Разгон - Павел Загребельный

Ну, так. С диктаторскими полномочиями он бы справился. А вот как убить сегодня вечер? Планов не было, плановый сектор был в полном распоряжении Людмилы, а Людмила задерживалась. Спуститься и рвануть к заливу? Хотя бы окунуться разок? Но раздевание-одевание... Если за день устаешь на заводе, как бог при сотворении мира, то имеешь же ты право на так называемый отдых?

Юрий зевнул и пошел с балкона в комнату. В комнате ему все нравилось. Удобная финская мебель (диван, кресла охватывают тебя, как любимая женщина, лежи, спи, дремли, слушай музыку), цветной телевизор "Электрон", кассетный магнитофон марки "Акаи" (последний крик - пришлось переплатить в комиссионном), стерео-проигрыватель "Филлипс". В бытовой электронике он превосходно разбирался, да и кто станет отрицать преимущества "Филлипса" или "Акаи"? Мировой уровень!

Квартиру они с Людмилой обставили так, что не поймешь, кто тут живет: простой работяга или доктор наук? Ну, пусть Люка в самом деле научный сотрудник, ведает чем-то в секторе лингвистических проблем в Институте кибернетики, а он хоть и работяга, технарь-наладчик, но тоже не без значения: бригадир, а быть бригадиром у наладчиков все равно что быть президентом в Академии наук, так как там одни индивидуальности, уникумы!

Юрий крутнулся перед зеркалом, сам себе понравился, как нравился всегда: высокий, белокурый, чубатый, красивый, спортивный, безупречно отглаженные брюки, свежая белая сорочка, модный галстук, начищенные до блеска туфли. Кто ты - молодой ученый, популярный футболист, рабочий-передовик? Объявляем так называемую телевизионную викторину. Перед вами, считайте, простой советский юноша. Предлагаем отгадать...

Юрий отыскал вчерашнюю газету, подложил под туфли (разуваться лень, а ляжешь без газеты - Люка заест), растянулся на диване, полузакрыл глаза, потом вскочил, бросил в магнитофон кассету, снова упал на диван и отдался блаженству музыки. Как раз попал на музыку из "Лав стори". Людмила всегда почему-то плачет, слушая эту запись, а ему просто приятно, потому как закручено тут и впрямь здорово, так и подбирается к самому нутру. Он не слышал звонка, не слышал, как открылась дверь, как Людмила прошла на кухню, как потом заглянула в комнату, долго смотрела на него, и по выражению ее лица трудно было угадать, что она в эту минуту думает.

- Юка! - позвала Людмила. - Ты опять лежишь?

Юрий не шевельнулся. Уголки его губ поехали в стороны, дальше и дальше, чуть ли не до самых ушей, вот сейчас он потянется до хруста в костях, скажет разнеженно:

- Поцелуй меня в обе щеки, тогда встану.

Или:

- Скажи: дядя, тогда встану.

Он любил болтать чепуху, но делал это беззлобно, и Людмила ему прощала.

Однако сегодня Юрия полонила такая лень, что не хватало сил даже на чепуху.

- Конституция, - промурлыкал он небрежно. - Право на отдых.

- И опять в туфлях на диване?

- Ты же видишь: подложил газетку.

- Я звонила, звонила... Насилу втащила в квартиру свои сумки. Пришлось объехать весь город... За утками стояла.

Юрий быстро сел на диване, протер глаза.

- Ты? За утками? Дочка самого Карналя стоит в очереди?

- А кто же за меня будет стоять, интересно? Иди помоги мне.

Она пошла в спальню, быстро переоделась, сменила легкий серый костюм на домашний ситцевый халатик, но модных туфелек не сняла, так и осталась в них, наверное, чтобы быть такой же высокой, как и Юрий. Когда пришла на кухню, он был уже там, заглядывал в сумки, принюхивался, пробовал пальцем, лизал.

- О-о! Маслины! Где раздобыла?

- Ездила на Микольскую Борщаговку в универсам. А майонез на Печерске. Сало и помидоры на Бессарабке. Утки здесь, у нас. Сам мог бы выйти и купить. Давно дома? Я думала, встретишь, хоть от машины до лифта донесешь...

- А я слышал, будто что-то шуршало у дверей. Хотел открыть напряжением ума, да скука задавила, пусть, думаю, пошуршит. А это, оказывается, ты. Но тут для епетиту кормов на десять человек! Ты что, прием задумала?

Людмила хозяйничала, не отвечая, протянула Юрию газеты:

- Вот, возьми. Вынула из ящика. Можешь напрягать свой нежный ум.

Юрий даже не прикоснулся к газетам. Он подкрался к Людмиле сзади, чмокнул ее в затылок, где мягко завивались топкие волосы, всячески разыгрывал влюбленность. Надо же отблагодарить за все те яства, что она привезла! А поесть он любил, особенно же что-нибудь редкостное.

- Маслины - это же такой деликатес! - мурлыкал Юрий. - Я ведь родился в Одессе, а никто так не любит маслины, как одесситы. Ну, ты скажешь, что я там не жил, но ведь родился? А газеты отложим. Я целый день радио слушаю. У нас на работе радио, как в парикмахерской, - все новости и новейшие песни. Как ты, свои так называемые лингвистические проблемы продвинула сегодня вперед?

- Лучше помой мне салат, - попросила Людмила.

- А как его мыть?

- Найди в посудном шкафу проволочную корзинку, сложи туда салат, подставь под струю, а потом встряхни, чтобы вода вся стекла, а то неприятно, когда капельки на листе. У нас сегодня будут гости.

Проволочная корзинка, салат, встряхивание от воды - во всем этом была такая дикая скука, что Юрий уже хотел было дать из кухни стрекача, но, услышав о гостях, округлил глаза.

- Гости? Кто же это? Делегация из развивающихся стран? Министр? Академик Карналь?

- Почти угадал, - не принимая его шутки, Людмила подала ему проволочную корзиночку, - вот, возьми. И помогай, а то не успею.

- Так кто же? - Юрий льстиво заглянул Людмиле в глаза. - Ну, Люка, ну я же тебя люблю! Скажи! А я тут умираю от так называемого напряжения мысли! Думаю, ну как убить вечер? А у нас гости! Красота! Ну, кто же, Люка?

Людмила молчала. Лукавая улыбка порхала по ее губам, делала ее особенно красивой. Юрий действительно не мог бы не влюбиться в свою жену в такое мгновение - его покойная мамочка небезосновательно сдружила его с Карналевой дочкой: есть в ней не только ум, но и привлекательность, заметная и невооруженным глазом.

- Ну, я помою твой салат, хотя это и унижение меня как гегемона, рабочий класс должен работать на производстве, а в сфере обслуживания он только потребляет. Интеллигенция же - это прослойка. Она должна обслуживать всех. А ты - меня.

- Не говори глупостей! - бросила ему Людмила. - И не тарахти! Если не хочешь помочь, то хоть не мешай!

- Меня всегда интересовало, кто тебя научил все это делать? Отец академик, мать - балерина. Кто же там у вас чистил картошку, жарил мясо, варил борщ? И кто мог научить этому тебя? Мистика какая-то!

- Отец и научил. Он все умеет. Крестьянский сын. Слышал?

- Да мой - тоже крестьянский сын, вырос в свиносовхозе, что может быть более крестьянское, чем свиносовхоз? Ну ты его хоть зарежь, он не очистит картофелину, не купит булочку в магазине! У нас если бы не мама, мы бы поумирали с голоду! А у меня - ты! Ну, Люка, так кто же? Пригласила или набились силком?

Людмила опалила уток, положила их в большую жаровню, поставила в духовку. Готовила закуски, нарезала хлеб, узкие ее руки так и мелькали перед глазами Юрия, он неумело встряхивал корзинку с салатом, весь забрызгался, шевелюра растрепалась, с лица слетели самоуверенность и высокомерие, которые он всегда напускал на себя при жене.

- Дай сюда! Ничего ты не умеешь!

Она забрала у него корзинку, ловко повела ею в воздухе над кухонной мойкой, стала выкладывать салат на блюдо - светло-зеленая горка, свежая, как бодрое утро.

- Приехал Совинский, - сказала она небрежно, как бы без малейшего значения, умышленно будничным тоном, но Юрий даже подпрыгнул от этой новости, не поверил, отступил от Людмилы, ощутил за спиной твердый косяк кухонной двери, прислонился.

- Иван?

- Иван.

- И откуда же он взялся?

- Работает в Приднепровске на металлургическом заводе. Внедряет там АСУ. А в Киев приехал на республиканское совещание по организации и управлению.

- Они уже ездят на республиканские совещания? На так называемые совещания?

- Оставь этот свой тон. Совинский позвонил мне на работу, и я пригласила его в гости.

- Так это для него... так называемые деликатесы? Утки, маслины, салаты?

- Не можем же мы принимать гостей за пустым столом!

- Не можем... не можем! Ах, я забыл! Это же так называемая старая любовь, которая не ржавеет!

Людмила закрыла ему ладонью рот.

- Не мели глупостей! Иван будет не один. С девушкой. Кажется, его невеста.

Юрий вырвался, побежал в комнату, уже оттуда крикнул:

- Суду ясно! Решили подкинуть мне так называемого внешнего раздражителя! Чтоб любовь не ржавела!

- Говорю же тебе: он не один, - Людмила пошла за Юрием, вытирая руки фартуком.

В минуты беспомощности она становилась похожей на Карналя, и тогда Юрий удивлялся, как мог жениться на такой, в общем-то, некрасивой девушке, он, на которого стреляют глазами все киевские девчата! Стреляют, пока не узнают, что он зять академика Карналя! А уж тогда перед ним как бы зажигается красный сигнал светофора: стоп - и ни с места! Ну, история!