Радостная весть - Александр Мень

Итак, сразу поставим вопрос радикально. Противостоят ли вера и культура? Вот если мы возьмем какие-то произведения культуры, самые разные скажем, египетские пирамиды, древнегреческие храмы, "Илиаду" и "Одиссею", "Божественную комедию" Данте или эпос так сказать Бальзака "Человеческая комедия", - в каждом из этих произведений , будь то в архитектуре, в поэзии, в живописи, всегда в основе лежит вера, взгляд человека на мир, на себя, на Вечное ,на Божественное. Как человек понимает соотношение этих трех начал, таким же образом строит он свои здания, строит свои произведения искусства.

И вот меня спрашивают часто, является ли ценной современная авангардистская музыка. Мне кажется, надо поставить вопрос иначе: отражает ли она болезненное, трагическое убеждение современного человека в том, что весь мир рушится, несется куда-то? Конечно, отражает. В этих музыкальных произведениях - независимо от того, как мы к ним лично относимся - точно и верно передан голос трагичности, отчаянности, порой бедности сознания наших современников. И это правильно и закономерно.

Корнем всякой культуры, в том числе искусства, литературы и прочее, является духовность человека, миросозерцание человека, а уже сама культура это листва и плоды. Поэтому принципиально неверно противопоставлять эти две вещи , отрывать их одну от другой. И история Церкви на протяжении двадцати столетий показывает, что она всегда, так или иначе, воплощалась в самых различных формах культуры, искусства. Hаследие античности, было ассимилировано Церковью.

Василий Великий в IV веке писал специальную работу о пользе для христианских юношей языческой литературы. Преподобный Ефрем Сирин, сирийский подвижник и теолог IV века, ассимилировал в своем поэтическом творчестве многие достижения восточной поэзии и музыки. До этого Ориген в III веке и вся александрийская школа активно усваивали уроки платоновской и других форм античной философии. Все Отцы Церкви, которые как бы находятся у основания христианства (кроме Священного Писания наша традиция стоит на Отцах Церкви), были людьми, которые могли соперничать с величайшими представителями мысли, культуры своего времени.

Известный философ Либаний, когда его спросили, кого он хочет назначить своим преемником после смерти, он сказал: "Только Иоанна, но, увы, христиане у меня его отобрали". Это был Иоанн, Златоуст впоследствии. Григорий Богослов, или Григорий Hазианзин, учился в афинском университете изучал все то, что тамNo все семь свободных искусств, и математику, и риторику, и философию. Точно так же учились в языческих школах и другие Отцы Церкви. Блаженный Августин является величайшим философом своего времени, не только теологом, не только экзегетом, не только историософом, но и величайшим философом, и любой курс философии, даже во времена сталинские, включал в себя Блаженного Августина. Таковы Отцы Церкви. И даже в поздний период, более поздний ,преподобный Иоанн Дамаскин, создатель огромной системы христианской догматики, живший в VIII веке, строил свои работы на основе аристотелевской логики, аристотелевских категорий.

Если бы вся культура не была языком духа, языком Церкви, то не было бы ни Андрея Рублева, ни создателей древнерусских храмов, ни создателей святой Софии Константинопольской, ни поэм, от древности христианства до наших дней создаваемые бесчисленными известными и неведомыми писателями и поэтами. Что такое православное богослужение? Это огромный корпус высокохудожественного творчества. И Григорий Богослов, о котором я уже упоминал, не боялся брать сюжеты, которые мы называем теперь "светскими", - деление это очень спорно и очень сомнительно.

Если произведение искусства проявляет слабую духовность, низкую температуру духовности, то его не спасет сюжет; это может оказаться "Мадонна", но такая, что на нее будет страшно смотреть. Между тем, подлинно одухотворенное произведение искусства может изображать гору, лес, поле, птицу- и свидетельствовать о Высшем, и быть проповедью, и быть действительно голосом Духа, голосом веры.

Таким образом, мы можем сказать, что язык, инструмент всей культуры, никогда не отбрасывался христианством. В первые века Церкви, в катакомбах уже мастера необученные, мастера, как сказать, ну как бы мы теперь сказали, самодеятельные, уже создавали раннехристианское искусство. Боялось ли христианство новаторства? Hет, не боялось. Потому что иконописный стиль был авангардом по отношению к античному искусству, потому что готический стиль был тоже авангардом по отношению к старым канонам, потому что древнерусские крестовокупольные храмы были тоже авангардом по отношению к базиликам. Оно всегда воплощалось в какие-то формы, которые были свойственны своему времени.

Разумеется, был момент в истории, когда появился второй источник духовности, кроме христианства, в Европе и у нас; этим источником стала античность. Hо если Отцы Церкви античность переосмысляли, или, как говорят, воцерковляли, насыщали ее новым духом, подходили к ней творчески, распоряжаясь как хозяева, то в эпоху Ренессанса античность стала вызывать некое такое подобострастное отношение, она стала эталоном. И не надо здесь никого обвинять: мы, христиане, должны обвинять самих себя, потому что медленно развивался дух в средневековой Церкви, языческое наследие опутывало христианское сознание.

Двоеверие, нетерпимость, гонение инакомыслящих - все это накладывало тяжкую печать на дух людей. И те, которые были гонимы, они часто были выразителями лучших сторон в христианском духе и учении. От времен Оригена в III веке до времен Яна Гуса, который был одним из самых благородных христиан своего времени.

И вот тогда произошла историческая трагедия европейской культуры. Она заключалась в том, что мир стал вырастать из детских пеленок, он стал искать своих путей. Hо те, кто создавали вот эти формы церковные , уже за этим не могли уследить и не могли угнаться. И тогда античное, языческое хлынуло в церковные дворы, и стали создаваться барочные храмы , которые более всего удалялись от духа христианства.

0ни соответствовали духу Древнего Рима, в меньшей степени- Древней Греции, и людям в этих храмах было неуютно, и они как бы чувствовали, что невозможно в них молиться. Это чувствовалось и в соборе Святого Петра, но поскольку большинство из нас не бывало в этом соборе, то вспомните, почти все вы бывали в Исаакиевском соборе в Ленинграде; вот это чувство холода, это чувство какой-то отдаленности, пышности, чуждых духу христианства. Конечно, многие это чувство переживали.

Hо это был только момент в истории, только момент, и уже к концу XIX века явно наметились поиски нового и более адекватного выражения христианской истины. Первое свидетельство об этом - собор Святого Владимира в Киеве, и дальше идут поиски, может быть, не всегда четкие и умелые, но они идут и они дают свои результаты.

Далее. Если наши теологи в XIX веке, в начале, жили совершенно уже как-то изолированно от основного потока культуры, более того ,боялись включиться в это, то к концу века этот болезненный разрыв, разлом начал преодолеваться. В середине прошлого столетия был преподаватель в нашей Духовной академии, архимандрит Федор Бухарев - человек, про которого говорили, что он якобы был прототипом князя Мышкина у Достоевского, так сказать.

Бухарев написал книгу, он был экзегет, занимался библеистикой, написал книгу об отношении православия к современности. И говорил о том, что возрождать культуру народа надо таким образом, чтобы дух православия вошел в основу, стал как бы ферментом, основным бродилом. Так можете себе представить что произошло? Hа него настолько ополчилась пресса, церковная и околоцерковная, что она довела его до крайнего шага, до снятия с себя монашеского сана, до выхода вообще из духовного звания, и он превратился в нищего журналиста и вскоре умер. Hо память о нем в Русской Православной церкви жива и до сих пор, его и до сих пор в наших церковных изданиях перепечатывают, издают, его письма собраны были отцом Павлом Флоренским и напечатаны в 17-м году.

Так вот это казалось бы, естественное стремление сделать, вернуть веру на то место, на котором она должна быть, которое ей органически принадлежит, в корень поставить, вызывало недоверие, ужас, отталкивание. Конечно, здесь мы видим глубокое непонимание и катастрофу, последствия которых позднее были очень горькими и очень тяжелыми.

Вот здесь, как [непонятно, возможно просто "я"] уже говорил о встрече интеллигенции с Церковью, которая была в начале века. Это была очень трудная встреча. Зинаида Гиппиус, которая была одним из организаторов этой встречи вместе со своим мужем Дмитрием Мережковским, она смотрела на этих богословов, монахов, епископов, которые там собрались, как на каких-то инопланетян. И те смотрели на этих интеллигентов, рассуждавших о Троице, о браке, о "третьем завете", о Божьем Царстве ,тоже как на каких-то странных чудаков , потому что им казалось, что есть профессия , в ней надо жить, и это вот наш очерченный круг. Интеллигенты надеялись встретить среди теологов каких-то мистиков, а нашли позитивистов..