Бульдог. В начале пути - Константин Калбазов

– Спасибо, Петр Алексеевич.

– За что? За то, что желаешь трудиться на благо России? Это тебе спасибо. Но не дай господь не станешь и дальше развивать горнозаводское дело… Вот тогда обижусь не на шутку.

– Тут не изволь беспокоиться, меня на все хватит, – теперь уже полностью довольный беседой, заверил Демидов.

– Вот уж чему верю, тому верю, – искренне улыбнулся Петр.

Потом поискал глазами по просторной комнате, заполненной гостями, разбившимися на небольшие группки и ведущими беседы. Нашел нужного человека и подозвал:

– Петр Семенович, подойди, пожалуйста.

– Слушаю, Петр Алексеевич. – Механошин тут же оказался рядом, в готовности выполнить любое поручение.

– Тут такая оказия приключилась. Пока с Акинфием Никитичем беседовал, он четырежды нарушил правила ассамблеи. Помнится, за подобное штраф положен.

– Именно так, за каждое нарушение в отдельности, – подтвердил хозяин дома.

Провинившийся выглядел весьма озадаченным.

– Ну чего ты на меня так смотришь, Акинфий Никитич? Не ты ли меня четыре раза государем величал, что на ассамблее никак не приветствуется?

– Было дело, Петр Алексеевич, – слегка понурившись, признал Демидов.

А чего ему, собственно говоря, не расстраиваться. Четыре добрых чарки водки и молодого с ног свалят, а тут муж, которому уж шестой десяток. Однако в планы Петра вовсе не входило как-то унизить уважаемого человека, он хотел лишь подшутить. Поэтому, выдав провинившегося, он же и вступился за него.

– Однако, Петр Семенович, коли нарушение выразилось в неоднократном повторении одного и того же, без должного замечания со стороны заметившего это и не упредившего, я думаю, оно может посчитаться за одно. Как, господа, согласны? – закончил он, обращаясь уже к дюжине гостей, обступивших их.

Молодежь занята танцами, матери внимательно следят за чадами, отцам же семейств остается только беседовать, выказывая степенность и чинность. Вообще-то скучновато. Побеседовать и в иное время случится. Игральные столы все заняты. А тут вдруг наметилось какое-никакое развлечение. Испитие штрафной чарки – зрелище весьма приятственное, коли дело не тебя касается. Вот и потянулся народ.

Хозяин подал знак. Появился слуга с подносом, на котором стояло два серебряных кубка с изображением орла, вызвавшие недоумение присутствующих.

– Хм. Акинфий Никитич, не обессудь, – растерянно развел руками Петр. – Как видно, присутствующие решили, что твой штраф можно уменьшить только вдвое.

– Ничего, Петр Алексеевич, и не такое выдерживал, – спокойно произнес Демидов, судя по всему вполне уверенный в своих силах.

– Э не-эт, Петр Алексеевич, – вмешался Механошин, беря с подноса кубки. – Решение общества – закон. Не так ли, господа?

– Так! Истинно так, Петр Семенович! – загомонила толпа, все еще не понимая подвоха.

– Второй кубок иному штрафнику, который, узрев нарушение правил, не только не воспрепятствовал ему, но и своевременно не поставил в известность общество, – торжественно произнес хозяин дома, вручая кубки Демидову и молодому императору.

Похоже, влип. Ну Механошин, подловил-таки, старый лис. Ладно, попомнишь еще. Ничего, дело не новое и когда-то очень даже привычное. Да и за последнее время и в росте, и в весе прибавил. Но… черт, великовата чарка. Но отступать никак нельзя, тем более все по правилам.

– Ну что же, Акинфий Никитич, коли так, то за успех и за всю честную компанию.

– За сказанное, Петр Алексеевич.

Неладное Петр почувствовал, едва его губы коснулись края кубка. Раньше рассмотреть это не получилось бы, тем более при свечах. Стенки кубка оказались толстыми, а оттого и содержимого было едва ли в треть. Ох хитрец Механошин. Это же он в кубок емкость из чистейшего стекла вставил. Не иначе как на всякий случай, для себя любимого. Сомнительно, что этот кубок еще кому подносили, иначе слухи уж давно поползли бы.

Пил Петр неспешно, чтобы не вызвать подозрений, так как слишком скоро такой кубок не осилить. Потом поблагодарил за науку, чем вызвал громкое одобрение всех присутствующих. Приятно, знаете ли, сознавать, что государь не больно-то от тебя отделяется, хотя бы и на ассамблеях.

– Кубок-то для себя держишь, – шепнул Петр в самое ухо Механошину.

– Не выдавай, Петр Алексеевич. Засмеют ведь и со свету сживут, – прикрыв рот ладонью, попросил хозяин.

– И не подумаю. – Петр вдруг осознал, что окрыленная первым успехом компания может тут же пересмотреть результаты наказания.

А вот и хмель подкатывается. Это тебе не легкое молодое вино. Треть-то она треть, да только и это вполне изрядно получается, при такой-то крепости напитка. Пора уходить. Еще бы найти какой укромный уголок, дабы выполоскать все без остатка.

На город опустилась вечерняя прохлада. После душного и затхлого помещения – блаженство. Нет, Механошин, разумеется, предпринял необходимые меры и окна в доме были открыты, впуская свежий воздух. Вот только это мало помогало ввиду большой скученности людей.

Впрочем, пока находишься внутри, и уж тем более когда наконец сбывается твое заветное желание и долгое ожидание вознаграждается сполна, на подобные мелочи не больно-то обращаешь внимание. Именно поэтому, вдыхая вечерний воздух и подставляя разгоряченное лицо прохладному ветерку, Анна чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Девицы начинают посещать ассамблеи уже с шестнадцати лет. Она же в свои восемнадцать удосужилась побывать только однажды. Их Псков, конечно, не столица, но и там ассамблеи не редкость. Бывают они не только в самом городе. Каждый помещик с приличным достатком считает своим долгом устраивать пышные приемы хотя бы раз в два месяца. Иным дай волю, так устраивали бы и чаще, но… Не они одни способны достойно принять гостей.

На такие приемы съезжаются все соседи. Это великолепная возможность похвастать своими достижениями и богатством. Или же показать всем и вся, что это поместье ничуть не уступит иным, а потому просим любить и жаловать, не задирая чрезмерно свой нос.

Однако так уж случилось, что ей на подобные мероприятия путь был заказан. Брат изредка появлялся в поместье, дабы навестить семью и в очередной раз убедиться, что дома все хорошо. В это время они ездили в гости, общаясь с ближними и дальними соседями.

Вот только его наезды по какой-то роковой случайности никогда не совпадали с ассамблеями в других домах. Их же поместье вечно выпадало из списка очередности проведения оных. Дворянское общество с легкостью вычеркивало Тумановых ввиду систематического отсутствия хозяина. Ну право, не станет же общество подстраиваться под одного непоседу.

Всеми делами поместья занималась Анна. В ее же ведении находилась и ткацкая мануфактура. Жена Ивана, милая, добрая и тихая молодая женщина, в этих делах ничего не смыслила. А вот хозяйкой была знатной, исправно содержала дом, воспитывала двоих мальчуганов и вышколила прислугу. Ничего удивительного, иному ее никто и не учил. Поэтому все обширное хозяйство и три деревеньки с пятьюстами ревизскими душами были в ведении Анны, юной, но весьма предприимчивой особы.

Несмотря на это, согласно существующим правилам, в отсутствие мужчины Тумановы могли себе позволить только пригласить соседей на званый обед. О том, чтобы какой-то мужчина остался на ночь, не могло быть и речи, а оттого не могло быть и вечерних приемов, и, как следствие, ассамблей…

– Анна, в последнее мое посещение усадьбы я просмотрел учетные книги, – глухо произнес князь.

– И что с того? – беззаботно улыбнулась девушка, в очередной раз вдохнув полной грудью.

Попутно ее охватило сожаление, что нельзя прямо сейчас закружиться по набережной. Время еще не позднее, едва пробило десять вечера, однако людей на улицах считай и нет. Так что свидетелей такому поведению будет немного, а может, и вовсе не сыщется. Но нельзя. Приличия не позволяют. Молодым особам пристало плясать и кружиться только на ассамблеях или в танцевальных залах, с учителем.

– Я просмотрел все книги, Анна, – переводя взгляд на сестру, идущую с ним под руку, строго припечатал он.

Последовав просьбе сестры, пожелавшей прогуляться на свежем воздухе, князь отпустил карету с кучером. Опять же белая ночь, навевает особый настрой. Блажь? Она, родимая. Но с другой стороны, нельзя не признать, что идея понравилась и ему самому. Анна успела натанцеваться от души, а Ивану пришлось практически весь вечер простоять, ведя беседы. Так что размяться совсем не помешает.

– Ну и хорошо. В кои-то веки решил поинтересоваться делами. Может, все же займешься хозяйством. А то ведешь себя как недоросль какой, – с намеком и даже нажимом произнесла девушка.

– Анна.

– Что «Анна»? Пока жив был батюшка, ты все время учился, и близко не подходя к хозяйству. Женился, оставив жену в отцовском доме, и опять весь в учебе, только наездами и бывал. Батюшки нет уже два года, твоя учеба в университете закончилась, от службы ты освобожден, но домой не спешишь. Ведешь себя как ветрогон. Сплошные разъезды, исколесил всю губернию, карты, женщины… Да-да, я знаю все о твоих похождениях. Хорошо хоть Елена в неведении. Но ведь найдется какой доброхот, обскажет. А она, видит бог, этого не заслуживает.