Качели. Конфликт элит или развал России? - Сергей Кургинян

Играли мы во что-то сами? В какой степени то, что играло, позволительно назвать «мы»? У меня нет ответа на эти вопросы.

А вот во что играли против нас — очевидно.

Дело в том, что замкнутые системы (каковой являлась советская) разрушает не активность масс, а антагонизм между уровнями в элитной иерархии. Это знает каждый социолог. И нет никаких оснований полагать, что американские социологи не понимали подобных азбучных истин. Или что они не сумели довести это свое понимание до начальства — как политического, так и спецслужбистского.

Единственный шанс на разрушение советской империи был связан с крахом коммунизма как основания империи. Единственный шанс на крах коммунизма и КПСС (а значит, и на разрушение империи) был связан с «восстанием кшатриев».

У «кшатриев» были свои основания для восстания. Эти основания могли фундаментальнейшим образом отличаться от происков ЦРУ и американского империализма. Но ЦРУ и американский империализм не могли не понимать, что шанс на избавление от советского сверхдержавного конкурента связан только с вышеупомянутым «восстанием кшатриев». Это восстание надо было (а) использовать и (б) извратить. Было сделано и то, и другое.

Андроповский период я изучал как начинающий андеграундный специалист по элите. А вот перестройку я изучал иначе. И могу ответственно утверждать, что все национальные движения в союзных республиках, а также многие другие политические движения (прежде всего, радикальные), обрушившие СССР, находились под абсолютным контролем чекистских «кшатриев», которые были твердо уверены, что надо добить цэкистскую «брахманистскую» гадину. А уже потом строить что-то новое на ее трупе.

Новое оказалось гайдаризмом-ельцинизмом. Ничто другое и не могло быть построено при столь тотальной зачистке как самого «брахманизма», так и всех его оснований. Да, именно всех оснований!

И это самый больной вопрос, к которому сейчас необходимо переходить.

Если бы «кшатрии», восстав, то есть осуществив «чекистский» переворот, расстреляли всю верхушку коммунистической номенклатуры и утвердили какой-нибудь внятный авторитаризм («чекизм») или даже демократию (с «чекистским» бэкграундом), то это было бы полбеды. А возможно, и вообще бедой бы не было. Но они поступили иначе.

Они начали так называемую карнавализацию, построенную в соответствии со следующей схемой.

«Красные брахманы» живы постольку, поскольку жив Красный Смысл.

Красный Смысл жив постольку, поскольку жив Смысл вообще.

Смысл жив постольку, поскольку живо Идеальное.

Если уничтожить само это Идеальное и все его предпосылки, то сработает «большое домино».

Гибель предпосылок Идеального завалит Идеальное.

Идеальное, завалившись, завалит смыслоцентризм.

Смыслоцентризм, завалившись, завалит Смысл как таковой.

Смысл как таковой, завалившись, завалит Красный Смысл. Красный Смысл, завалившись, завалит «красных брахманов», то бишь КПСС.

Так за работу, товарищи!

И эта работа была начата (рис. 37).

Рис. 37

Мы видим, что примененная технология восстания «кшатриев» была основана на создании зоны поражения, несоразмерной с той, которая нужна была для прямого изымания власти у полусгнивших «красных брахманов». Графически это можно изобразить так (рис. 38).

Рис. 38

При самой страшной революции «кшатриев» и самом кровавом уничтожении в рамках этой революции сословия «красных брахманов» — образовалась бы зона повреждения, обозначенная Цифрой «6». Это было бы очень серьезное повреждение. И невероятно болезненное. Но его можно было бы залечить.

Вокруг него надо было бы создать некий жесткий «железобетонный пояс», ограждающий поврежденное от здорового. А на оставшейся почве строить здание с новым фундаментом. При том, что опоры фундамента были бы погружены в здоровый грунт (рис. 39).

Рис. 39

Так выглядела бы страна после «кшатрийского восстания» по модели какого-нибудь Народно-трудового союза. Сказать, что я воспеваю эту модель, — значит извратить мою мысль самым коренным образом. Мне такого рода затеи глубоко чужды. А смысловая зона, которую означенные «кшатрии» хотели бы выжечь каленым железом, родственна и созвучна по соображениям самого разного характера. Включая и фундаментально-метафизические.

Но я могу представить себе (хотя с огромными оговорками), что нечто подобное, осуществленное этак году в 1987-м, могло бы создать контрастную и альтернативную российскую государственность, какую-то здоровую социальную жизнь и прочее.

Может быть, мне были бы отвратительны эта государственность и эта социальная жизнь. И, скорее всего, лично я при такой трансформации оказался бы похоронен в одном из многочисленных (не надо иллюзий!) расстрельных рвов.

Но я здесь обсуждаю не ценность тех или иных трансформаций в рамках собственного мировоззрения и не личную судьбу — свою и мне подобных. Я обсуждаю некую технологию и порождаемые ею последствия. Такая технология могла породить в качестве последствий мало-мальски внятное государство и мало-мальски внятную общественную систему. Те, кто грезил Пиночетом, говорили именно об этом.

Однако это могло быть хоть как-то реализуемо до того, как сработал весь принцип домино, запущенный, как я убежден, специфическим «восстанием кшатриев». В котором андроповская задумка, оказавшись и выполненной, и трансформированной, наложилась на чужие планы и породила нечто глубоко отличное от того, что я только что описал. Еще раз адресую вас к рис. 37.

Подчеркну, что ровно в той степени, в какой у меня нет перцепции по отношению к тем спецслужбистским битвам, элементом и откликом на которые стала статья главы Госнаркоконтроля, у меня есть перцепция (да и рефлексия тоже) по отношению к вышеописанному домино. Никто не переубедит меня в том, что оно было задумано и сознательно осуществлено.

Простейший пример на эту тему я уже приводил неоднократно. Он касается личного решения Ю.Андропова «вытащить» из ссылки выдающегося советского литературоведа и философа М.Бахтина. Я говорил и буду говорить, что это решение не могло носить филантропического характера. Что Андропов просто не мог его осуществить, не придав ему соответствующего ракурса. То есть не объяснив, зачем ему какой-то литературовед. Единственное возможное объяснение относилось к борьбе с так называемой смеховой культурой (она же — культура подрывных анекдотов, распространяемых в советском обществе).

Бахтин действительно был крупнейшим советским специалистом по смеховой культуре. А также по ее истокам. То есть, по так называемой карнавализации, которая сама коренилась в еще более глубоких вещах. В том числе в поклонении богам, альтернативным Олимпу, прежде всего Сатурну (он же — Кронос). Именно сатурналии породили карнавал как социокультурное явление.

Вся эта смеховая культура имела своей целью разрушение вертикальных смысловых систем, к которым относились и системы церковные. Под этим углом зрения можно говорить о специфической антицерковной версии Ренессанса.

Ставить знак равенства между Эразмом Роттердамским и Франсуа Рабле, говоря, что и то, и другое — это ренессансная борьба с церковью, значит сильно упрощать существо дела.

Эразм Роттердамский оппонировал церкви с позиций разума и морали. Франсуа Рабле подымал Плоть на войну с Духом. То есть и здесь был задействован тот же принцип концентрических кругов. Поскольку церковь — это институт, а у института есть Смысл в виде христианства, а Смысл апеллирует к Духу, а у Духа есть предпосылки, то если эти предпосылки подорвать, если заточить против Духа Плоть, то Дух завалится, а с ним завалится Смысл вообще. Это потянет за собой христианский Смысл. А христианский Смысл, завалившись, завалит и церковь.

Бахтин — отвечаю на сто процентов за этот «концептуальный базар» — строго в таком ключе трактовал и Рабле, о котором подробно писал, и карнавализацию, которой посвятил все свое творчество. Речь шла не о борьбе с той или иной смысловой системой, а о борьбе с вертикальным Смыслом как таковым. Борьбе с Духом. На эту борьбу — этот бунт против Духа — подымалась Плоть. Но не она была окончательным триумфатором. На руины, порожденные этим бунтом, должны были высадиться старые боги. Они жаждали. И их призывали.

Никто не осуществил в итоге системных действий по модели Франсуа Рабле. Ни ренессансные гуманисты, ни просветители, ни табориты, ни якобинцы. Ни у кого не поднялась рука на Смысл как таковой. На всю и всяческую вертикаль. Каждый, кто когда-нибудь скажет, например, что Ленин или большевики в целом планировали что-то подобное, солжет нагло и злокозненно.