Это только цветочки - Марина Серова

Свернув с трассы, я почувствовала гложущую пустоту в желудке. Это ощущение нельзя было назвать голодом. Под голод искусно гримировалась моя тревога. Меня немного мутило, когда я, объехав озеро, двинулась дальше в лес. Я затормозила прямо на поляне. «Уазик» остановился рядом. Опасаться здесь нового появления бандитов было глупо — неужели им могло прийти в голову, что девушка, которую они чуть было не застрелили, опять окажется на этой злосчастной поляне в «приятной» компании с ментами?

— Ну, где? — деловито повысил голос Гришанин.

Сержант вылез следом за ним и теперь разминал ноги, прохаживаясь перед «уазиком» и бросая на меня интригующие взгляды. Я молча огляделась, пересекла поляну и раздвинула кусты. Никого. Только на траве, возле густых зарослей кустарника, несколько бурых пятен.

— Вот, — не скрывая разочарования, сказала я, показывая рукой на пятна.

— Это? — приблизился ко мне Гришанин.

Он склонился над указанным местом, прищурившись так, словно пятна были величиной с инфузорию-туфельку.

— Че там, Михалыч? — весело крикнул сержант.

— Кровь, что ли… — озадаченно пробормотал Гришанин, садясь на корточки.

Сержант подбежал к нам. Тоже мне, эксперт с дебильной улыбкой на красной морде!

— Похоже, — помотал сержант своей большой головой.

— Но это ничего не доказывает, — напряжение Гришанина пошло на убыль, — кто его знает, чья это кровь, — он поднялся и скептически взглянул на меня. — Трупа-то нет.

— А может, его закопали? — без особой убежденности сказала я.

Следов свежевскопанной земли не наблюдалось. «Может, они отвезли труп подальше в лес?» — мелькнуло у меня в голове.

— Нет, — покачал головой Гришанин, — я думал, правда труп!

Он выразительно вздохнул, словно от нахождения трупа зависело его повышение по службе. На самом же деле, он был явно доволен таким раскладом.

— А если эти пятна на экспертизу? — упорствовала я.

— Ну, докажет она, что это кровь какого-то человека, дальше-то что? — грустно посмотрел на меня Гришанин. — Как говорит закон, нет трупа, нет и преступления.

— Отправляйтесь домой, девушка, — посоветовал мне сержант, нагло вклинившийся в наш разговор.

— Но у вас же есть номер джипа, на котором приехали те трое, — выложила я последний козырь.

— Номер? — без особой радости переспросил Гришанин. — И какой же он?

— Да вы что, смеетесь надо мной, что ли? — чуть не вскипела я. — В заявлении же все указано. Джип «Шевроле», черного цвета, номерной знак триста тридцать, зарегистрирован в нашем регионе.

— Хорошо, — кивнул капитан и со снисходительной жалостью посмотрел на меня, — тогда поехали обратно.

Я только пожала плечами.

Гришанин все-таки взял образцы земли с кровью, и мы отправились в обратный путь.

ГЛАВА 3

Дома я приготовила себе горячую ванну и хороший кофе. Это, может быть, единственные из атрибутов аристократической жизни, в которых я не могла себе отказать. Несмотря на то, что наш век все упрощает и привилегированные в прошлом вещи делает доступными для широких масс, ванна и чашка свежемолотого кофе представляются мне роскошным атавизмом давно ушедших дней.

После омовения я почувствовала себя помолодевшей лет на десять. А когда сделала первый глоток замечательного напитка, обретшего жизнь под жгучим солнцем Эфиопии, мне показалось, что я в раю. Я была на пике блаженства.

Это блаженство перешло понемногу в тихую радость, и я задремала — подняли-то меня в половине восьмого! Когда я проснулась, часы показывали без пятнадцати пять. Сегодняшний инцидент упорхнул из моего сознания летучим змеем. Образ капитана Гришанина тоже померк, словно я все это время сидела с кальяном. Я уже поздравляла себя с победой воображения и простых человеческих радостей над всякими неприятными моментами, когда тишину моего отдохновения прервала настырная трель телефона.

— Тань, — узнала я голос своего «экса» (голос был испуганным и таинственным одновременно), — ты мне срочно нужна.

— Вот как? И для чего же?

— Объяснить не могу по телефону, — упрямо прогундосил Витька (а ведь он никогда не изъяснялся в нос!), — приезжай немедленно. Дело серьезное.

— Что случилось? — не сдавалась я.

— Расскажу при встрече. Условный знак — три звонка.

Витька повесил трубку. Возмущенная таким нахальством, я откинулась на спинку дивана и раздраженно закачала ногой. Вот еще — приезжай! Почему я? Почему ему самому не погрузиться в свой новенький «Фиат» и не прокатиться до меня? Что за барские замашки! Он что, думает, что те неофициальные отношения, которые когда-то нас связывали, дают ему право распоряжаться моим свободным временем? У меня, между прочим, сегодня выходной был запланирован. А вместо этого я шляюсь по лесу, отстреливаюсь от бандитов, посещаю милицию, а теперь вот должна выехать к своему «эксу»! С доставкой на дом, как говорится! И что это за секретность? Три звонка. Минуту я не могла успокоиться, потом резко встала, подошла к стеллажу, достала с полки мешочек с гадальными костями и села с ними за стол. Сосредоточившись на интересующей меня проблеме, метнула их. Занимало меня сейчас одно: как я должна отреагировать на этот чертов звонок. Я ведь не какая-то там девочка на побегушках, а солидный частный детектив, и не стоит даже своих друзей развращать излишней сговорчивостью и услужливостью. Кроме того, я почувствовала нестерпимый голод. Шашлыка-то мне не удалось попробовать! И все-таки, что там говорят кости?

А говорили они следующее: 6+20+25 — «Предстоит выгодный деловой союз с партнером».

«Неплохо», — подумала я, убирая додекаэдры в мешочек. Хотя представить себе Виктора в качестве выгодного делового партнера мне удавалось с трудом. Он был маменькиным сынком, все решения за него принимали родители, и я часто подшучивала над ним, удивляясь тому, что его «предки», как он называл давших ему жизнь Марию Павловну и Федора Ивановича, все-таки сподобились купить ему однокомнатную квартиру с телефоном, позволив, таким образом, существовать более-менее самостоятельно. Федор Иванович был начальником не самой мелкой строительной фирмы, поэтому, наверное, считал своим долгом обеспечить сына отдельной жилплощадью. Как бы то ни было, Витька проводил в своей «хибарке» холостяцкие будни, а уик-энд посвящал родителям с такой же неукоснительностью, если не сказать, трепетностью, с какой евреи чтут субботу.

«Ладно», — я положила гадальные кости обратно на полку и начала собираться. Стиль в одежде я предпочитаю классический, хотя и люблю побаловать себя модной шмоткой, экстравагантным прикидом, который долго болтается потом у меня в шкафу, прежде чем я его не подарю или не продам какой-нибудь подруге. Все эти классные вещички я ношу на каникулах. Обычно же моя работа навязывает мне необходимость одеваться просто и удобно. А потому я залезаю в джинсы, напяливаю футболки, кроссовки. Самое большее, что я могу себе позволить, — это надеть вместо футболки какой-нибудь топик, чтобы варьировать однообразную практичность моих «туалетов». Хотя, надо отметить, и в джинсах я выгляжу отлично.

Минут через десять я уже выходила из дома, сожалея лишь о том, что мне не удалось перекусить. Ну ничего, надеюсь, у Витьки найдется для меня кусочек холодного шашлыка.

Оседлав свою «девяточку», я припустилась во всю прыть за шашлыком и выгодным деловым партнером. Витькин дом стоял на тихой улочке, неподалеку от набережной. Рядом с этим пятиэтажным скромным строением возвышалась элитная четырехэтажка с двумя входами и аляповато-претенциозным фасадом с коринфскими колоннами и безвкусно выполненным акантом. Я все время шутила, с серьезным, если не трагическим видом спрашивая моего дружка: «Может, твой папа чего напутал? Почему он не приобрел тебе квартиру в этом солидном доме, а ограничился чистенькой, но простенькой пятиэтажкой?» Витька ужасно злился, упрекая меня в злоязычии и склонности к жестоким розыгрышам.

Я въехала в тихий тенистый двор, совершенно пустынный в этот час. Но не успела я выйти из машиы, из соседнего с Витькиным подъезда появилась дородная тетка предпенсионного возраста и, обдав меня взглядом, полным жгучего любопытства, пошла по своим делам. Ни одной машины, если не считать стоявшего на дальней площадке белого «жигуленка» шестой модели. Я смело вошла в подъезд, нажав на три знакомые кнопки на щитке кодовой двери, и стала медленно подниматься, настороженно прислушиваясь (старая привычка, не оставленная без внимания колким и язвительным «эксом» — весь в меня, гад такой!). В подъезде царила приятная августовская прохлада и столь же отрадная тишина. Наконец я добралась до третьего этажа и позвонила в деревянную, обитую кожей дверь — стальную Витькины родители поставить поленились или не успели. Три звонка, как и было условлено. Рука машинально легла на кобуру под джинсовым жилетом. Про себя я усмехалась Витькиной таинственности.