Танковый таран. «Машина пламенем объята…» - Георгий Савицкий

А ведь в атаку шли измотанные солдаты, которые меньше недели назад уже участвовали в массированном контрнаступлении… Времени поспать и поесть у них не было. Да и с горячей пищей были перебои. Все-таки уроки «зимней войны» с Финляндией в 1939–1940 годах были учтены далеко не полностью.

Но не только со снабжением были серьезные проблемы, но и с тактикой и командованием войсками.

Впереди наших войск поднялись лишь отдельные, весьма «жидкие» разрывы снарядов тяжелой артиллерии. Тяжелые гаубицы били редко и вразнобой. Артиллерийская поддержка была слишком слабой — ведь боеприпасов к тяжелым орудиям калибра 122, 153 и 302 миллиметра не подвезли в должном количестве. Передовых полевых складов тоже организовано не было. Так что о массированных огневых налетах не могло быть и речи.

А в воздухе господствовали стервятники Геринга. Пикировщики со страшным воем обрушивались на наши танки и позиции сосредоточения пехоты. Они клали бомбы с дьявольской точностью, расстреливали людей и автомашины из пулеметов с бреющего полета. «Юнкерсы-88» и «Хейнкели-111» под прикрытием «Мессершмиттов» бомбили пути подвоза боеприпасов, автомобильные и железнодорожные пути.

Наши летчики были очень сильно измотаны в оборонительных боях за Москву. Многие погибли или были ранены. Да и исправных самолетов оставалось совсем немного. По этой причине и полноценную авиаподдержку обеспечить было невозможно…

Зенитного прикрытия тоже, почитай, что и не было. Практически вся противовоздушная оборона была сосредоточена тремя кольцами вокруг Москвы. А вот для прикрытия Калининского и Западного фронтов сил не хватало. В основном зенитные средства были представлены счетверенными пулеметами «максим» с зенитными прицелами. «Максимы» были установлены на грузовики, правда, эффективность такого оружия была весьма низкой. Лучше выглядели крупнокалиберные зенитные пулеметы ДШК, но их было крайне мало. Зенитных пушек вообще почти что не было.

Танков тоже было удручающе мало, да и, кроме того, наступали они на хорошо подготовленные оборонительные позиции, насыщенные противотанковыми орудиями гитлеровцев, их же танками и самоходными орудиями. Подступы были прикрыты мощными минными полями, противотанковыми рвами и надолбами.

Однако советские пехотинцы, неся огромные потери, все же дошли до первой линии вражеских окопов, прикрытых минами и колючей проволокой. Там же, на «колючке», они и остались, растерзанные раскаленным свинцом гитлеровских пулеметов…

Вслед за первой волной атакующих пошла и вторая, а потом и третья… Снова и снова — прямо на немецкие пулеметы. Красноармейцы бежали вперед среди разрывов минометных мин и тяжелых снарядов 15-сантиметровых гаубиц KwK-18. В результате, завалив противника горами трупов, войска 29-й армии Калининского фронта прорвали передовые позиции Вермахта и на несколько километров углубились на территорию, занятую противником. Таким образом был вбит «клин» в «основание» Ржевско-Вяземского выступа с севера. Но это стало началом конца…

Что было во время той атаки, Николай Горелов помнил плохо. Он просто бежал и стрелял из своего ППШ. Рядом чертыхался и стрелял гвардии старшина Стеценко. У Горелова очень быстро закончился 70-патронный барабан к пистолету-пулемету Шпагина, что и немудрено при темпе стрельбы оружия в 1000 выстрелов в минуту. Однако недостатка в патронах не было: повсюду лежали трупы красноармейцев, закостенелые пальцы многих из них сжимали оружие, а в подсумках были запасные обоймы и магазины.

Вместе со всеми танкисты ворвались в первую линию гитлеровских траншей. Горелов дал длинную очередь вдоль, выкосив сразу нескольких солдат в ненавистных серых мышиных шинелях. Накоротке ППШ был особенно смертоносным оружием: раскаленный свинец буквально выметал гитлеровскую нечисть из окопов, стрелковых ячеек и ходов сообщений.

Гвардии старшина Стеценко перекинул винтовку через плечо и подхватил другой, не менее эффективный трофей: возле одного из тел в мышиного цвета шинели валялся пистолет «маузер» с двадцатизарядной сменной обоймой и примкнутой деревянной кобурой-прикладом. Немецкий пистолет был не менее эффективен в тесных траншеях, чем прославленный советский пистолет-пулемет.

На одном из поворотов вражеских траншей бегущий рядом стрелок-радист коротко вскрикнул и схватился за грудь. Николай и Степан Никифорович мигом, в два ствола, изрешетили немецкого солдата, но вот русскому танкисту было уже не помочь…

Сильно поредевшие стрелковые цепи после короткой, но ожесточенной рукопашной схватки овладели передовыми линиями укреплений гитлеровцев.

Однако, несмотря на чувствительные потери, немецкие части не растерялись, а слаженно и дисциплинированно отошли на такие же хорошо оборудованные запасные позиции.

Ну, а советская пехота, разгоряченная боем, рванулась было вдогон. Однако немецкие минометы и гаубицы поставили смертоносную завесу заградительного огня. Пробиться через сплошные фонтаны разрывов и стальной ураган разящих осколков было просто невозможно. Кроме того, гитлеровские пехотинцы именно отходили, планомерно и хладнокровно. Без паники. Пулеметчики, где из окопов, из воронок, а где и просто с колена, расчетливо били короткими очередями. Нередко вместо сошек они использовали плечо своего второго номера пулеметного расчета. Конечно же, для слуха пользы мало, но когда альтернатива — смерть, выбирать особо не приходится.

Атака советских войск снова захлебнулась кровью. Большой кровью…

 Глава 3. Feuer und Tod! [7]

Гауптман Шталльманн в последнее время пребывал в мрачном и тревожном расположении духа.

— Eine Unruche läßt mich nicht los. — Беспокойство не покидает меня, — сказал он однажды командиру противотанковой самоходной батареи обештурмфюреру моторизованного корпуса СС Отто Вайсу. Пять его приземистых самоходок «Sturmgeschutze-III» были включены в тактическую «кампфгруппу» Шталльманна.

— Яволь, — также мрачно согласился эсэсманн. Обычное высокомерие представителей СС по отношению к солдатам Вермахта сейчас отступило перед лицом неминуемой опасности. — Хорошо еще, что в полосе нашей обороны пока все спокойно…

— Пока — да. Но надолго ли?..

— Jeder Tag hat seine Plag. — Каждый день имеет свои бедствия, — согласился обештурмфюрер Вайс.

Каждый день и вправду приносил дурные вести. Контрнаступление русских потрясло сражающиеся севернее и западнее Ржева войска 256-й дивизии Вермахта. Из-за прорыва создалась брешь шириной около пятнадцати километров. Через нее русские могли беспрепятственно продвинуться на юг и отрезать 23-й пехотный корпус от остальной армейской группировки. Ликвидировать брешь, казалось бы, можно было даже при незначительной поддержке с воздуха. Однако даже введение в бой 8-го авиакорпуса Люфтваффе не задержало продвижение русских. Вскоре передовые подразделения русской пехоты находились в восьми километрах западнее и юго-западнее Ржева — важнейшего пункта снабжения 9-й армии Вермахта.

И это при том, что в самом Ржеве оставались только обозы и части тылового обеспечения. В районе прорыва объявлена тревога, тыловики приготовились к срочному отступлению. Drang nach… На грузовики и сани в спешке грузили армейское имущество. Каждый стремился убежать так быстро, как это было бы возможно. Однако голодные и загнанные лошади едва-едва пробирались по глубокому снегу.

Энергичные командиры, такие, как начальник тыла, бывший кавалерист майор Дисселькамп, собрали последние силы из водителей, санитаров и ветеринаров и создали слабую линию обороны. Плохо вооруженные солдаты храбро сражались, сдерживая удары русских.

Все это гауптман узнавал на торопливых штабных совещаниях. Положение было патовым: 9-я армия генерал-полковника Моделя исчерпала все резервы и возможности наступления. Немцы судорожно зарывались в мерзлую землю, чтобы не лечь в нее навсегда…

Дитрих Шталльманн тоже судорожно вкапывался в мерзлую землю, проклиная все на свете. Как не похоже это было на первые летние месяцы прошлого года — победоносное наступление, жаркие бои! Хотя и тогда русские заставили себя уважать. С самого начала они стояли насмерть. Теперь вот и немцам пришлось стать насмерть…

А русские все давили и давили массой, шли, утопая по колено, а то и по пояс в снегу. Выматывали постоянными атаками немцев. Злая ирония заключалась в том, что с обеих сторон воевали истощенные армии.

И все же немецкая пехота держалась. Для них сам факт отчаянных контратак русских был непостижим! Они ведь привыкли, что сражения — это будоражащая кровь прелюдия перед несомненной победой. А вот русские заставляли эту победу вырывать с мясом и кровью. 4 января их атака правее 3-й танковой армии, состоявшей из 5-го корпуса, северо-восточнее Гжатска была отбита, a наступление левее 23-го корпуса против 206-й и 102-й дивизий также удалось локализовать. И все это сопровождалось горами трупов и с той и с другой стороны.