Те, кто охотится в ночи - Барбара Хэмбли

– Моя жена. – Прищуренные карие глаза Эшера были устремлены на массивного вампира в орошенном дождем вечернем плаще, но квадратное тупое лицо того было затенено полями шелковой шляпы. – Рыжеволосая девушка, о которой я уже спрашивал, ради безопасности которой я и согласился на это расследование!

Холодная злость захлестнула его – на Исидро, на Гриппена, на себя самого – за то, что позволил ей влезть в эту историю.

– А-а, – мягко сказал мастер вампиров, и его жесткие серые глаза на секунду обратились к Исидро. – А я-то удивлялся…

– Она все это время была в Лондоне и помогала мне в розысках, – сказал Эшер, и светлые ресницы Исидро чуть дрогнули.

– Я, конечно, знал, что она покинула Оксфорд. Но я не предполагал, что вы возьмете ее сюда.

– Когда-то это казалось хорошей мыслью, – резко ответил Эшер. – Перед тем, как исчезнуть, она вычислила большинство ваших укрытий и все ваши псевдонимы. Если это не ваших рук дело, – добавил он, снова пристально глядя на Гриппена, чье лицо теперь было красным еще и от гнева, а не только оттого, что он успел где-то нахлестаться крови сегодняшним вечером, – тогда я подозреваю, что она вышла на самого убийцу. А теперь скажите мне правду, потому что от этого зависит, каким путем идти мне дальше в этих поисках. Вы ее похитили? Она мертва?

– Побереги дыхание, – медленно проговорил хозяин Лондона. – Стоит мне ответить «да» на оба твоих вопроса – и ты становишься нашим врагом. Я это знаю, и ты это знаешь и не поверишь мне, когда я скажу: «Нет». Тем не менее это так. Никакой рыжеволосой я не видел. Клянусь верой.

Эшер глубоко и прерывисто вздохнул. Его еще слегка била дрожь – обычная реакция на злость, изнеможение, боль. Шляпу он потерял в одном из последних своих приключений и теперь, бледный, с падающими на лоб каштановыми мокрыми волосами, менее обычного походил на клерка.

Из угла кэба раздался тихий, почти безразличный голос Исидро:

– Расскажите про убийцу.

Эшер вздохнул, некоторое напряжение почувствовалось во всей его позе.

– Это было… что-то чудовищное, – проговорил он медленно. – Грязное. Нездоровое. Но, вне всякого сомнения, вампир. Блеклый – вроде вас, Исидро, но кожа как будто поражена проказой и шелушится. Выше меня, выше Гриппена – где-то на дюйм; и такой же широкий, может быть, даже шире. Белокурые волосы, но такое впечатление, что они у него вылезают. Голубые глаза. У него есть сообщник-человек: я слышал, как он убегал по лестницам с чердака, а потом отозвал от меня это чудовище, хотя странно, что оно его послушалось; вспомните: семь-восемь жертв в одну ночь! Уехали они вместе. Представить, что оно едет с тобой в закрытой коляске…

– Оно? – мягко спросил Исидро.

– Это не человек.

– Мы тоже.

Кэб остановился в самом начале Савой-Уок. Гриппен расплатился с возницей, и Эшер в окружении двух вампиров двинулся по темному переулку, в конце которого высокой вычурной глыбой маячил Эрнчестер-Хаус. Золотистый свет из прорезей штор воспламенял смешанный с туманом мелкий дождь. Они еще только ступили на мраморное, запятнанное сажей крыльцо, а одна из дверных створок уже открылась и в проеме возникла чета Фарренов. Супруги стояли, взявшись за руки.

– Боюсь, она мертва безнадежно. – Антея пропустила их к длинной лестнице, ведущей в маленькую комнату в дальнем конце дома. Темно-красное платье напоминало цветом старую кровь, оттененное смуглой бледностью плеч и лица миссис Фаррен. Жесткий шелк и низкий вырез корсажа нашептывали что-то об иных временах. Волосы ее были убраны на современный манер, а вот лицо поражало выражением страха и усталости, словно все прожитые годы легли вдруг на ее смуглые плечи. Следующий за ней Эрнчестер выглядел еще хуже. – Разложение зашло недалеко, но уже началось.

– Ерунда, – проворчал Гриппен. – Сначала должно быть окоченение.

– Вы почерпнули это из опытов над человеческими трупами? – спросил Эшер, и вампир грозно нахмурил брови. – Но у вампиров патология может быть совсем иной.

На изящный диванчик времен Регентства Антея набросила свой бархатный плащ. На фоне темно-вишневого бархата золотистые волосы Хлои казались почти белыми. Они лежали завитками и локонами, свешиваясь почти до полу, и Эшеру тут же вспомнилась спящая Лидия в день его первой встречи с Исидро. Глаза и рот Хлои были закрыты. Но восковая, словно истаивающая на глазах плоть производила все то же ужасающее впечатление. «Сногсшибательно красива! – вспомнил Эшер. – Этакая карманная Венера…» Окаменелость… Клетка за клеткой плоть становилась нечеловеческой, и нечеловеческим становилось сознание…

Второй плащ был наброшен сверху. За многие годы Антея, должно быть, накопила тысячи плащей самых различных фасонов. Этот был черный, расшитый бисером. Розовое платье Хлои сияло из-под него, как край облачка на закате. Левой рукой Эшер приоткинул край плаща, чтобы осмотреть чудовищные раны на горле. Затем вылез из рукава и сбросил с плеч свое широкое пальто. Покрутил запястьем и обратился к Антее:

– Засучите рукав, пожалуйста, если вам не трудно. Она выполнила его просьбу, стараясь не коснуться случайно серебряной цепи. Даже вскользь ухватив запястье Эшера, дневной вампир оставил на нем опоясывающий синяк и красные следы пальцев.

Эшер ощупал ряды шрамов на собственном горле. Сувенир из Парижа. Затем опустился на колени перед телом Хлои и сравнил. Его шрамики были раза в три меньше дыр в девичьей коже.

– Огромные клыки, – тихо сказал он. – Какие-то даже гротескные – в таком виде вампира представляли бы на любительской сцене. Выдаются гораздо ниже губ, режут его собственную плоть… – Его палец дважды черкнул вниз от густых коричневых усов, и глаза Исидро пристально сузились. – Такое впечатление, что изменения эти произошли с ним относительно недавно.

– Конечно, недавно! – проворчал Гриппен. – А то мы сами не знаем, что стало бы с вампиром, который пьет кровь вампиров!

– А что бы с ним стало? – спросил Эшер, поднимая глаза oт разорванного горла Хлои и обводя взглядом белые нечеловеческие лица в янтарном свете ламп.

Голос Гриппена был жесток:

– Его бы убили другие вампиры.

– Почему?

– А почему люди побивают камнями тех, кто пожирает трупы, насилует детей, режет божьих тварей, чтобы насладиться их воплями? Потому что это отвратительно!

– Нас очень мало, – мягко добавила Антея, и пальцы ее коснулись массивной броши на груди, – и жизнь наша подвержена столь многим опасностям, что предатель может погубить всех нас.

– И еще потому, – шепнул легкий бесстрастный голос Исидро, – что пить агонию вампира – это такое глубокое, такое богатое оттенками наслаждение, дающее столько жизненных сил и новых возможностей, что легко может стать величайшим искушением вообще.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});