Залив Гавана - Мартин Смит

— Здесь была фотография?

Осорио пожала плечами. Среди книг были испанско-русские словари, путеводители, подшивки газет «Красная Звезда» и «Правда». В целом все совпадало с интересами не поменявшего свои убеждения коммуниста Приблуды… А вот крышка бюро была идеально чистой, словно ее специально обработали, избавившись от отпечатков. В шкафу — одежда, гладильная доска и утюг, также со снятыми с него отпечатками. На полу в рядок стояли резиновые шлепанцы, мужские туфли и тощий пустой чемодан. Аркадий приостановился, услышав звуки ударных, доносившихся с нижнего этажа: взрывной темп латиноамериканкой мелодии.

Осорио открыла дверь в конце коридора, ведущую в ванную комнату, отделанную потрескавшейся, но безупречно чистой керамической плиткой. На стойке душа висело мыло на бечевке. В углу зеркала красовался отчетливый отпечаток пальца, другой был ясно виден под кнопкой спуска туалета.

— Вы ничего не упустили. Интересно, что вас заставило так потрудиться?

— Вы не отрицаете, что это квартира Приблуды?

— Похоже на то.

— И что отпечатки, которые мы здесь нашли, принадлежат Приблуде?

— На самом деле, я же их не сверял, но, предположим, соглашусь.

— Помните, при вскрытии вы сказали капитану Аркосу, что для русского это не совсем обычный способ рыбной ловли?..

— В море в автомобильной камере? Это первое, что меня насторожило.

Детектив повела его назад в прачечную, ввернула висящую на проводе лампочку, и рядом с каменной раковиной и веревкой для белья он увидел мотки лески и проводов, а на грубо обработанных полках стояли банки, в которых хранились отвратительные на вид рыболовные крючки, разложенные по размеру. Каждая банка была обработана пудрой и отпечатки были отчетливо видны. Детектив Осорио передала Аркадию карточку со снятыми в квартире отпечатками. Аркадию бросился в глаза большой отпечаток с отчетливым витком, который пересекал шрам, что было точной копией рисунка отпечатков на бутылках. На банке для крючков он увидел точно такой же бережно обработанный след.

— Он был правшой? — спросила Осорио.

— Да.

— Под углом, под которым вы смотрите, видно по отпечаткам, что он держал банку большим и указательным пальцами правой руки. А вот отпечатки на стекле бутылки принадлежат большому и указательному пальцам левой. Они повсюду: во всех комнатах, на дверях, зеркалах, везде. Так что видите, ваш русский друг и был тем самым кубинским рыбаком.

— Как давно он погиб?

— По словам доктора Бласа, порядка двух недель назад.

— Здесь кто-нибудь появлялся за это время?

— Я опросила соседей. Нет.

— Должно быть, черепашка сильно проголодалась.

Аркадий вернулся в гостиную, привычно запоминая расположение комнат в квартире: балкон, гостиная, прачечная, кабинет, ванная комната, спальня. В холодильнике он нашел йогурт, овощи, баклажан, маринованные грибы, отварной язык и с полдюжины коробочек цветной тридцатимиллиметровой фотопленки. Он положил корм черепашке и оглянулся посмотреть на черный манекен в углу.

— Должен признать, я узнал много нового о человеке, которого помню. Вы нашли его машину?

— Нет.

— Вы знаете марку?

— «Лада», — она подчеркнуто качнула головой. — Это не имеет значения. Ваш самолет через 4 часа. Тело готовят к отправке. Вы будете его сопровождать, согласны?

— Думаю, что буду.

Осорио нахмурилась, будто бы уловив оттенок сомнения в ответе…

— Из чистого любопытства хотелось бы знать, насколько вы хороший следователь… — спросила она по дороге назад.

— Не особенно.

— Почему так?

— По разным причинам. Были времена, когда, как говорит ваш капитан, я мог похвастаться довольно высоким уровнем профессионализма. Но это было в той Москве, где убийства были делом рук любителей, а металлические трубы и водочные бутылки служили орудием убийства. Теперь это работа профи, у которых на вооружении тяжелая артиллерия. К тому же работа в милиции никогда не была высокооплачиваемой, хотя зарплату выдавали регулярно. Сейчас, когда мы не видим жалованья по полгода, нет смысла работать с прежним усердием. К тому же предположим, вы успешно раскрыли заказное убийство. И что?.. Заказчик приглашает прокурора на обед и предлагает ему дом на Черном море, дело закрывают. Поэтому рейтинг моей успешности не так высок, как прежде, да и навыки работы уже не те, что раньше.

— Но вы задавали так много вопросов.

— Это привычка. — Сидя в машине, Аркадий думал о том, что его тело словно перемещают от одного преступления к другому — к любому преступлению, совершенному в каком угодно месте. Он был больше недоволен собой, чем Осорио. Какого черта он начал всюду совать свой нос? Достаточно! Она была права. И вдруг он почувствовал на себе ее взгляд — всего лишь на мгновенье. В этот момент они подъехали к неосвещенному перекрестку, и ей нужно было максимально сосредоточиться, чтобы вести машину осторожно, как будто судно в кромешной тьме…

Машина остановилась, пропуская стадо овец, лениво пересекающее дорогу. Огни фар высветили надпись на стене «Venceremos!». Аркадий тихо пробормотал слово про себя, следом Осорио громко и отчетливо произнесла:

— Venceremos! переводится как «Мы победим!». Несмотря на Америку и Россию, мы победим! — добавила она.

— Несмотря на историю, географию и закон притяжения?

— Несмотря ни на что! У вас в Москве ведь больше нет таких плакатов?

— Почему же, есть. На них написано «Nike» и «Absolut».

Она окатила его устрашающим взглядом. Когда они подъехали к посольской квартире, Осорио объявила, что через два часа его заберет водитель и отвезет в аэропорт.

— В полете вас будет сопровождать ваш друг.

— Будем надеяться, что это действительно полковник.

— Живой русский, мертвый русский, какая разница? — уязвленно вспылила она.

— Пожалуй, вы правы.

Аркадий поднялся по ступенькам один. Где-то, то ли в доме, то ли снаружи слышались ритмы румбы. Он не мог определить, где. Все, что он понимал, так это то, что неумолкающие звуки его достали.

Открывая ключом дверь, он осторожно, чтобы искры не попали на рукав кашемирового пальто, прикурил сигарету. Пальто — свадебный подарок Ирины, мягчайшая черная ткань, изящный покрой. Оно превращало его в светского поэта, говорила Ирина. В ботиночках на тонкой подошве и изрядно поношенных брюках, которые он сам выбрал уезжая, он казался еще более богемным. Это было счастливое пальто, оно хранило его от пуль. Он бродил в нем по криминальному Арбату, чувствуя себя святым в бронированном жилете. Со временем, правда, он догадался, что в него никто не стрелял всего лишь потому, что в своем чудесном пальто он не выглядел ни как бандит, ни как милиционер.

Более того, пальто сохранило едва уловимый запах ее духов; скрытое, осязаемое ощущение ее присутствия и, когда мысли о ней становились непереносимыми, тонкий аромат становился последним союзником в борьбе с горечью потери.

Странно, что Осорио поинтересовалась, был ли он хорошим следователем. То, в чем он не признался ей, можно было охарактеризовать словом «невостребованность». И это тогда, когда он вообще появлялся на работе. В другие дни он целыми днями валялся на диване под пледом, вставая лишь для того, чтобы заварить чай. Он ждал наступления темноты, чтобы выйти за сигаретами. Не открывал дверь пришедшим навесить его коллегам. Трещины на потолке московской квартиры отдаленно напоминали контуры Западного побережья Африки и, вглядываясь в них, он мог уловить мгновение, когда свет окон был достаточно зыбким, чтобы силой воображения легко превратить выпуклые огрехи штукатурки в горы, а трещины в русла рек и их притоки. И развиваясь, как корабельный флаг, его «бронированное» пальто позволяло войти в любой порт по желанию.

Невостребованность казалось самым страшным из грехов. Ему приходилось равнодушно наблюдать за жертвами преступлений: от непорочных, почти не тронутых насилием тел, покинувших мир в своей постели до искромсанных, чудовищно изуродованных трупов. И, как ему казалось, они бы еще могли усмехнуться над удачно рассказанной шуткой, если бы внимательно отнеслись к неотвратимо направленному ножу, винтовке или шприцу. Но никакая любовь, никакое внимание в мире не могло спасти от невостребованности.

Предположим, вы на палубе парома, пересекающего узкий пролив и, хотя путь недалек, неожиданно вздымаются волны и ветер, — корабль идет ко дну. Вы погружаетесь в холодную воду, а та, которую вы любите больше всего на свете, держится за вашу руку. Все, что вам нужно сделать, чтобы спасти ее жизнь, это не отпускать руку. И вдруг ваша рука пуста. Невостребованность. Слабость. Ну да, осужденные на смертную казнь проживали значительно более долгие ночи, и это неспроста. Это потому, что они постоянно мысленно возвращались к тому неуловимо-роковому моменту и пытались предотвратить его, не дать ему превратиться в реальность. По ночам, когда они могли предаваться воспоминаниям и размышлениям.