Пятая стихия (СИ) - Риз Лаванда

— Ха! — дёрнула плечом Лана, для вида возмущаясь его самоуверенностью.

Она зашла в один из домов отмыть окровавленную руку. Случайно брошенный взгляд в окно, зародил в ней неясное подозрение, будто толчок, возникший из глубины сердца. Она увидела Рэма, за что-то жёстко отчитывающего Шилу. И то, как та сжалась перед ним, и то с каким гневом Рэм сжимал кулаки — приоткрыло для Ланы лицо её почти что будущего мужа в ином свете. Он не знал, что она смотрит на него в окно, а Лана стояла и дрожала, онемев от такого перевоплощения и странного внутреннего позыва. Через минуту она поняла, что это был позыв бежать!

Причём сама она не понимала куда она бежит — её вела её внутренняя суть, словно ей было известно то, что Лана упустила из виду. Бегала она быстро, даже платье не стесняло движений. Ноги привели её к одному из сараев. Решительно распахнув дверь, Лана спустилась вниз, в укреплённый подвал, по сути, бетонное убежище, разделённое на камеры. Когда она заглянула через маленькую решетку двери внутрь одной из камер — она поняла почему её душа привела её именно сюда. Кугуары чувствовали друг друга, а сутью её души как ни крути — был дух кугуару. И того кугуару, что сейчас был заперт в камере Лана узнала бы из тысячи других, слишком часто он превращался у неё на коленях.

— Шон, — выдохнула она еле слышно, но этого хватило, чтобы сидящая на цепи пума её услышала. Он зарычал и стал неистово рваться.

— Лана! — вдруг предостерегающе раздалось за её спиной. — Ты всё не так поняла, — Лана и правда не понимала, почему это Рэм вдруг оправдывается перед ней. Обычно Мэнхесы поступали так, когда действительны были виноваты.

— Откуда ты знаешь, как я поняла? Ключи! — потребовала она.

— Нет. Я не позволю тебе туда войти. Он опасен! Для себя и окружающих.

— Ключи! — Лана чуть ли не шипела от колотящих её эмоций. Она была зла и возмущена, до такой степени, что даже не могла подобрать слов.

— Шаманы провели над ним обряд, он не сможет обратиться в человека ещё какое-то время, — скрипнул зубами Рэм, закипая от собственных эмоций.

— Ключи. Я в последний раз прошу тебя, — не глядя на него протянула руку Лана. И после некоторых колебаний, тяжело и обречённо Рэм всё-таки опустил ключ на её ладонь.

— Для меня он не опасен, — с болью произнесла Лана, прежде чем войти в камеру. — И ты это знаешь. Что я единственная, кого не тронет эта разъярённая пума. Он мог сводить меня с ума, доводить до мысли о самоубийстве, заставлять не дышать своими выходками, и однажды моё сердце просто разорвалось бы, но Шон никогда бы лично и пальцем меня не тронул. Это его закон. Любой из вас, даже ты, в порыве ярости, обращённый можешь случайно покалечить меня, но не прирученный мной кугуару.

Войдя в камеру, Лана решительно направилась к прижавшемуся к стене зверю. Он скалился, переминался с ноги на ногу, мотал головой, но как только она склонилась над ним — замер. Отстегнув металлический ошейник, Лана бесстрашно взяла голову кугуару в свои ладони, заглядывая через глаза в глубину его души:

— Шонгравут, иди на мой голос, — твёрдо произнесла она. — Освободись! Иди на свет, войди в него, в нём сила шаманов теряет свою власть, в нём нет стихий, он абсолютен. Держись за меня и возвращайся!

Впервые в жизни потрясенный Рэм наблюдал подобный феномен. То, что с помощью ритуала сотворили шаманы эри нельзя было обойти, но оказывается Лана знала лазейку, что-то двигало ею, давало силы противостоять и победить. Кугуару сжался, выгнулся и обратился. А она всё продолжала держать в ладонях его лицо. Шон дрожал, восстанавливая своё сознание.

— Я ненавижу его, — хрипло прошептал он, поднимая на Лану ещё затуманенные глаза.

— Рэм просто не знает, как ему ещё с тобой справится, — мягко проговорила Лана. — Ты совсем потерялся Шон. Мы с тобой сейчас сидим на краю, и тебе нужно наконец прийти в себя.

— Зачем, если можно просто прыгнуть? — горько спросил он. — Без тебя жизни нет. Я не могу найти ни одного пути.

— Так и было бы, если бы тот, кто сидит передо мной, был слабаком! Но ты ещё можешь опомниться Шон, вспомнить кто ты есть, кем был рождён, чьей силой напитан. Ты ещё можешь увидеть путь, но тот который впереди, а не тот, что сзади. Сделай мне последнее одолжение, сделай мне такой подарок Шон — возьми себя в руки ради уважения к нашему прошлому, как эри уважают свои корни. Вместе мы не пара и нам уже ею не быть, но ты должен дать мне слово. И я ему поверю!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Несколько минут, Шон сидел, опустив голову. Затем резко поднявшись на ноги, глядя на неё сверху вниз, произнёс:

— Я даю тебе слово и пусть мою душу и весь мой род проклянут духи, если я его нарушу. Пусть Высшие отнимут мою память, если я подведу тебя. Ты свободна Лана, я отпускаю тебя.

Шон покинул камеру, пройдя мимо брата с ледяным лицом. Но Лана увидела в глазах Шона что-то такое, что действительно заставило её поверить.

— А теперь, нам кажется нужно поговорить, — с укором оглянулась она на застывшего Рэма. — Что ты собирался с ним сделать? Так не годиться! И то, что ты играешь передо мной роль тоже!

— Роль?!! — взревел Рэм, с размаху ударив кулаком в стену, разбивая его в кровь. — Роль твою мать?! Может, я и сейчас играю роль, а? — играя желваками, присел он перед ней на корточки, взбешенно меча глазами искры. — Ты обвиняешь меня в лицемерии? Хочешь сказать, что я разыгрывал влюблённого идиота?

— Ты сам это сказал, — выдавила Лана, осторожно отползая назад.

— Почему ты меня боишься? — сощурился он, и не получив от неё ответа, в отчаянье покачал головой. — Наверное, я точно идиот. Потому что полюбил тебя. В чём конкретно ты меня обвиняешь? — к Рэму вновь вернулось его самообладание.

— Со мной ты такой непринуждённый и ласковый, почти мягкий и пушистый, такой распрекрасный, что даже не привычно, но сегодня я увидела в тебе другого Рэма! Чужого, опасного, жестокого! Таким, каким ты в принципе и был. Что сделала Шила, что ты готов был порвать её? — глаза Ланы смотрели на него умоляюще.

— Она ослушалась меня, — небрежно бросил он. — В принципе я остался самим собой, … моя сладкая, — глаза Рэма вспыхнули хищным озорством кугуару, и он стал подбираться к ней ближе и ближе. — Как думаешь, чего бы добился мягкий и пушистый вождь, облизывающий всех и каждого? И вообще какие качества нужны лидеру индейской общины и вожаку оборотней? Конечно, я жёсткий и требовательный, конечно, я слежу за дисциплиной и наказываю, потому что наделён такой властью и ответственностью, — Рэм вплотную прижал её к стене. — Но как скажи на милость, я должен оставаться самим собой с той, кого хочу любить? С той, от поцелуев которой я размякаю и просто с ума схожу от твоего запаха? Наедине с тобой и вблизи тебя я меняюсь, и это твоя заслуга, оказывается ты у нас умеешь вытаскивать из кугуару всё человеческое.

— Что ты делаешь? — испугано выдавила Лана, глядя на то, как он стаскивает с себя одежду.

— Пытаюсь объяснить тебе почему я с тобой другой. Потому что хочу дарить свою нежность лишь одной единственной дурочке. Потому что я двуликий по сути. Потому что тебя я впустил в своё сердце, а то, что ты видела это тоже я, но только снаружи. Я люблю тебя и тебе от этого уже никуда не деться. Ты ведь в курсе, что существует только обряд единения, а разъединения нет? Поэтому ты не сможешь забрать свои слова обратно, — выпуская наружу свою страсть, Рэм принялся с жаром целовать её в губы.

— Ты что собираешься заняться любовью прямо здесь???

— Именно здесь, — его голос осип от желания. — Теперь ты моя, и я могу делать с тобой всё, что захочу. Сама предложила.

Влюблённые смотрят на мир иначе. Им по-особенному дышится, и даже в самых пасмурных красках дня они видят переливы радужного света. И звёзды для них ярче, и прикосновения бьются током, пронизывая потоками любви, от чего в животе рождаются нежные бабочки, а по коже носятся обезумевшие мурашки. Влюблённые напрочь не замечают недостатков, закрывая глаза на пороки своего избранника, боготворя его за взмах одних только ресниц. Стоило Рэму захотеть её, и Лана уже не могла устоять, забыв о своём недавнем негодовании и о месте, в котором они очутились. Порыв его чувств просто-напросто овладевал её разумом, и то, что разливалось в её груди недостаточно было выразить одними лишь поцелуями или фантастическим сексом, это было чем-то значительно большим. Лана хотела его понимать, прощать, ощущать и разделить с ним свою жизнь.