Атаман. Кровь за кровь - Максим Гарин

Недалеко от волчьего логова, у дороги, стоял ху­тор. Там было много лошадей и человек, любивший стрелять. Волк никогда не подходил к этому хутору, боясь оставить там свои следы и навлечь на себя гнев этого человека. Человек, должно быть, раньше слу­жил в армии, потому что каждый раз, прежде чем умыться из умывальника, выскакивал на улицу по по­яс голым и, тряся животом и жирными и толстыми, почти как у женщины, белыми грудями, кричал: «Ро­та, стройсь!»

Волк помнил, что прошлой осенью около хутора паслось стадо овец, теперь их охраняла большая злая

собака. Когда овцы блеяли, волку казалось, что они на­смехаются над ним. Но, как ни мучил волка голод, он думал только о том, чтобы не выдать своего присутст­вия, потому что совсем рядом находилось логово с вол­чатами.

Волк бежал, иногда останавливался, зажимал тол­стый, как полено, хвост между ног, втягивал через нозд­ри воздух и чутко прислушивался, надеясь на удачу.

Вот он подбежал к станице. Ветер дул с севера, и станичные собаки не учуяли его. Если бы это случи­лось, они давно бы подняли несусветный брех. Волк надеялся, что где-нибудь на задворках он сможет най­ти хоть какую-нибудь добычу. Неожиданно его внима­ние привлекли странные звуки, доносившиеся с распо­лагавшегося на возвышенности хутора. Ранней весной волк бесчисленное множество раз пробегал мимо этого хутора, еще раньше несколько раз обследовал его. Ху­тор был давно брошен, там не было ничего съестного для волка, поэтому он уходил охотиться на восток от Сычиного балка и не забегал сюда, на хутор. И вот те­перь оттуда доносились звуки, определенно подсказы­вавшие, что там что-то есть.

Волк подбежал ближе к хутору, осторожно пролез сквозь колючую Проволоку изгороди, вбежал в сад и, крадучись, подобрался к стене сарая. Волк услышал перестук лошадиных копыт. В сарае была лошадь. Волк обежал сарай и через щель двери учуял острый запах лошадиного навоза. Волка настолько мучил го­лод, что он уже представил себе, с какой жадностью он впился бы в брюхо лошади, и от таких мыслей зубы у него самопроизвольно защелкали, а глаза словно за­жглись в сумерках.

Смутно серый хищник догадывался, что лошадь в

этом сарае появилась не зря. Возможно, в доме посе­лился человек. Волк подбежал к дому. Так и есть: по­всюду чувствовался запах человека, везде были его следы. Волк неслышно обежал дом и даже, приподняв­шись на задних лапах и упершись передними в окно, заглянул в него. При этом коготь царапнул о стекло. Зверь смотрел в окно долго, очень долго, но так ничего и не увидел. Подходить же к другому окну, в котором метался маленький язычок пламени, хищник не ре­шился. Старый и опытный, волк предпочитал не при­ближаться к огню.

Вернувшись к сараю, зверь взобрался на пристрой­ку к нему, потом вскарабкался на крышу, намереваясь продрать ее и добраться до лошади.

Лошадь почуяла волка, неистово била ногами, даже несколько раз грудью ударилась о жерди, из которых была устроена изгородь внутри сарая.

Крыша была прочная, и волк, скользя когтями по обросшему мхом шиферу, свалился на землю. Еще раз через щель вдохнув острый запах лошадиной мочи, волк обошел сарай и выбрал место, где земля была, как ему казалось, более мягкая и податливая, чем в других местах.

Зверь принялся рыть передними лапами землю, на­мереваясь проделать ход под фундамент. Волк рыл дол­го, стало уже светать и так рассвело, что было отчетли­во видно каждую яблоню в саду. Уже просыпались жа­воронки, ветер поменял направление и донес запах волка в станицу. Собаки учуяли его смрадный дух и подняли дружный истеричный лай. Волк почувство­вал, что если он даже с удвоенным рвением продолжит рытье, ему не успеть добраться до лошади. Чутье под­сказало ему отложить это дело до следующей ночи.

Зверь пробежал садом, прополз сквозь колючую проволоку и крупными прыжками понесся к своему ло­гову, желая скрыться в балке еще до восхода солнца. Но солнце взошло раньше, и, уставившись на малиновый шар, волк зарычал и щелкнул зубами. После этого зверь побежал к уже недалеким кустам, росшим по краю обрыва, нырнул в них, спустился вниз, к ручью, обвалив при этому проросшую корнями трав глыбу жирной земли. Серой тенью хищник заскользил в ка­мышах, пробираясь к логову, к голодной самке.

Утром, открыв глаза, Юрий увидел, что Катя уже оделась. При дневном свете она казалась не такой при­влекательной. На лице у нее были подозрительные красные пятна. К тому же, как ни молода была девуш­ка, после ночи под глазами у нее стали отчетливо вид­ны темные окружья, какие обычно бывают у печеноч­ников или беременных женщин.

Юрий потер щетинистый подбородок. Вот причина красных пятен. Возможно, темные круги вокруг глаз ость и у него — он тоже уже далеко не мальчик.

—   Ну, я пойду, мне еще надо по хозяйству управиться, — проворковала Катя, склонившись над Юри­ем для нежного прощального поцелуя.

—   Вечером будешь? — осторожно спросил Тер­пухин.

—  А ты хочешь?

Вместо ответа Терпухин выразительно посмотрел на девушку.

—   Тогда буду, — улыбнулась Катя, — в любом слу­чае буду, даже если ты не хочешь.

После ее ухода Юрий долго нежился в кровати, потом встал, обошел свои владения и за сараем, в кото­ром

стояла лошадь Мадонна, неожиданно наткнулся но горку свежей земли. Подойдя ближе, Терпухин обна­ружил следы то ли собаки, то ли волка. Заглянув в вы­рытую нору, хозяин хутора подумал, что, вероятно, ка­кой-нибудь бродячей собаке захотелось проникнуть в сарай и чем-нибудь поживиться.

Успокоив себя Юрий принялся за другие дела.

Логово волков располагалось в яме, из которой ког­да-то люди брали глину. Со временем туда насыпалось много листьев, она обросла мхом. В яме валялись кости и бараньи рога, которыми играли волчата. Они уже проснулись и сосали мать, жалобно взвизгивая. Волчи­ца приподнялась, глядя на самца. Она была очень то­щей — кожа да кости, и в ее глазах мерцал голодный огонь. Волк отвернулся и улегся в стороне. Волчица встала и прошлась по яме. Волчата попадали на землю. Их голодная мать подошла к старой берцовой кости ло­шади и принялась грызть ее.

Волчицу мучил голод, ей хотелось броситься на самца и разорвать его. Уже несколько ночей подряд он не приносил добычу. Волчата тыкались носами в зем­лю, потом стали кусать друг друга за уши. Они разыг­рались, начали повизгивать, и волчица ударом лапы утихомирила их.

Солнце поднималось все выше и выше и вскоре за­глянуло в яму. При блеске солнца мох казался изум­рудным. Обиженные волчата несмело подошли к ма­тери, и двое, немного пососав тощие соски волчицы, уснули. Третий уже не смог сосать. Волчица чувство­вала, что, если самец не найдет хоть какую-нибудь поживу, этого волчонка ждет участь его заморенного голодом братца.

Солнце палило все нещаднее, а волк вспоминал, как ночью рыл землю. От голода он щелкал зубами и на­брасывался на старую лошадиную кость, остервенело грыз ее, воображая, что это нога той лошади, которая Пыла в сарае.

Едва стемнело, волк выскочил из ямы и побежал и камыши, через которые он обычно выходил на охоту. Камыши изредка начинали шевелиться, шурша друг о друга.

Выйдя из балка, волк огляделся. Ночь была темная, безветренная и теплая, какие обычно бывают в начале июня. Звезды светились только с северной стороны; большая же часть неба с юга была затянута теплыми тучами, которые словно сами по себе, без ветра, ползли на север и никак не могли затянуть все небо. Воздух Пыл теплым и влажным. Еще дальше на юг земля сли­палась с небом, и там царил непроницаемый мрак, из­редка озаряемый непонятными всполохами.

Равномерные ночные звуки, шорохи камыша, вскрики ночных птиц да далекий гул самолетов преры­вались изредка то далеким лаем станичных собак, то писком мышей.

Как и в прошлую ночь, голодный зверь прибежал к станице, но потом свернул к хутору, к наполовину прорытому ходу. Хищник намеревался докопать его до конца и напасть на добычу. Волк смутно догадывался, что нору мог обнаружить человек, поэтому подходил к хутору очень осторожно. Он вздрагивал от малейше­го шума, его пугали яблони с распростертыми ветвями, похожие на матерей, встречающих своих детей, тем­ные пни, издали похожие на присевших людей. Но предосторожность оказалась излишней. Следов че­ловека возле той стороны сарая, где прошлой ночью была прорыта нора, не было.

Волк влез в нору и стал быстро скрести передними лапами, задними отбрасы­вая взрыхленную почву далеко назад. Волк изредка затаивался, оглядываясь и чутко прислушиваясь.

Волк рыл землю и чувствовал, что завалит лошадь этой же ночью. Но неожиданно земля кончилась, и ког­ти заскребли доски — в сарае был пол. От бессильной злости волк стал грызть зубами дерево, надеясь про­рваться к метавшейся наверху лошади, но зубы не раз цепляли за гвозди. Волк ничего не мог поделать с ме­таллом, поэтому он вынужден был бросить свою затею и задом вылез из норы. Грязному, злому и раздосадо­ванному, ему захотелось завыть, но он сдержался.