Все для фронта? Как на самом деле ковалась победа - Михаил Зефиров

Самыми тяжелыми были работы по строительству укреплений и укрепрайонов, к которым также широко привлекалось гражданское население. Так, 13-е управление оборонительных работ, строившее осенью 1941 г. рубежи вдоль рек Ока и Волга, 19 ноября издало приказ, согласно которому для мобилизованных устанавливался 10-часовой рабочий день с началом в 07.00 и завершением в 18.00. С 12.00 до 13.00 устанавливался обеденный перерыв. За пять минут до начала работы надо было выстраивать рабочих и проводить перекличку, после чего объявлять «боевую» задачу. И все это в открытом поле на ветрах и морозе. Правда, в данном случае за работниками сохранялся заработок по основному месту работы. [390 — Там же, с. 66–67.] В народе работа на строительстве оборонительных рубежей получила короткое название «на окопах».

Условия труда были исключительно тяжелыми. Не хватало спецодежды, лопат и топоров, рыть мерзлую землю приходилось чуть ли не голыми руками. Нередки были и несчастные случаи. К примеру, 24 ноября 1941 г. на строительстве 1-го участка 2-го района 4-го полевого строительства в результате взрыва фугаса погибли четыре человека, еще 16 получили ранения.

Мобилизованные жители на земляных работах.

Во время строительства проводились показательные процессы над «дезертирами». Обычно такие дела рассматривались в один-два дня, максимум — неделю. Так, 17 ноября 1941 г. был арестован 21-летний М. Ф. Данилин. По данным органов, он был мобилизован на строительство 4 ноября, во время работы «вел себя вызывающе, играл в карты и хулиганил», а также агитировал других рабочих на бегство. 13 ноября Данилин сбежал с работ вместе с группой колхозников. В обвинительном заключении говорилось, что он «будучи послан в порядке трудовой повинности на строительство военного объекта в район города Мурома, в условиях военного времени со строительства позорно бежал и увлек за собой всех колхозников Четвертаковского колхоза».

24 ноября Данилин был приговорен к пяти годам лишения свободы. [391 — Сомов В. А., Указ. соч., с. 84–85.] А рабочий завода № 392 Рогожин за такое же деяние получил сразу восемь лет лагерей! Домохозяйки Коршунова и Сергеева, отказавшиеся получать повестки на мобилизацию, были осуждены на пять лет лишения свободы каждая. Нередко на показательных судилищах присутствовали до 700 человек. Это, по мнению властей, должно было напугать потенциальных дезертиров. Но тем не менее бегство нередко принимало массовый характер. Например, 15 и 16 ноября с одного из участков 13-го УОР сбежала половина из 1400 работавших. В основном это были учащиеся школ и ремесленных училищ.

За прогул — семь лет лишения свободы

А уж к тем, кто осмеливался нарушить «трудовую дисциплину», применялись меры, даже не снившиеся эксплуататорам времен дикого капитализма, которых так любила клеймить советская история. Вот лишь несколько примеров.

По воспоминаниям Анатолия Коровина в сентябре 1942 г. молодая работница артиллерийского завода им. Сталина Любовь Кравцова три дня не появлялась на работе, а по возвращении сказала, что копала картошку. Сотрудники НКВД в целях устрашения всех остальных устроили над ней показательный суд прямо в цеху и приговорили «по законам военного времени» к семи годам лишения свободы. 28 января 1942 г. Московский военный трибунал за самовольный уход с оборонного предприятия приговорил рабочего Ф. И. Туфанова к восьми годам лишения свободы. [392 — Комаров Н. Я., Куманёв Г. А., Указ. соч., с. 218.] 12 апреля 1944 г. пятеро работниц Павловского завода автотракторного инструмента: Артамонова, Калягина, Пошлова, Соколова и Широкова, за однократный невыход на работу получили по восемь лет! [393 — Забвению не подлежит, с. 626–645.] В Горьком с момента выхода Указа о дезертирстве и по 22 февраля 1942 г., то есть за два месяца, были осуждены 106 человек, из них 76 — заочно.

Но полностью запугать народ этими карательными методами было невозможно. Количество нарушений трудовой дисциплины оставалось высоким на протяжении всей войны. Так, за второй, еще предвоенный, квартал 41-го года по Указу от 26 июня 1940 г. в Горьком были осуждены 12 000 человек — в среднем по четыре тысячи в месяц. Затем в июле 1941 г. в городе наметился всплеск прогулов и самовольных уходов, — только за первую половину этого месяца число осужденных достигло 2223 человек. Проверка, проведенная в ноябре того же года Горьковской областной прокуратурой, снова выявила на ряде заводов массовые уходы с работы. В частности, на химическом заводе им. Свердлова из 1844 завербованных в августе и сентябре сбежали 450 человек. С завода № 92 за август — октябрь «дезертировали» 2085 человек, а с завода № 112–964. Кроме того, на предприятиях участились случаи, по-армейски говоря, «самострелов», то есть умышленного причинения себе травм с целью отказа от работы. [394 — Сомов В. А. Указ. соч., с. 128, 130, 132.]

В блокадном Ленинграде с 1 июля 1941 г. по 1 августа 1943 г. все по тому же Указу от 26 июня 1940 г. за самовольный уход с предприятий и прогулы были осуждены 40 596 человек и еще 750 — за трудовое дезертирство. [395 — Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов, с. 709.]

26 марта 1943 г. УНКВД по Горьковской области докладывало в ГУМ НКВД СССР о росте дезертирства в военной промышленности. Если в январе того года поступило приговоров военных трибуналов на розыск 449 дезертиров и постановлений прокуроров на розыск 1163 человек, то в феврале число разыскиваемых беглецов достигло 2544. Главную причину этого роста энкавэдэшники видели в плохих социально-бытовых условиях: «Подавляющее большинство дезертиров падает на рабочих-одиночек, мобилизованных из других областей СССР и районов области, живущих в общежитиях и бараках. Происходит это главным образом вследствие бездушного отношения к материально-бытовым нуждам рабочих-одиночек со стороны домохозяйственных и партийных органов некоторых промышленных предприятий». [396 — ГОПАНО, Ф. 3, Оп. 1, Д. 3393, Л. 117.]

Помимо карательных мер, применялось и полное закрепощение рабочих. В частности, приказ наркомата танковой промышленности от 4 февраля 1942 г. разрешил предприятиям отрасли «брать на хранение» паспорта рабочих и служащих. [397 — ЦАНО, Ф. 15, Оп. 6, Д. 647, Л. 177.] Подобная практика нередко применялась и на других заводах. Этот вопиющий факт нарушений прав личности лишний раз демонстрирует, насколько сталинская Россия подражала царской.

Нередко мастера и начальники цехов буквально издевались над рабочими, чего последние не забывали. Анатолий Коровин вспоминал: «Начальником нашего цеха был Щербаков. Его все ненавидели. Человек устал, присел, а он идет и орет: „Почему не работаешь, сволочь?“ Помню, как пострадал от Щербакова Юра Сидоров. У него была температура 39 градусов. Юра обратился к начальнику, а тот приказал лишь выдать таблетку и снова к станку. Утром следующего дня Юре стало еще хуже. Но Щербаков лишь издевался: „Не отпущу! Работай, дезертир!“ Тогда Сидоров пошел на крайний шаг: сбежал с завода и, как потом выяснилось, пошел в школу НКВД, где шел ускоренный набор. Через восемь месяцев, когда о нем уже все забыли, Юра пришел на завод в новенькой энкавэдэшной форме. А через полтора месяца Щербаков вдруг загадочно исчез».

Многие рабочие, не выдержав концлагерных условий труда, писали заявления с просьбой отправить на фронт, пытались записаться на курсы шоферов, но им всегда отказывали и возвращали обратно.

Впрочем, бывало, что кого-то из нарушителей дисциплины и прощали. К примеру, начальник термического цеха завода № 92 Г. Г. Колесников сочетал ударную работу с систематическим пьянством. Несколько раз он даже писал директору завода А. Е. Еляну письменные обязательства, что бросит пить. Но, как водится, не бросал. И вот однажды после празднования очередной годовщины Октябрьской революции Колесников ушел в запой и не вышел на работу. Вскоре он был арестован органами НКВД и оказался в тюрьме, где просидел около месяца.

По воспоминаниям самого начальника «термички», его обвинили в саботаже, умышленном срыве работы завода и даже пособничестве Гитлеру. Однако однажды ночью его подняли с кровати и куда-то повели. Колесников, конечно же, подумал, что на расстрел. Но на самом деле его доставили в кабинет начальника областного УНКВД полковника В. С. Рясного, где находился и директор завода № 92 Елян. Дальнейшее «гитлеровец» описал так: «Задают вопрос: Ты осознал, что ты наделал? — Да, осознал. — Так, может быть, его выпустить, и он будет работать? — Выпусти, так он же будет обижаться на советскую власть. — Ты будешь обижаться на советскую власть? — Нет, нет, не буду». В итоге Колесникова восстановили в должности, а в запои он больше уже не уходил. [398 — Колодкин В. В., Указ. соч., с. 135–136.]

В Указе Президиума ВС СССР от 26 июня 1940 г., как уже говорилось, предусматривалась ответственность рабочих и служащих за самовольный уход и за прогул без уважительных причин. До наступления 1941 г. по нему в стране успели осудить свыше двух миллионов человек, или 63,7 % от числа всех осужденных, хотя указ действовал только вторую половину года.