Сам без оружия - Алексей Фомичев

Именно в этот момент в зал влетел Щепкин, а за ним и Белкин, посещавший отхожее место. Мгновенно оценив ситуацию, они разделились. Белкин поспешил к группе режиссера, а капитан подскочил к Гоглидзе.

Тот прикрывал собой Диану, хотя на девушку никто и не посягал. Какой-то матрос, успевший получить пару тумаков, выскочил к ротмистру, но его перехватил Щепкин. Матрос схлопотал по скуле, сел на пол и стал трясти головой.

— Уводи ее. И вызовите городовых, где эти лентяи? — крикнул Щепкин.

— Пропустить такое? Да ни за что! — ответила Диана, с насмешкой глядя по сторонам. — Ротмистр, не тяните меня.

Капитан осмотрелся. Драка шла по всему залу, матросы били грузчиков, грузчики матросов, мелкие дельцы и тех и других. В ход пошли бутылки, тарелки, даже стулья. Но ножи никто не доставал. И огнестрельное оружие тоже.

К актерам особо не лезли. Только Гоглидзе не повезло да «бандитам». А вот на Брауна и Скорина наседали не на шутку. Но эта пара действовала на удивление слаженно и четко.

Щепкин обратил внимание, как работал в ближнем бою художник. Сильные удары ногами, хорошая боксерская техника рук. Трудно не угадать подготовленного бойца. Французский бокс — он же сават! Где это Скорин так наловчился? Когда писал в Европе пейзажи?

Браун почти не отставал, укладывал драчунов мощными ударами кулаков. А одного приласкал бутылкой. На лице американца презрительная усмешка, вид довольный. Соскучился, поди, по забаве молодецкой.

Щепкин засмотрелся и почти проморгал появление двух матросов с правого фланга. Первый махнул рукой. Капитан пригнулся, перехватил руку и провел прозаический бросок через спину. Отскочил в сторону, оберегая тыл, развернулся и… увидел, как второй падает на пол. А за его спиной стоит Диана с графином в руке.

Она перехватила его взгляд, чуть улыбнулась.

— Простите, сударь, не удержалась. Уж очень удобно стоял.

Ответить Щепкин не успел. Из вестибюля раздалась трель свистков, топот сапог. И в зал влетели с десяток городовых. Они с ходу пошли махать руками, выкрикивая скороговоркой:

— А ну прекратить, мать вашу ети! Рр-разойдись, олухи царя небесного! Куда прешь, рыло! Вот я тебе!

И матросы начали отступать перед таким напором. Видимо, хорошо знали, что с полицией лучше не связываться.

Тем, кто увлекся, попало от души. Имевшие богатый опыт противостояния матросам городовые действовали слаженно и быстро. К тому же к ним вскоре пришла помощь в лице еще двух десятков полицейских. Против такой силы матросы и грузчики устоять не могли.

Через полчаса зал опустел, в нем остались только съемочная группа и двое городовых. Зинштейн с помощниками осматривали технику, к счастью, уцелевшую, остальные наводили порядок с реквизитом. Слегка пострадал только штатив, которым ловко орудовал один из актеров-бандитов, лупивший по спинам всем, кого доставал.

Браун, довольно потиравший кулаки, возбужденно прохаживался по залу, а при виде Щепкина воскликнул:

— В Чикаго мы участвовали в такой… фан…

— Забава?

— Йес! Забава. Это здорово. Только плохо для бизнес…

Гоглидзе, успевший снять грим и стащить тесноватый мундир, подошел к стоявшему возле съемочного аппарата Зинштейну. Отковыривая пальцем клей с носа, ротмистр заявил:

— Знаете, Сергей Михайлович, вы, конечно, гений синема. Но в следующий раз натуру… место для съемок такого рода моментов выбирать буду я. И статистов тоже искать буду я. А то так фильм снимать будет некому.

Зинштейн виновато развел руками.

— Простите, ради бога, Георгий Дмитриевич. Виноват! Допустил промах. Будь по-вашему.

К ним подошел Палевский.

— Сергей Михайлович, а дубль-то мы сняли! Все нормально. Драку чуть урезать, и будет шикарный вид!

Гоглидзе плюнул и отошел в сторону. Пойми этих гениев синема! Все не как у нормальных людей!..

Оценив состояние техники и людей и мысленно представив, какой шум завтра поднимется в газетах, Щепкин невольно усмехнулся и скомандовал:

— Давайте-ка, господа и дамы, собираться. Нам всем не помешает отдых. Завтра продолжим… гм, работу. В более мирном ключе. Не так ли? Хватит на сегодня приключений.

Он подозвал своих и первым пошел к выходу, кивая вытянувшимся в струнку городовым. И правда, пора отдохнуть.

4

Давненько Григорию Скорину не приходилось так драться. Почитай с самой Франции, с портового кабака, где он уделал двоих докеров, а потом еще утихомиривал их дружков. А все из-за дуры девки, только начинавшей путь уличной путаны. Ладно, хоть отблагодарила тогда его как следует. Аж до утра ублажала.

В этот раз победу Скорин праздновал вместе с Брауном. Выпили виски, потом жахнули водки. Хозяин трактира выставил хорошую закуску, так что посидели знатно. Потом американец поехал в гостиницу, а Григорий остался.

Приглянулась одна из молоденьких девчонок местного притона, похожа была на ту путану из Марселя. И хотя в гостинице Скорина ждала Ольга, но Григорий решил попробовать что-то новое. Ольга при всех ее достоинствах немного приелась.

Местная девка была вполне ничего, смешлива, покорна, затейлива. Хотя кое-какие новшества не признавала. Но Григорий сумел ее убедить, что новое — дело хорошее.

Натешившись и выпив напоследок еще, Григорий покинул трактир-бордель и решил пройтись немного пешком, чтобы проветрить голову.

Настроение у него было хорошим. И дело не только в драке и девке, а в том, что он, наконец, определился с планами. Благо Джек помог, предложил стать компаньоном в новом бизнесе. Это так на американский манер торговые дела называют.

Решил Браун заняться прокатом фильмов в Штатах и в Европе. И поставить это дело на широкую ногу. Одному такое сделать сложно, а вдвоем вполне можно. Были бы деньги для начала и связи.

С деньгами у Брауна все в порядке, а связи есть у Скорина в той же Франции. Да и деньжата лежат в надежном месте. Надо только взять. А для этого вернуться в Петроград. И лучше это сделать вместе со съемочной группой — идеальное прикрытие на тот случай, если полиция еще ищет Гришку Семенина.

Григорий шел по улицам Владивостока вполне довольный, с жадностью вдыхал насыщенный йодом свежий воздух и мечтал о будущем.

На детский голосок, вдруг раздавшийся сзади, отреагировал спокойно.

— Дядечка, подайте на хлебушек сиротинке…

Дядечка обернулся, нашел слегка мутным взглядом маленькую фигурку у подворотни, сунул руку в карман пальто, ища мелочь, и на возникшую за спиной фигуру среагировал с запозданием. По голове ударило чем-то мягким и тяжелым. Тело обмякло, ноги стали подгибаться.

Григорий упал на мостовую, в голове промелькнули две мысли: что дети по ночам подачек не просят и что его словили как фраера на простую подставу. А потом все померкло…

Он пришел в себя после двух хлестких пощечин. Проморгался, приоткрыл глаза, посмотрел по сторонам.

Это была небольшая комнатушка деревянного дома, плохо освещенная. Стол, лавка, занавеска, за ней край русской печи. Оконце закрыто ветошью. В комнате пахло воском, сивухой и потом.

Григорий попробовал двинуть руками, но те не повиновались. Были связаны за спиной.

— Очнулся, милок? — раздался дробный смешок. — Вот и ладно. Подними-ка головушку, покажь зенки.

Григорий поднял голову. Перед ним стоял среднего роста мужик лет пятидесяти. Поношенная одежонка, невзрачный вид, но на безыменном пальце левой руки золотое кольцо с изумрудом. Лицо простецкое, но взгляд пронзительный, жесткий. А на губах улыбка.

Такие улыбки Григорий знал. Ничего хорошего они не обещали.

— Прости уж нас, мил человек. Но поспрашиваем мы тебя, а ты ответь прямо и честно, как на духу.

«Мы» — это еще один тип в углу комнаты, здоровый, мордатый, а взгляд у него пустой. Убивец, как пить дать. Руки длинные, ладони широкие. Задушить ими, что кружку воды выпить. Не он ли дал по затылку?

— Ну ча малчишь-та? — осклабился мужичок. — Аль совсем разум выбили?

— Кто спрашивает? — хрипло выдохнул Григорий.

Мужичок кашлянул, подошел ближе. Он немного припадал на левую ногу, отчего его походка выглядела ныряющей.

— Ты, фраерок, на голос не брал бы. Не то до боли дойдет — запоешь соловьем.

— Я закон знаю. И фраером не был. А ты разговор имеешь, так зови как положено, а не как лоха обуваешь.

Мужичок стер с губ улыбку, внимательно посмотрел на пленника.

— А ты никак деловой?

Григорий хмыкнул, попробовал на крепость веревки. Они были крепкими, да еще прикручены к чему-то. А значит, резко не вскочить и ногами не пошалить. Совсем худо…

— Тимофеем меня зовут, — промолвил мужичок. — А кличут Костылем.

Костыль? Слышал вроде такое имечко. Или нет? В голове еще гудел хмель, да и после удара мозги пока не на месте. Григорий чертыхнулся и дал себе зарок — коли выберется отсюда, пить больше не будет. Ну рюмку-другую, и то по большим праздникам. Через эту водку он и в подставу влип, и удар пропустил. А был бы трезв, разве ж купился бы на такую подлянку?