Чаша ярости: Мой престол - Небо - Артем Абрамов

– Ну, не надо, майор, - мягко остановил его Иешуа. - Лейтенант не виноват. Он у вас атеист, а я, знаете ли, так не вовремя совершил на его глазах маленькое чудо: телепортировался из дома милейшего отца Никодима, где мы имели честь встретиться с лейтенантом, сюда, в штаб Корпуса. Проще говоря - исчез с его глаз долой... Да, кстати, лейтенант, как там мои друзья?

– Они уже не там, - потупясь, произнес лейтенант, понимая, что его карьера в опасности. - Они уже тут.

– Где тут? - всерьез удивился Иешуа. - Что им тут делать?

– Я их арестовал!

– Но зачем?

– Они оскорбили мою честь офицера.

– Это круто, - согласился Иешуа. И к майору: - А может, простим всех - и моих плененных друзей, и этого славного лейтенанта, из которого наверняка вырастет отличный генерал?..

– Прощать - это ваша прерогатива, - распахнул руки майор Круз.

– Не так, - поморщился Иешуа. - Прощать - это прерогатива Бога, хотя он и нечасто ею пользуется... Ну да ладно, разок воспользуюсь я...

Когда все вернулись на том же "хаммере" живыми и невредимыми, матушка Настасья голос уже сорвала. Более часа кричать - это какие ж связки нужны. Но и молчание хозяйки продолжившийся обед не испортило, поскольку освобожденный из узилища отец Никодим к месту напомнил слова из девятого Псалма:

– "Итак, иди, ешь с веселием хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим".

Насчет благоволения Бога Иешуа абсолютно уверен не был - после разговора с Биг-Брэйном, но и обратного ничто пока не доказывало.

ДЕЙСТВИЕ- 1. ЭПИЗОД - 4

БАЛКАНЫ; КОСОВО. ПРИШТИНА, 2157 года от Р.Х., месяц октябрь

(Продолжение)

Граница между Сербией и Косово-Метохийской республикой проходила в пяти километрах к северу от столицы республики Приштины. Граница была установлена лет сто тому назад, но все эти сто лет никем толком не соблюдалась - ни сербами, ни албанцами из Косово и Метохии, поскольку ни те, ни другие ее не признавали и постоянно требовали изменений. Что характерно, каждый раз разных. Границу придумал Совет Европы под жестким давлением Соединенных Штатов Америки и "огнем и мечом" установили Объединенные силы. Россия, Польша и Болгария протестовали тогда против столь кардинального и исторически сомнительного решения, но остались в меньшинстве. Принцип неизменения границ, который никто не отменял с двадцатого века, здесь, строго говоря, не подходил: никто, никакой головастый историк и вправду не мог сказать точно, где вести границу, поскольку многочисленные официальные Балканские войны, начиная с первой - против Турции, начиная с девятнадцатого века, перекраивали Балканы каждый раз по-новому, и каждый раз на недлинный срок здесь воцарялся непривычный и пугающий мир. Почему пугающий? Да потому, что каждый новый мир лелеял в себе росток новой войны, а новый крой границ - неизбежность нового их передела. Казалось бы: ныне граница - пусть искусственная, пусть сторонними умами сочиненная! - между албанцами и сербами обозначена, но ни албанцы, ни сербы, повторим, не считали, что она верна, каждый народ рад был подвигать ее туда-сюда, а длящийся два века христиано-мусульманский конфликт, рожденный из территориально-этнического и планомерно укрепляющий оный, еще более усугублял ситуацию. И незваные миротворцы, к которым тем не менее то и дело апеллировали все конфликтующие стороны, могли бы умыть руки и заявить: "Я мирен: но только заговорю, они - к войне". В высказывании этом - лицемерие отнюдь не мирного библейского царя Давида легко коррелировалось с таким же лицемерием мировых держав. Тут столь же к месту может прийтись русская поговорка: кому война, а кому - мать родна. Мать родна она - как раз большим мировым державам, в первую очередь - Штатам, которым никак не нравилось усиление объединенной Европы. Поскольку в Объединенных силах американские вояки имели (вот наследие давно умершего блока НАТО!) традиционно мощное влияние, то чаще всего они и диктовали правила игры. А еще существовали местные интересы - венгров, болгар, греков. А еще сербы и хорваты делили свой территориальный пирог. А еще мешала многим благополучная маленькая Словения, круто развившая у себя туристский промысел и старающаяся не лезть ни в какие споры и свары... Короче, неумирающая и даже весьма бодрая "мать родна" вовсю правила бал на Балканах, но, если по сути и по правде, не сербы, не албанцы, не хорваты были тому причиной: они всегда оставались лишь поводом.

Конечно, Иешуа понимал, что Биг-Брэйн скорее всего прав, потому что обладает куда более полной информацией, чем Иешуа. Да и он сам все больше склонялся к высказанному "Большим Мозгом" мнению, тем более что оно родилось и в. его собственном мозге еще до разговора с машиной. Ну, может, родилось не совсем мнение, но уж сомнение - точно. Может быть, как раз после чуда в Колумбии это сомнение возникло и крепло с каждым днем, особенно - пока добывали в Белграде разрешения на вылет в зону конфликта. Но - слово сказано: Биг-Брэйн ждет от Иешуа результата хотя бы в его родной епархии - в религиозной... Иешуа всерьез считал, что мусульманам и христианам нечего делить, поскольку Бог един, а коли внутренние самооценки решительно Ие совпадают, то их можно оптимизировать. Если не убеждением, то - насильно. Сил для этого у Иешуа имелось в избытке. Плюс - знание того, как оные силы к делу применить. Поэтому он не пожелал ни на день оставаться в Приштине, а потребовал обещаний персональный вертолет, в день прилета из Белграда получил раниями майора Круза в пользование могучий и неторопливый спасательный "кавасаки-боинг", погрузился туда всей командой и отбыл в район Равна-Баня, где в последние дни шли особенно ожесточенные, кусачие, хотя и позиционные, бои между сербами и косоварами. Землю, однако, делили, как водится... Хуже всего приходилось бойцам Корпуса "Балканы", которые застряли между позициями тех и других, что мешало миротворцам применить артиллерию и авиацию - по своим-то бить не хотелось. Круз сказал об этом странное:

– Пока...

Что имел в виду? Пока мешало? Пока не хотелось? Пока хуже всего?..

Круз не объяснил, а Иешуа, может, и понял, но тоже не стал комментировать. Он вообще в этой клятой Сербии стал молчаливым и мрачным, считали ученики. Почему - боялись спрашивать...

Стоит заметить, что миролюбивый отец Никодим оставил свою матушку и своих прихожан и возжелал полететь с Мессией. Полететь-то он полетел, но был брошен Иешуа в Приштине, в корпусном гостевом доме, в компании с отцом Педро, Крисом и Соле-дад. С собой Иешуа взял почему-то только Мари. Ну и майора Круза, естественно...

Крис возмутился:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});