Великий Гусляр т.3 - Кир Булычев

но решительно, чтобы Мирон Иванович не вмешался:

— Но им дорог и наш завод. Потому что это завтрашний день Великого Гусляра. Им будет чем любоваться.

Мирон Иванович взглянул на девушку в голубом. Она смотрела на него.

— С другой стороны… — решительно произнес он.

Но тут директор снова остановил его движением ладони, которого Мирон Иванович не мог ослушаться, и добавил:

— Но это не исключает.

После этого Мирону Ивановичу нечего было добавить.

В голове приятно шумело и захотелось покурить. Но курить в трюме баржи нельзя, а спутники его были некурящими, так что он извинился и пошел наверх, на палубу, где был прибит железный лист и стояло ведро для окурков.

Мирон Иванович стал глядеть вниз по реке. Вечерело, оттуда тянуло сырым еловым воздухом, и он представил себе, как завтра рано утром они поплывут на катере к Веселому омуту. По реке будет плыть Утренний туман, а потом они будут есть шашлыки и весело беседовать.

И тут он уловил движение у поручней. Он быстро поглядел в ту сторону и увидел, что девушка, та самая, взгляд которой он перехватил в ресторане, стоит совсем близко. И в этом не было ничего удивительного, потому что бывают счастливые вечера, когда все в жизни получается, когда судьба идет тебе навстречу, даря славных собеседников и неожиданную щемящую встречу.

— Вы курите? — спросил Мирон Иванович, обычно крайне стеснительный с девушками. Но сейчас в нем жило глубокое убеждение, что девушка вышла на палубу именно из-за него, что она ждет, когда он осмелится к ней обратиться, и не возмутится такой самоуверенности.

— Нет, спасибо, — сказала девушка, — я не курю.

— Душно стало? — спросил Мирон Иванович, смело разглядывая девушку и удивляясь ее изяществу, хрупкой и угловатой линии плеч и рук, светящейся в полутьме голубизне платья, а главное, естественной воздушности небрежно парящих над плечами русых волос.

— Нет, — ответила девушка, поглядев на него в упор, и Мирон Иванович увидел ее глаза — они раскрылись навстречу ему, голубые, а может, серые, но впитавшие в себя отблески бесцветного сумеречного неба, большие и доверчивые.

— А почему? — вдруг защекотало у него в труди. Она должна сейчас ответить, и от этого ответа в его жизни все может перемениться — то был момент сладкого страха, вызвавшего такую слабость в ногах, что Мирон Иванович быстро выкинул сигарету за борт и вцепился в поручень.

— Я вышла вслед за вами.

— А, — сказал Мирон Иванович. Стеснение и щекотание в груди не прошло, а усилилось, но никакого ответа он придумать не смог.

— Мне надо с вами поговорить, — сказала девушка и чуть приблизилась к нему. Можно было протянуть руку и дотронуться до ее тонких пальцев. Но, конечно, Мирон Иванович не посмел этого сделать.

Мирон Иванович молчал. Девушка заговорила тихо, как будто они были на свидании, когда близко злые любопытствующие уши и нельзя им открыться.

— О чем… поговорить?

— О вас, Мирон Иванович.

— А вы откуда знаете, как меня зовут?

— Я вас увидела еще вчера, — сказала она, — и узнала ваше имя.

Трап, ведущий на палубу, заскрипел, кто-то поднимался. Девушка еще тише, настойчивее, чем прежде, сказала:

— Я вас буду ждать на берегу. Не спешите, я дождусь.

На палубу поднялся заместитель директора.

— Ты здесь, — сказал он, — а я уж решил, что ты утонул. — Он подошел к Мирону Ивановичу и обнял его за плечо мягкой несильной рукой. — Пошли вниз. Директор хочет тост сказать.

Девушки на палубе не было.

Мирон Иванович вырвался из дружеской компании только через полтора часа. Мирон не мог сказать старшим товарищам, что у него свидание с девушкой, имени которой он не знает. Впрочем, для себя он не называл встречу с девушкой свиданием. Это было не свидание, а нечто высшее — как юношеская мечта.

Он извелся за последний час, потому что официантка не спешила со счетом, а директор желал, чтобы к кофе принесли ликер, которого в ресторане не было.

После каждой досадной задержки Мирон Иванович представлял себе, как девушка смотрит на часы и уходит, растворяется в синей тьме, навсегда. Она же не местная! Мирон Иванович работает здесь второй год, но никогда ее не видел. Может, приехала к кому-нибудь на студенческие каникулы? Или туристка?

На выходе из трюма висело зеркало, и, пока его спутники получали в гардеробе шляпы, он украдкой поглядел на себя. Обычно он не переоценивал своих мужских качеств и зеркал не замечал. Но сейчас Посмотрел, даже расправил плечи и убрал недавно приобретенный животик. И тут же пожалел, что поддался слабости.

На берегу Мирон Иванович крутил головой, стараясь увидеть девушку. На высокий берег тянулась деревянная лестница. Наверху горели огоньки окраинных домов, по откосу росли кусты, но девушки нигде не было. Мирон Иванович огорчился и чуть не дал себя отвезти домой на директорской машине. Но наверху лестницы он вдруг заупрямился и заявил, что пойдет домой пешком.

— Ладно, — сказал директор, — гуляй, пока молодой, в машине еще наездишься.

Заместитель директора засмеялся этой шутке.

Машина уехала. Мирону Ивановичу не хотелось уходить, надо было справиться с разочарованием. И тут он услышал голос:

— Вы заставляете себя ждать.

— Ой! — обрадовался Мирон Иванович. — Неужели вы меня дождались? Я этого даже не ожидал. Знаете, это как… как небо в алмазах.

— Преувеличение, — сказала девушка, и в ее голосе Мирон Иванович уловил улыбку. — Вы меня проводите?

— Если бы вы знали, — сказал Мирон Иванович доверительно, — как было трудно уйти. Вы поймите меня правильно. Они такие милые люди, а иногда чувствуешь необходимость общения.

— Милые? — сказала девушка будто в сомнении.

Она пошла по набережной. Мирон Иванович в два шага догнал ее и стал размышлять, имеет ли он моральное право взять ее под руку или это будет нетактично.

— Вы их не знаете? — спросил Мирон Иванович. — Вы местная?

— Нет.

— А как вас зовут? А то получается смешно: вы меня знаете, а я вас нет.

— Меня зовут Таней, — сказала девушка.

— Вы на каникулы приехали?

— Простите, Мирон Иванович, — сказала девушка, — но разговор сейчас не обо мне.

— Конечно, — согласился Мирон Иванович и вдруг понял, что ему нельзя взять девушку под руку: что-то в ее голосе запретило