Вождь и призрак - Колин Форбс

— Перед тем, как началась эта кровавая баня, которая зовется войной, я был юристом, — кротко сказал Гартман. — Мне приходилось выступать и в роли обвинителя, и в роли защитника. Это очень помогает взглянуть на мир глазами других. Я надеюсь, мы сегодня доберемся до Шпилфелд-Штрассе?

Ягер отпустил тормоза, и машина вновь помчалась по продуваемой ветром сельской дороге. Лицо полковника было мрачно. Он клокотал от ярости. Однако тщательно остерегался вновь повстречаться глазами с Гартманом. А офицер абвера безмятежно курил свою трубку.

Шмидт один раз оглянулся и мельком посмотрел на абверовца с легкой усмешкой. Гартман знал, о чем он думает. «Ах ты, хитрая бестия!..»

«Не с Ягером, а со Шмидтом надо держать ухо востро, — подумал Гартман. — Шмидт служил до войны в полиции и привык анализировать мотивы людских поступков».

Гартман нарочно раздражал прямодушного полковника СС, чтобы держаться от него на расстоянии, но Шмидт разгадал тактику абверовца.

Ягер молча вел машину по проселочной дороге, молча проехал железнодорожную станцию и добрался до долины, в которой совсем недавно стоял пограничный столб Шпилфелд-Штрассе.

Их глазам открылось трагическое зрелище. Несчастье произошло утром в половине двенадцатого. Теперь было три часа пополудни. Паровоз медленно увозил в Грац гигантский кран, поставленный на товарную платформу. Саперы, закончив работу, попивали пиво.

Они уже успели настелить новые рельсы и восстановить связь между Австрией и югославским городом Загребом. Гартман вылез из машины и снова ошарашил Ягера первой же фразой:

— Что ж, если у нас все будет организовано таким образом, то мы, пожалуй, еще имеем шанс выиграть войну.

— Основные коммуникации не должны прерываться, — хрипло ответил Ягер. — По этому маршруту осуществляются поставки для двадцати дивизий, сражающихся с партизанами. Для двадцати! Вы представляете, каких бы мы добились успехов, перебросив эти войска на русский фронт?

— Но, может, фюреру лучше было бы обойти Югославию стороной, а не прорываться сквозь нее? — сказал Гартман.

— Ага, чтобы союзники атаковали нас с флангов?

— Это им еще надо сделать в Испании. Нейтралов надо ценить на вес золота. Они не связывают драгоценные войска… Скажите, кто-нибудь уцелел?

На краю долины была поставлена большая палатка, и Гартман увидел, что в нее вошел санитар. Ягер указал на палатку рукой:

— В живых остался только капитан Бруннер. Просто потрясающе! Он, судя по всему, был в деревянной будке, когда началась свистопляска. Будку смело взрывом, но он, что называется, отделался легким испугом. Так мне сказали по телефону…

— Мне бы хотелось с ним побеседовать…

Гартман пошел к палатке. Ягер и Шмидт двинулись за ним. Абверовец остановился и вынул изо рта трубку. Его манеры стали вдруг резкими.

— Я хотел бы побеседовать с ним наедине! Разве можно устраивать человеку, пережившему шок, встречу с полковником СС, с капитаном СС и одновременно со мной? Бедняга будет потрясен и даже может заподозрить, что мы допрашиваем его, собираясь арестовать. Борман ведь наверняка попытается свалить на кого-нибудь вину за это поражение. А кто идеально подходит на роль? Единственный, кто уцелел.

— Ладно, — проворчал Ягер. — Мы с ним повидаемся позже.

Неожиданно полковник проявил чувство юмора и добавил:

— Если, конечно, вы не принесете мне подробный отчет о том, что поведает вам Бруннер. Слово в слово!

— Ну, разумеется! — В тоне Гартмана звучало изумление: как это Ягер мог предположить что-то иное?

Шагая по направлению к наспех сооруженному полевому лазарету, он проверил, на месте ли пачка сигарет. В прошлом сигареты творили на допросах настоящие чудеса. На пороге показался санитар.

— Вы позволите дать вашему пациенту закурить, если он захочет? И еще: мне нужно было бы задать ему несколько вопросов…

Санитар, сутулый человек лет пятидесяти, удивленно воззрился на Гартмана. Казалось, он такого еще не встречал.

— Обычно меня не спрашивают, а творят, что хотят… Да, он может покурить… Он действительно мечтает о сигарете. Шок быстро проходит. Думаю, общение с вами пойдет ему на пользу…

Бруннер полулежал на носилках между двумя ящиками, под спину ему подложили гору подушек, чтобы он держался прямо. Бруннер с опаской поглядел на гостя, а Гартман пододвинул к себе свободный ящик и сел на него. Когда следователь сидит, допрашиваемый чувствует себя более уверенно.

Пораненная рука капитана была Забинтована, так что Гартман сам прикурил сигарету и положил ее Бруннеру в рот. В глазах капитана все еще читалась настороженность. Он кивнул, благодаря за сигарету.

— Я из абвера…

Обстановка в палатке переменилась до смешного молниеносно. Мужчина, напряженно застывший на носилках, облегченно откинулся на подушки.

— Я ждал гестапо.

— Что ж, вам повезло. Если не считать этого… — Гартман кивнул на забинтованную руку Бруннера. — Но все-таки вы остались живы…

Абверовец посмотрел на болтающийся левый рукав капитана.

— Восточный фронт? Я так и думал. А здесь вы, должно быть, чувствовали себя спокойно, думали, что вы уже послужили верой и правдой рейху и будете теперь наслаждаться тихой жизнью, пока не кончится эта треклятая война?..

Возможно, сказывались профессиональные навыки… а скорее, Гартман от природы был большим знатоком человеческой психологии. Как бы там ни было, он всегда говорил именно то, что нужно. Глаза Бруннера вспыхнули, и вся его сдержанность куда-то подевалась.

— Совершенно верно! — страстно закивал Бруннер. — И вдруг на тебе — сегодня утром все это полетело к чертям! Вы знаете, что только мне удалось уцелеть? А ведь тут у меня были друзья… Если бы это случилось в России, я еще мог бы понять… Но здесь глухомань, никто о таком и месте-то — Шпилфелд-Штрассе — не слыхал!.. А все эта стерва, я уверен…

— Расскажите мне об этой… стерве, — проникновенно попросил Гартман.

Бруннера словно прорвало, он взахлеб принялся рассказывать о том, что происходило до того момента, как мир «полетел в тартарары». Гартман слушал, не перебивая, только предложил Бруннеру еще одну сигарету. Однако описание парочки, чьи бумаги Бруннер проверял за несколько секунд до катастрофы, повергло Гартмана в недоумение.

— Девушка была блондинкой или брюнеткой? — небрежно поинтересовался он.

— Понятия не имею. Она покрыла волосы платком… ну, как носят крестьянки.

— Она говорила по-немецки свободно?

— Да, как мы с вами.

Спутника девушки Бруннер описал еще более неопределенно. Гартман почти не сомневался, что это Линдсей, но опять-таки полной уверенности у него не было. Кроме того, Бруннер не видел партизан, нападавших на пограничную заставу.

— Они впервые забрели так далеко на север, — сказал он, размышляя вслух. — И я ума не приложу, зачем. Наверно, их привлек вагон с боеприпасами.

— А многие знали, что сегодня должны грузить боеприпасы?

— Ну, что вы! Вы даже не поверите, какая строгая у нас секретность, когда дело касается подобных вещей. Мы узнаем о вагоне, только когда он уже появляется и к заставе подъезжает грузовик с боеприпасами.

— То есть партизаны не могли узнать о том, что вагон сегодня окажется здесь?

— Насколько я могу судить — нет.

— Куда вас посылают? — спросил Гартман, вставая и направляясь к выходу.

— Мне дали отпуск. Я уже несколько месяцев служу сверх положенного. Полковник в Граце — очень приличный человек. Мне так далеко добираться до дому… Я живу во Фленсбурге. Вы знаете, где это?

— На датской границе… — Гартман слегка улыбнулся. — Вернее, там, где до сорокового года БЫЛА датская граница. Когда доедете до дому, ходатайствуйте перед местным командованием, чтобы вас списали на «гражданку». Вы сделали для Родины все, что могли. Удачи вам, Бруннер!

Гартман чисто случайно встретил санитара возле перевязочного пункта. Тот куда-то спешил, озабоченно хмуря брови. В руках у него был листок бумаги.

— У вас неприятности? — поинтересовался Гартман.

— Да, придется еще подержать моего пациента, капитана Бруннера. А я было договорился, что его перевезут в Грац…

— Но почему его нужно подержать здесь подольше?

— Из Вены сюда едет офицер гестапо Грубер, чтобы допросить капитана. Через три часа он будет здесь…

Гартман молниеносно принял решение.

— Немедленно отправьте Бруннера самолетом в Грац! И договоритесь, чтобы его сразу же перевезли во Фленсбург… пусть везут его через Франкфурт…

— Да, но как же Грубер?

— Я действую по приказу фюрера! — Гартман достал бумагу, подписанную Мартином Борманом и предоставляющую ему неограниченные полномочия. — Вот, прочтите. Кто-нибудь тут знает, как вас зовут?