Скользкий склон (с иллюстрациями) - Лемони Сникет

Как только снежные комары метнулись прочь от входа, Бодлеры продвинулись на несколько шагов вглубь. И тут их ждала ещё одна неожиданность — знакомый персонаж, но, если честно, особа, с которой они надеялись никогда в жизни больше не встретиться.

— Эй, кексолизы! — произнёс голос из глубины пещеры, голос, заставивший Бодлеров пожалеть, что они не попытали счастья в другом месте.

Глава третья

Вам, быть может, и не совсем понятно, почему в двух первых главах этой книги я ничего не рассказываю о Солнышке. Но на это есть свои причины. Во-первых, трудно было что-либо узнать о Солнышкином путешествии в автомобиле Графа Олафа. Следы колёс его машины давным-давно исчезли, а в Мёртвых Горах случилось столько снежных бурь и лавин, что почти исчезла и сама дорога. Немногие свидетели этой поездки Графа Олафа либо умерли при загадочных обстоятельствах, либо были слишком напуганы, чтобы ответить на письма, телеграммы и поздравительные открытки, которые я посылал им с просьбой дать интервью. И даже мусор, который выбрасывали из окна автомобиля Олафа — неопровержимое доказательство, что тут проезжали нехорошие люди, — был подобран с дороги задолго до того, как я начал своё расследование. Пропавший мусор — это добрый знак, поскольку он свидетельствует о том, что птицы, обитающие в Мёртвых Горах, вернулись в родные места и занялись ремонтом своих гнёзд. Но зато всё это очень затруднило выяснение всех обстоятельств путешествий Солнышка.

Всё же, если вам интересно узнать, как Солнышко проводила время, пока её брат и сестра пытались остановить фургон, поднимались вверх по течению Порченого Потока и сражались со снежными комарами, то существует другая история, которую вы можете прочесть, — там описана примерно такая же ситуация. Это история Золушки. Золушка была молодой девушкой, которой пришлось жить среди дурных людей. Эти люди ругали её и заставляли делать тяжёлую, чёрную работу. Но потом Золушку спасла фея-крёстная, которая с помощью своего волшебства смастерила для Золушки платье, чтобы та могла поехать на бал. Там она встретила прекрасного принца, вскоре вышла за него замуж, и они много лет счастливо жили в своём дворце.

Если вы вместо имени «Золушка» подставите имя «Солнышко» и уберёте фею, волшебное платье, бал, прекрасного принца, свадьбу и всю дальнейшую счастливую жизнь во дворце, то получите ясное представление об отчаянном положении Солнышка Бодлер.

— Я бы хотел, чтобы сиротка прекратила этот раздражающий рёв, — заявил Граф Олаф, приподняв одну бровь, в то время как автомобиль делал ещё один крутой поворот. — Никто не может так отравить приятную поездку, как хнычущая жертва похищения.

— Я не перестаю её щипать, но она никак не угомонится, — пожаловалась Эсме Скволор, ещё раз ущипнув Солнышко длинными, хорошо отполированными ногтями.

— Послушай, зубастая сиротка! — прорычал Олаф. Оторвав взгляд от дороги, он в упор уставился на Солнышко. — Если ты сейчас же не уймёшься, я такое устрою, что потом век будешь плакать.

Солнышко жалобно всхлипнула и утёрла кулачками слёзы. Она действительно проплакала большую часть дня, весь длинный путь, проследить который не под силу даже самому дотошному исследователю. И теперь, когда зашло солнце, она всё ещё не могла остановиться. Но слова Графа Олафа скорее привели её в раздражение, нежели напугали. Тоска смертная, когда говорят, что, если ты не прекратишь плакать, тебе устроят нечто такое, отчего ты заплачешь ещё сильнее. Если ты плачешь, значит, тебе есть отчего. И не имеет смысла специально что-то устраивать, чтобы вызвать ещё более горькие слёзы. У Солнышка Бодлер хватало причин плакать. Она беспокоилась о брате и сестре, и ей хотелось узнать, удалось ли им остановить потерявший управление фургон, мчавшийся навстречу гибели. Она боялась и за себя, после того как Олаф разоблачил обман, сорвал с неё бороду и запихнул в машину на колени к Эсме. Наконец, ей было всё время больно от безостановочных щипков подруги негодяя.

— Шабаш, — заявила она Эсме, имея в виду: «Хватит щипаться», но модная и очень гнусная дама только скривилась, как если бы Солнышко сморозила отчаянную глупость.

— Когда эта малютка не плачет, она разговаривает на каком-то иностранном языке. Я не разбираю ни слова из того, что она говорит, — сказала Эсме.

— Известно, что похищенные дети не большой подарок, — вступил в разговор крюкастый, которого Солнышко как-то особенно невзлюбила. — Помните, босс, когда нам в руки попали Квегмайры, они только и делали, что жаловались? Жаловались, когда мы посадили их в клетку, жаловались, когда упрятали под фонтан. Жалобы, жалобы, бесконечные жалобы. Мне так надоели эти жалобы, что я едва ли не обрадовался, когда Квегмайры удрали у нас из-под носа.

— Обрадовался?! — Граф Олаф чуть не задохнулся от ярости. — Мы как каторжные работали, чтобы украсть состояние Квегмайров, а в результате не получили ни одного сапфира. Всё это было пустой тратой времени.

— Не вините себя, Олаф, — сказала одна из бледнолицых женщин с заднего сиденья. — Всякий может ошибиться.

— На этот раз ошибки не будет, — ответил Олаф. — Двое сироток где-то сейчас лежат, расплющенные под разбившимся фургоном, а третья — у Эсме на коленях. Теперь считай, что состояние Бодлеров у меня в кармане. Как только доберёмся до Главного Перекрёстка Ветров и найдём штаб-квартиру, всем нашим мытарствам конец.

— Как так? — спросил горбун Хьюго, которого наняли в труппу во время Карнавала Калигари.

— Пожалуйста, объясните заодно и мне, Граф Олаф, — попросил Кевин. Он, как и Хьюго, тоже работал на Карнавале Калигари и тоже боялся потерять работу. Прежде Кевина смущало, что у него, не как у других людей, обе руки имеют одинаковую силу, безразлично, что правая, что левая, но Эсме уговорила его присоединиться к труппе Олафа, соблазнив тем, что придумала привязать его руку за спиной так, чтобы никто не догадался, что левая ни в чём не уступает правой.

— Не забудьте, босс, мы в труппе люди новые, поэтому не всегда понимаем, что происходит, — добавил Кевин.

— Помню, когда я пришла в труппу Олафа, я слыхом не слыхивала о деле Сникетов, — сказала вторая бледнолицая женщина.

— Работая на меня, вы приобретаете опыт, — торжественно изрёк Олаф, — но вы не должны надеяться на то, что я вам всё буду объяснять. Я очень занятой человек.

— Не беспокойтесь, босс, я сам всё им объясню, — встрял в разговор крюкастый. — Граф Олаф, как и всякий хороший бизнесмен, совершил весьма широкий круг самых разнообразных преступлений, — сказал он.

— А глупые волонтёры тут же кинулись и насобирали сотни несусветных улик, а потом всё это засекретили, — перебила крюкастого Эсме. — Я пыталась объяснить людям, что преступления сейчас в большой моде, но, очевидно, это их не заинтересовало.

Солнышко смахнула ещё одну слезинку и тяжело вздохнула. Она подумала, что ей легче было бы переносить щипки, чем снова слушать ахинею[7], которую несёт Эсме про то, что модно и что не модно.

— Нам необходимо уничтожить все эти записи, а иначе Графа Олафа могут арестовать, — сказал крюкастый. — Есть основание думать, что часть этих материалов находится в штаб-квартире Г. П. В.

— А что означает это сокращение Г. П. В.? — раздался откуда-то снизу, с пола автомобиля голос женщины-змеи Колетт. Граф Олаф велел ей воспользоваться своими талантами и устроиться в ногах у остальных членов труппы.

— Это сверхсекретная информация, — отрезал Граф Олаф, к большому огорчению Солнышка. — Я сам раньше состоял членом этой организации, но потом решил, что гораздо интереснее работать частным образом.

— А что это значит? — спросил крюкастый.

— Это значит вести преступную жизнь, — ответила за Олафа Эсме. — Сейчас это самое модное.

— Неверн, — сквозь слёзы пробормотала Солнышко. Этим она хотела сказать, что «работать частным образом» означает «работать самостоятельно», то есть одному, без группы помощников, и что «вести преступную жизнь» не имеет к этому никакого отношения. Солнышку было досадно, что окружающие её не понимают.

— Ну вот, а теперь она бормочет, — сказала Эсме. — Именно поэтому я никогда не хотела иметь детей. Разве что в качестве прислуги.

— Эта поездка оказалась легче, чем я предполагал, — сказал Олаф. — Согласно карте, сейчас мы должны проехать ещё несколько пещер.

— А поблизости от штаб-квартиры есть какой-нибудь отель? — спросила Эсме.

— Не уверен, радость моя, — ответил Олаф. — Но в моём багажнике есть две палатки. Мы разобьём лагерь на Коварной Горе, на самой высокой вершине Мёртвых Гор.

— На самой высокой вершине? — переспросила Эсме. — Но на вершине будет очень холодно.