Обольщение по-королевски - Дженнифер Блейк

— Я сочувствую вам, Ваше Высочество, — произнесла мадам де Бюи, пытаясь состязаться с принцем в едкости тона и слов, ѕ но я не могу мановением руки вызвать ее сюда из Франции специально для вас.

Рольф наклонился вперед.

— Вы можете считать меня негодяем, но считая меня дураком, вы делаете неисправимую ошибку. Я прекрасно знаю так же, как и вы, что Клэр не во Франции, а здесь. И вы знаете, где именно. Если вы цените свое достоинство и здоровье, вы назовете мне местопребывание вашей дочери в данный момент. И немедленно!

Мадам де Бюи смотрела на него с беспокойством.

— Но вы не можете безнаказанно истязать меня. Андре Делакруа знает, кто именно увез меня из дома, он знает также, что вы в течение нескольких дней насильно удерживали у себя мою племянницу. Он поднимет на ноги всю округу, и нас спасут!

— Вы уверены? Вы же, будучи на его месте, и пальцем не пошевелили! Но даже если он и захочет спасти вас, прежде он должен будет спастись сам — и это потребует времени, которого мне вполне хватит, чтобы расправиться с вами.

Анджелина, оказавшаяся, наконец, вне поля зрения Рольфа, опустила ложку и задумалась. Она знала, что принц прав: пройдет несколько часов, прежде чем повар и служанка в кухне, расположенной во дворе, начнут беспокоиться, почему это дворецкий не приходит сообщить им, что пора подавать ужин. Затем пройдет еще какое-то время, прежде чем Андре, Мария и дворецкий будут обнаружены и освобождены.

В конце концов, все, конечно, произойдет так, как говорила тетя Берта, но что за это время приключится с самой мадам — этого никто не может знать.

Анджелина попыталась поймать взгляд тети Берты и подать сигнал о грозящей ей опасности, но пожилая дама не обращала на нее никакого внимания. Ее черные глазки энергично поблескивали от сознания собственной силы и правоты:

— Андре скоро будет здесь и вы пожалеете, когда это произойдет. Здесь вам не Рутения и не Европа, где знать может вытворять все, что ей заблагорассудится. Вы узнаете тогда, что в Луизиане никто не смеет безнаказанно поднять руку на женщину. Даже если у нее нет мужа или мужчин в близком родстве, ее друзья и соседи отомстят за оскорбление, и вам тогда уже, несмотря на ваше высокое происхождение, не будет пощады.

— Возможно. Но задолго до этого, мадам, вы предстанете здесь перед нами нагишом, тряся складками жира и избыточной плоти; вы исполните нам на потеху темпераментный, хотя и непристойный, танец, вам поможет это сделать кончик шпаги, который будет возбуждать вашу энергию и желание плясать. Правда, к сожалению, мадам, ваша пляска вряд ли вызовет страсть в одном из нас, всего лишь общее веселье, вы разочарованы?

— Вы… вы не можете выполнить свою угрозу. Анджелина пробыла здесь несколько дней, но по ней не видно, чтобы с ней обращались подобным образом.

— Не обольщайтесь, — сказал Рольф спокойным голосом и в его прищуренных глазах зажегся мрачный огонек. — Она пережила самое страшное оскорбление, которое только может выпасть на долю юной девушки — и выдержала его с полным присутствием духа и не надеясь ни на чью помощь, в то время, как вы, мадам, не сделали и малейшей попытки к ее спасению, не попытались даже просто увидеться с ней, хотя вы наверняка сразу же догадались, где она находится. Вы не пришли умолять меня, чтобы я вернул племянницу в ваши любящие объятия, не нанося ущерба ее невинности. Вы оставили ее на мою милость, а сами сидели дома, разодевшись в шелка и надушенные кружева, чтобы принимать посетителей и врать им, что ваша племянница выздоравливает в своей постели, в то время как она погибала в моей.

Рисовая пудра отчетливо проступила на лице пожилой дамы желтыми пятнами, когда ее кожа приобрела бледно-серый оттенок, но все еще храбрясь, она пожала плечами.

— Для человека, с которым так жестоко обращались, она слишком хорошо скрывает свое состояние.

Шум негодующих голосов поднялся за столом, но голос Рольфа легко перекрыл его:

— Потому что стойкость, которой она обладает, выше вашего понимания, а упрямство — выше моего.

— И все же на ней нет следов жестокого обращения, — настаивала мадам де Бюи, пристально разглядывая свою племянницу.

— Это обстоятельство успокаивает вашу совесть? Раны нанесены ее душе, а не телу — что, по моему невежеству, я считал более болезненным и невыносимым. Ошибка, достойная сожаления. Следует ли мне исправить ее и избить вашу племянницу прямо здесь на ваших глазах? Именно этого вы требуете?

Анджелину бросило в жар. За столом воцарилась полная тишина. Мужчины с беспокойством переводили встревоженные взгляды с Рольфа на мадам де Бюи. Сейрус собирал тарелки из-под супа и подавал следующее блюдо — ростбиф. Густав поднял свою вилку и замер с раскрытым ртом, глядя на Рольфа, Оскар нахмурился, его перевязанная рука покоилась на краю стола.

— Вы сумасшедший!.. Я… я вовсе не хочу, чтобы ей причиняли боль, но я не могу это предотвратить точно так же, как не могла предотвратить того, что случилось с ней, если бы пришла сюда раньше.

— Ну тогда вы видите сами, что никто не сможет предотвратить того, что случится с вами в следующие несколько минут. Подумайте хорошенько. Анджелина молода и хороша собой, она неотразимо привлекательна и невинна, поэтому с нею обращались не так, как будут обращаться с вами, мадам, вы не обладаете ни одним из перечисленных мною качеств.

Тетя Берта покачала головой и сложила руки у себя на груди.

— Неужели вы думаете, что я предам свою родную дочь? Делайте со мной, что хотите. Я вам ничего не скажу.

— Таким образом вы косвенно подтвердили, что знаете, где она находится, — заметил Рольф.

— Я ничего не подтвердила. И я ничего больше не скажу!

Анджелина была тронута отвагой тети. Пожилая дама явно испугалась, но пыталась скрыть свой испуг. Пренебрежение тети Берты судьбою племянницы, ее беззаветная любовь к Клэр и попытки всеми силами защитить ее — были очевидны и понятны. Анджелина искоса посмотрела на Рольфа и поймала на себе его пристальный взгляд, он наблюдал за ней, выражение его глаз нельзя было уловить, но между его бровями залегла глубокая морщина, а рот застыл в напряжении. Он демонстративно — продолжая глядеть на нее — поднял свой бокал с вином и выпил его залпом, прежде чем опять повернуться к мадам де Бюи.

— Вы совершенно правы, мадам. С моей стороны было просто нелепо ожидать, что вы укажете место, где прячется ваша дочь. Боюсь, я связывал с вами неоправданно большие надежды. С этого момента вы будете лишь пешкою в игре, вас будут двигать туда и сюда, как нечто не имеющее собственной ценности и легко пускаемой в расход. Итак, с этого момента, вы уже не имеете возможности что-либо изменить или остановить, не будут приниматься в расчет ни ваши слова, ни ваши мольбы. Я не снизойду до вас, если даже вы попросите выслушать вас, даже если поклянетесь Святой Девой и душой вашего покойного супруга, что будете говорить только правду.