Основы современной социологии. 15 фундаментальных законов - Владимир Шутов

Теперь о законе перехода количественных изменений в качественные. Этот закон не устанавливает, как, почему и зачем происходит переход накопленного массива количественных изменений в новое качество, механизм перехода в законе не указан. В чем же его польза для марксизма? А в том, что этот закон завуалированно закрепляет, что никакого особого механизма перехода нет и что для перехода к новому никакой «третьей силы», никакого внешнего воздействия не требуется.

Это положение потому и подается как закон, чтобы намеренно выхолостить воздействие «третьей силы» как необходимого составляющего качественных изменений. Сколько песок в пустыне ни перемешивай случайным образом, например ветрами, дворца из него не выстроится. Но придет человек, проявит свое желание («третью силу») и построит что ему надобно. Объяснить возникновение объектов высшего порядка простой комбинацией, количеством субъектов низшего порядка, находясь только на уровне и в объеме элементов этого низшего без воздействия чего-то «третьего», нельзя. Причем и от желания, и от профессионализма этого «третьего» зависит уровень нового. Теперь понятно, для чего нужен был марксизму этот закон, он нужен был для того, чтобы процессу развития был придан характер автоматизма без всякого «третьего-высшего».

Что же остается реально от этого закона? А то, что количественные изменения чего-либо в материальном мире, инициируемые-сопровождаемые «третьей», организующей, высшей силой, могут привести к рождению нового, более высокого качества, обеспечивают развитие. Но это тоже маловато для фундаментального закона.

Теперь о законе отрицания отрицания. Это самый «темный» закон. В нем по сути утверждается, что все ценности бытия (материальные, интеллектуальные, духовные) преходящи, что все они будут отринуты и разбиты в прах новыми ценностями, которых со временем ждет та же участь. Этот закон гласит, что все подлежит уничтожению и смерти, что нет на свете вечных истин и подлинной правды, даже в своем названии он содержит лишь негативные слова. В социальном плане этот закон делает допустимым все, любое угнетение и любую власть. Более о нем говорить не будем.

Хочется надеяться, что история марксизма мирно закончится, а материалистические учения будут вынуждены пересмотреть свои доктрины и необоснованные претензии. Ограниченность марксизма понятна, об этом писали многие. Д. Андреев так отозвался об учении К. Маркса: «…Маркс ухватился за одно из колес передаточного механизма, каким является экономика, и провозгласил его единственность и верховность»/53/.

Если же говорить о возникновении марксизма, то уместно сказать, что его появление связано с промышленным подъемом в XIX веке. В определенных кругах, прежде всего финансовых, по-видимому, возникло опасение, что нарождающийся промышленный капитал в обход старой феодально-государственной аристократии и финансового капитала станет главенствующим /4/. Он мог рассматриваться как выходящая из-под контроля разбушевавшаяся стихия, как новый сильный конкурент. Возникла потребность в теории, пусть не очень доброкачественной, которая выявила бы негативные последствия расширения свободного промышленного капитала, нашлась бы сила (пролетариат), на которую можно было бы опереться в борьбе с ним. Эту задачу и выполнил марксизм, разумеется ничего общего не имеющий с реальным стремлением масс к свободе, справедливости и равенству. Но как только угроза главенства промышленного капитала была снята /4/, надобность в таком применении марксизма отпала. И все же его идеи были использованы как для свержения старых порядков, так и для установления тоталитарных систем. Достаточно внимательно прочитать «Манифест коммунистической партии», чтобы понять, какая участь в нем была уготована основным производителям ценностей. И практическая его реализация в СССР, по крайней мере в первой половине XX века, недалеко ушла от этих установок.

Однако было бы неверно полагать, что широкое распространение материализма, в том числе в образе марксизма, могло бы наблюдаться без принятия его социумом. Материализм – такая «подпорка» для человека, на которую ему легче всего облокотиться. Но настало время, когда материализм надо оградить рамками, полезными для него самого. Здоровый материализм, который как минимум не претендует на всеохватность, помогает творить научно-технический прогресс, приучает к организованной деятельности. Здесь надо отдать ему должное, ведь, честно говоря, было бы неразумно так много говорить о материализме, не отметив ряд сопряженных с ним положительных моментов. Главное – не отделять материю от высшего, а соединять их через человека, не создавать в головах людей это искусственное противоречие. В начале XXI века нужно осознать эту стратегическую ошибку, совершенную и совершаемую поныне многими выдающимися умами.

Зарубежная и отечественная социологическая мысль давно уже отошла от многих установок марксизма, она склоняется к высокой значимости других «механизмов» общего развития /5, 7, 8, 10, 11, 17, 22, 33, 35, 54–56/. В /54/ говорится, что так называемый пролетариат в его классическом понимании давно исчез с исторической арены как социальная сила. О так называемом объективно-неизбежном переходе от капитализма к социализму говорить также не приходится, выдвинутый марксистами лозунг о практике как критерии истины работает против них самих. А чего стоит идея о классовой борьбе как двигателе мировой истории? Поэтому может показаться странным, что многие положения марксизма до сих пор живут не только на страницах учебников, но и в сознании людей. Скорее всего, это связано с тем, что современное состояние социологии оставляет желать лучшего, что предложить нечто новое, отодвигающее марксистские идеи на задворки истории, пока не получается.

Однако перейдем к другим попыткам фундаментального законотворчества. Подход к этой проблеме до сих пор принципиально различен. Одни склоняются к мнению, что в сфере массовых явлений нет и не может быть никаких фундаментальных законов, другие отстаивают их существование. До сих пор ни одна из этих точек зрения не добилась окончательного успеха. Некоторые современные работы преподносят нам ряд положений, выдаваемых за важные социальные законы /11–15/, но их не так уж и много. Так, в /13/ указано на существование в обществе пирамидальной иерархии, однако отсутствует подробное изложение всех ее признаков и следствий. Одно можно сказать определенно – какой-либо системы фундаментальных социальных законов, которые имели бы характер универсальности или хотя бы локально-исторической непогрешимости, нет.

Вообще сфера социологического законотворчества разработана слабо. К примеру, в /11/ приведен так называемый закон социальной гравитации, по сути базирующийся на положении «сплоченность коллектива зависит от влечения членов друг к другу». Здесь же представлен «социодинамический закон», утверждающий, что «внутри любой группы человеческие привязанности распределены неравномерно». Иногда упоминается и давно набивший оскомину закон соответствия производственных отношений уровню развития производительных сил, который следует свести к правильной трактовке (см. главу 2).

Поэтому не случайны такие высказывания ряда авторов о современном состоянии социологии: «Теоретическая разноголосица свидетельствует о том, что процесс определения предметных рамок и статуса социологии, как самостоятельной науки, еще не завершен» /11/, «Мир еще не овладел наиболее фундаментальными закономерностями, относящимися к человеческому феномену» /12/. В /11/ прямо утверждается, что социальные теории «…неспособны дать объяснения значительным явлениям социальной жизни».

Конечно, существуют полезные законы, относящиеся к смежным областям знания, например к биологии. Эти законы не являются социальными, но они в какой-то степени позволяют подвести нас к пониманию социальных процессов. Некоторые из них изложены в /50/. Закон Вернадского – Бауэра говорит, что «любая биологическая система находится в состоянии динамического равновесия со средой и в процессе эволюции увеличивает свое воздействие на нее». Закон Ле Шателье – Брауна о реакции самоорганизующихся систем на внешнее воздействие утверждает, что «равновесие смещается в направлении, при котором влияние внешнего воздействия становится минимальным, но до критической-пороговой точки, после которой с системой происходит необратимое изменение: либо она переходит в качественно новое состояние, либо разрушается». Закон Дарвина гласит: «Преимущество получает та система, которая наиболее эффективно использует информацию и энергию». Закон Онсагера утверждает: «Эволюция всегда направлена в сторону снижения рассеивания энергии». Закон Эшби говорит, что «управляющая система по информационной сложности не должна уступать управляемой». Созвучна с этими положениями и формулировка Н. Моисеева /26/: «Наибольшие шансы имеет та социальная система, которая позволяет использовать внешнюю энергию и материю в наибольших количествах и наиболее эффективно». Все это говорит о преимуществе более сложных, эффективных и энергичных систем над простыми, примитивными и слаборазвитыми. Исходя из них, можно подойти к закону эксплуатации, к закону пирамидальной иерархии, к другим законам (см. главы 2, 3, 4).