Страшные истории. Городские и деревенские (сборник) - Марьяна Романова

Мишу похоронили, Клавдия Ивановна тоже не задержалась на этом свете — в мире, лишенном сына, она чувствовала себя пленницей.

И вот прошло уже года три, и кому-то из участников этой странной истории товарищ однажды вот что рассказал: якобы зашел он после работы в тот самый бар. С женой поссорился, просто захотелось побыть одному, выпить пива.

Он сидел у барной стойки, спиной к веселящимся горожанам, когда вдруг к нему подошла блондинка сказочной красоты. Человек он был избалованный, из повидавших, из привыкших к статусу лакомых кусочков, топ-менеджер сорока с небольшим лет, живший в городе, где женщины в той или иной форме продают свою красоту, некоторые — открыто, некоторые — под маской «я так одеваюсь и ношу пятнадцатисантиметровые каблуки исключительно для собственного удовольствия». Но, посмотрев в лицо девушки, он оторопел и даже смутился, чего с ним не случалось никогда ранее.

Она представилась Ариадной, попросила купить ей шампанского, рассказала, что учится в институте культуры на последнем курсе, хочет быть кинорежиссером и мечтает посмотреть Париж. Спустя всего пять минут знакомства мужчина уже чувствовал себя так, словно они провели вместе десяток лет, с ней было как-то легко, они о чем-то болтали, смеялись, а потом Ариадна сказала, что в баре ей душно, и он пригласил ее прогуляться по бульварному кольцу. На каком-то бульваре они уселись рядом на лавочке, и он потянулся к ее лицу, поцеловать хотел, а в уме уже перебирал адреса отелей, куда не стыдно пригласить такую девушку.

— А дальше я ничего не помню, — нахмурившись, рассказывал этот человек. — Как будто черное пятно… Утром очнулся в «Склифе» — оказалось, кто-то из прохожих вызвал «скорую». Мне плохо стало, а почему — даже врачи не поняли. И я сам не понял, вроде, и не пил особо, и сердце у меня крепкое… Как будто бы в яму черную упал. И вот что еще обидно и удивительно — почему Ариадна убежала? Ну допустим, упал я в обморок, ну допустим, не любит девушка неприятности, но «скорую» — то она вызвать могла? У меня же кошелек сперли из кармана, и документы все, и даже ключи от машины, хотя сама машина хрен знает где была припаркована… Черт знает кто ко мне, бездыханному, подходил, меня же вообще убить могли! А она просто сбежала… До сих пор в голове не укладывается — ведь в баре я почти придумал нам альтернативную историю — как я сначала везу ее в Париж, а потом развожусь с женой и женюсь на Ариадне… Уже месяц прошел, а история до сих пор из головы не идет. И снится она мне иногда. Такое лицо, его невозможно забыть…

Приворот

В начале августа я вдруг обратила внимание, что Один Мужчина влюблен, и это горько и упоительно. Упоительно — потому что, как и большинству живущих под луной, это состояние было ему к лицу, делало его моложе и светлее. Горько — потому, что влюблен, да не в меня. Взгляд его теперь был устремлен куда-то в видимые одному ему дали, губы сами собою складывались в полуулыбку, морщинка, давно углубившаяся между бровей, разгладилась, как у блаженного или мертвеца.

Он улыбался, когда слушал музыку. Даже Леонарда Коэна. Dance me to the end of love — это на самом деле даже не об окончании романа песня, а о скрипичном оркестре, который играл в концлагерях, когда посеревших от немощи людей караванами отправляли в газовые камеры. Я когда-то прочитала об этом в Сети.

Он улыбался, когда читал эсэмэску. Я украдкой рассматривала его лицо и пыталась угадать, какие именно буквы явил ему экран мобильного.

Мы познакомились два года назад, ранней весной, а уже в начале лета я тоже писала ему дурацкие эсэмэски. Уверена, что он улыбался, их читая. Тогда, два года назад, наша близость распускалась вместе с летом — когда зацвела сирень, мы еще гуляли по Измайловскому парку «едва соприкоснувшись рукавами», а когда с рыночных рядов исчезла последняя клубника, уже была страсть. Бесконечное слияние — мы использовали любую возможность, чтобы прильнуть друг к другу, дома ли, в запаркованной ли машине, на последнем ли этаже дома, в подворотне, в сквере, на бульваре.

И вот было начало августа, последние жаркие дни, и я любовалась его одухотворенным лицом, а он все чаще смотрел мимо. Нет, он тянулся ко мне, но скорее как к хорошему товарищу. Мы болтали, смотрели кино, заказывали суши, он готовил для меня гуакамоле, а я для него — яблочный пирог. Я рассматривала его лицо, мне было и больно, и хорошо. Я очень скучала по тем дням, когда он ходил такой же вдохновенный, только причиной тому было мое существование.

Конечно, меня страшно заинтересовало, кто его вдохновляет теперь. Низшим аспектом этого интереса была банальная ревность, жгучая, раздирающая, по ощущениям похожая на сучковатое дерево, разросшееся в легких, — когда я думала об этом, становилось больно дышать — как будто бы изнутри меня царапали ветки. Высшим — жажда восхищения. Если я люблю и желаю этого мужчину, а он — любит и желает еще кого-то, значит, наверняка этот некто достаточно прекрасен для того, чтобы стать и моей путеводной звездой. В конце концов, нам нравилась одна и та же музыка, одни и те же книги, одна и та же еда — почему бы не восхищаться и одной и той же женщиной.

Мне было интересно, как она выглядит, какие духи любит и какие стихи, высокая ли она, понимает ли, как ей повезло. И что у них за отношения — еще пока нежно дружат или уже мнут пропотевшие простыни.

Тогда, в августе, я сомневалась, но уже в начале осени однажды ощутила от него странный запах — это было что-то неописуемое, на биологическом, животном уровне. Так собаки безошибочно чуют тех, кто смертельно напуган. Природа даровала мне сверхчуткость, я всегда была мастером полутонов, умела читать взгляд, понимать с полуслова, чувствовать ложь даже не осуществленную, а только еще задуманную. Я поняла, что яблоко надкушено, небеса разверзлись и Ева с Адамом провалились вниз, где их ждали коньяк и постель.

Я давно стараюсь не относиться ни к чему как к сугубо положительному или отрицательному событию. Мне кажется, это мудро — не окрашивать события в черный и белый цвет, а воспринимать их уроком. Нет, я отнюдь не блаженный бодхисаттва — в ту осень я плакала столько, сколько никогда в жизни. На людях держалась — все привычно считали меня веселой. И при Одном Мужчине держалась — он даже говорил, что я слишком много шучу.

Мужчина был человеком довольно замкнутым, и единственным местом, где он мог познакомиться со своей Евой, был Интернет. К ноябрю у меня окончательно поехала крыша, я зарегистрировалась на всех сайтах знакомств, чтобы найти его. Это оказалось намного проще, чем я думала, — я-то приготовилась пролистать сотни страниц, но он обнаружился на первом же сайте, в первой же сотне пользователей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});