо, и вам таке ж, — обиделась «дама» и принялась протискиваться к другому продавцу.

Алёна, еле сдерживая смех, только собралась записать этот расчудесный диалог, как продавец вдруг радостно воскликнул:

— Алик! Лех к ебенемать! Или это ты?! А я уже горько плакал: кто-то говорил, что тебе последний туш сыграли…

— Назови еще раз меня Аликом, и последний туш сыграют тебе, — раздался в ответ насмешливый голос, и высокий человек в элегантном льняном костюме соломенно-желтого цвета приподнял элегантную, в тон костюму, шляпу. — Привет, Жёра. А все здесь коммерцуешь?

— Да шё, — отмахнулся человек, которого, как не без труда догадалась Алёна, звали все-таки Жора. — А тебе колокола еще не звонят?

— Ты какие именно колокола имеешь в виду? — насторожился человек в шляпе.

— Свадебные, чудак, а ты шё подумал?

— Пока еще нет, не звонят, хотя вчера я думал, что уже скоро… — вздохнул Алик. — Сорвалась такая сделка! Бред какой-то. Просто, можно сказать, бутерброд с икрой изо рта вынули. Но ладно, скажи лучше, как дела?

— Как видишь, — печально показал Жора на почти полный лоток. — Никак. И кто скажет, что я торчу здесь с утра неотлучно, как тот шкиля в витрине магазина «Учебные пособия» на Успенской, угол Канатной?

— Не идет торговля?

— Торговля гавкнулась, — вздохнул Жора. — Вчера девятьсот кило бичок ушел просто так, из самых рук. Вот встал на эту клубнику… а чем тут жить? Между нами, своими, — сущий дрэк! И самое обидное, ты знаешь, шё?

— Шё? — спросил Алик, и Алёне показалось, что он еле сдерживает смех.

— Самое обидное, что на мозоль с этим бичком мне наступил гнусавый Додя.

— Додя? — резко повторил Алик. — А он каким левым боком к рибе прижался?

— Ты сам сказал, что левым, — хмыкнул Жора. — У него же десять рук, как у того паука, и все гребут к себе.

— У паука нет рук, у него лапы, да и тех восемь, — поправил Алик.

— Ничего, он не обидится, — отмахнулся Жора.

— Додя ж вроде никогда торговлей не пачкался, — озадаченно проговорил Алик. — Лучше украдет, чем заработает.

— Так он у меня и украл, скажешь, нет? — пожал плечами Жора. — А ты на свиданку, что ли, идешь? Чего это вырядился, как матка боска?

Алёна просто не верила своему счастью. Это же словесный остров сокровищ, лингвистический Клондайк! Она пришла в такой восторг, что слушала и млела, ничего не записывая, только перекладывала орудия писательского труда из руки в руку.

— Девушка, вы тут в засаде или шё? — раздался возмущенный женский голос, и Алёна растерянно оглянулась. Оказывается, она стояла около прилавка, заваленного горами помидоров, огурцов, зелени, причем перекрывала подход к прилавку всем покупателям. Неудивительно, что рыжеволосая продавщица возмутилась. — Я думала, она выбирает помидорку, а у нее уши на ширине плеч!

Бритая голова на бычьей шее повернулась, маленькие темные глазки кольнули Алёну, а потом Жора что-то сказал своему собеседнику, и обладатель соломенно-желтого костюма исчез с такой же скоростью, как если бы он был песчинкой, которую сдуло ветром.

— Какую ерунду вы говорите! — пробормотала Алёна, думая, что надо ничего не забыть из услышанного, а еще записать про уши на ширине плеч. — Я просто ждала, когда этот… э-э… господин, — она подбородком указала на Жору, — освободится. Я… хотела купить клубнику.

— Сколько надо? — спросил Жора, поглядывая подозрительно. — Килý? Две? Пять?

«Килý», — мысленно повторила Алёна, шёбы… то есть, извините, чтобы не забыть, и покачала головой:

— Нет-нет, полкилограмма вполне достаточно.

— Полки́ло! — с презрением воскликнул Жора, забирая ягоду «сахарным» совком. — Только рукавами трясти. Ну ладно, с вас десять гривен.

Тридцать рублей за полкилограмма клубники? Неплохо, в Нижнем Горьком это стоило бы от семидесяти пяти до ста. Ну, за такую мелочь, может, спросили бы шестьдесят, но все равно — выгодная покупка. И еще словарный запас пополнен! Теперь поскорей все записать, чтобы не забыть.

— Эй, а моя помидорка? — возмутилась рыжая продавщица. — Бери «микадо», самая вкусная. Купишь к ней еще брынзы или скумбрийки копченой — ум отъешь.

— А почем они? — спросила Алёна, разглядывая тугие ярко-розовые помидоры, напоминающие формой всем известное «бычье сердце», но маленькие, аккуратненькие. В них и впрямь было что-то неуловимо-японское.

— Тридцать! — безапелляционно заявила продавщица, но Алёна училась быстро:

— А купить?

Продавщица усмехнулась:

— Ну, двадцать пять…

Алёна заплатила и пошла поскорей куда-нибудь в укромное место, чтобы поставить пакеты и записать одесские перлы, пока те не вылетели из ее довольно-таки дырявой памяти.

Укромное место не попадалось, зато в его поисках Алёна забрела в молочный павильон, где сначала долго собирала в кучку опять разбежавшиеся глаза, а потом, напробовавшись до умопомрачения, купила малосольной козьей брынзы… выражение «ум отъешь» подходило к ней как нельзя лучше!

Еще ужасно хотелось пойти купить копченой скумбрии и кровяной колбасы, но, ребята, от таких блюд скоро ни в одно танговское платье не влезешь, а они и так сидели на нашей героине в самую облипочку.

«Может быть, завтра, — сказала себе Алёна твердо. — Или послезавтра. Зачем запасаться впрок, когда в Одессе все всегда свежее?»

Наконец в самом конце огромного павильона она нашла пустой прилавок, сгрузила на него покупки и поспешно выхватила блокнот.

Так… «сколько денег», «а купить», «и вам таке ж», «лех к ебенемать» — о смысле легко догадаться, «шкиля» — пожалуй, это означает скелет, «бичок», «риба», «каким левым боком к рибе прижался», «вырядился, как матка боска»… Все? Нет, было еще какое-то слово… «дрэк»! Жора говорил о клубнике, что она — сущий дрэк. Сахар? Мед?

— Извините, — обратилась она к побитому временем дядькý, который тосковал над горой непроданной брынзы, жмуря свои заплывшие «после вчерашнего» карие очи. — Вы здешний, из Одессы?

— А шё? — лениво повел дядькó некогда соболиной, а теперь изрядно облезлой бровью.

— Понимаете, я писательница, записываю местные слова и выражения… Меня интересует слово «дрэк». Что оно значит?

Дядькó раскрыл глаза, посмотрел на Алёну, потом вдруг покраснел.

— А вы с мене не смеетесь? — спросил недоверчиво.

— Честное благородное слово! — торжественно отчеканила Алёна, вспомнив любимые книжки детства. — Святой истинный крест!

— Эге ж… — снова прижмурился дядькó. — Тады вон шё, дамочка… ви сейчас, как стояли, идите отсюда во-он туда, — он указал тощей десницей направление. — Тама будет обчественный сортир. Зайдите в кабинку, заприте дверку, посидите хорошенько, подумайте… и скоро будет вам дрэк, если у вас запору нету.

— Что? — пролепетала Алёна, не веря ушам.

— А вот то! — взревел дядько. — Ходит тут, измывается над добрыми людями! Дрэк ей покажи! Посмотри на дюка с люка, ясно?

Вокруг захохотали. Алёна схватила сумки, блокнот и кинулась в ближайшую дверь на улицу.

Ее трясло не то от возмущения, не то от смеха. С другой стороны, Жёра был весьма самокритичен, подумала она, заглянув в пакет с клубникой. Сущее… в смысле, сущий этот самый дрэк. И место ему именно там, куда Алёне советовал пойти волоокий дядькó. Впрочем, сойдет и ближайшая урна. И очень кстати рядом продают отличную черешню по смешной и веселой цене. Но теперь, прежде чем покупать, Алёна попробовала ягоду и осталась вполне довольна.

Однако лингвистический задор все еще не оставлял ее, к тому же она ведь была Дева по знаку зодиака, а значит, во что бы то ни стало должна была докопаться до сути дела. Посмотри на дюка с люка? Дюк — это герцог Ришелье, основатель Одессы, наверное, имеется в виду его памятник, а с какого люка на него надо смотреть и зачем?.. И, расплачиваясь за черешню, Алёна осторожно спросила:

— Вы меня извините, я писательница, собираю всякие интересные одесские выражения… Я тут слышала одну фразу, но не понимаю ее значения. «Посмотри на дюка с люка» — и что?

Продавщица черешни и бровью не повела.

— И увидишь. й у дюка, — любезно сообщила она.

* * *

Шмулик Цимбал шел по улицам Одессы-мамы, держа благоухающий сверток с цветами на отлете, упрятав нос в воротник хилого пальтеца, уткнув глаза в землю. Впрочем, у Шмулика, наверное, было четыре глаза, потому что он умудрялся вовремя порскать на другую сторону улицы, если впереди показывались французские легионеры, греческие солдаты или сенегальские стрелки, похожие своим обмундированием-оперением на ярких тропических птиц. Вот только «птицы» эти были чернокожие.

Пробегая по Гаванной, мимо синематографа «Киноуточкино», Шмулик вынул нос из воротника и посмотрел на огромную афишу. Он нарочно сделал огромный крюк от Молдаванки, чтобы пройти здесь и эту афишу увидать. На ней был нарисован коленопреклоненный молодой красавец во фраке и белом жилете. Молодой человек дико таращил глаза на узкий тонкий кинжал, лезвие кинжала было окровавлено, и капли крови капали на тело женщины, лежащей у ног молодца.