Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

было?

— Несколько лет назад. Мы гуляли с нею по пляжу, она купалась… Но было холодно.

— Она тебе понравилась?

— Могло быть иначе? Она же гиперборейская принцесса, — Антон опять радостно заулыбался, вспомнив радужную игру её бабочек на подоле, её персиковые голени…

— Когда она вошла впервые, там, на крыше небоскрёба в кафе все замерли, перестали есть. Она сама выбрала меня. Мы общались…

Тут Антон заметил странное выражение лица Венда. Оно относилось не к тому, о чём Антон рассказывал ему, а как он это делал. Так взрослые слушают глупых детей, не придавая значения их забавным речам, а только играя в равноправное общение. Уловив превосходство, тайную усмешку над забавным малышом, каким этот человек воспринимал его, Антон оскорблённо замолчал. Его скулы покрылись предательским румянцем стыда.

«Ты не на Земле, мямля»! — обругал он себя, — «ты среди настоящих мужчин, большинство из которых космические десантники».

— Как общались? — внезапно став подкупающе дружеским, надменный человек сменил даже тембр голоса. — Да ты ешь! Чего ты как не родной? У нас же тут семья. Мы все открыты друг перед другом. Это наш внутренний закон здесь. Чего застеснялся?

— Мне показалось, что вы втайне потешались надо мной.

— Да ты как девушка, до чего и тонок психически! Моя ухмылка не имела к тебе ни малейшего отношения. Просто я вспомнил свою земную жизнь. Свои утехи и свои потехи. Ну, продолжай, раз уж начал. Так как же вы общались?

— Просто разговаривали. Я жил тогда в детстве.

— Она что-нибудь говорила обо мне?

— Ну да.

— Женщины не умеют молчать о личном. И что? Ругала?

— Да нет. Не особенно. Но грустная история, если уж честно.

— Почему она тебя выбрала?

— Не знаю. Ей было грустно, я думаю. Такой настрой был. Ей хотелось быть открытой. Я слушал.

— Ты знаешь о том, что она погибла? Вместе с мужем. Их звездолёт просто исчез со связи и не прибыл к месту назначения. Да это же сплошь и рядом происходит в Космосе.

— Жалко. — Антону стало грустно. — А сын?

— Что сын? Он воспитывается моим отцом. Учится в нашей структуре ГРОЗ. Его тоже готовят для полётов. Так мать хотела. Не я.

— Трудно жить без матери, — произнёс Антон, не представляя своей жизни на Земле без мамы.

— А без отца?

— Наверное. Мой отец живёт отдельно от моей матери. Я редко его видел. Я жил в Подмосковье.

— И я, — сказал Венд. — И Лора.

После этого они стали сближаться. И Венд стал нравиться Антону.

Падение «Финиста», сбитого с его траектории загадочным и внезапным, но так и необъяснённым воздействием или фактором Х, возникшим вдруг, из ниоткуда, произошло на семнадцатом году пребывания здесь Венда. Рудольф Горациевич Разумов к тому времени Трол покинул. На поверхности его заменил Арсений Тимурович Рахманов, а внизу и в горах Венд. Звездолёт, рухнув в центре местной столицы, уничтожил не только весь сложный комплекс их местного телевещания, но ударной волной были затронуты и другие, близко расположенные районы. Счастье ещё, что телебашня и те технические службы, что её обслуживали, находились в зоне отчуждения от жилых и скученных застроек, от которых были защищены массивной оградой и военной охраной. С неба же беды никто и не ждал.

После своего спасения и освобождения из казематов негостеприимного Трола, Олег Пермяк жил в подземном городе и в горах очень одиноко, первое время его не отпускали наверх в «Сады Гора», то есть в лесопарковую зону ЦЭССЭИ и сам жилой городок. Антон бывал в подземельях не каждый день, только когда посещал подземный спортивный комплекс или же столовый отсек, куда приходил ради общения со сверстниками.

Через два года, когда стажировка Олега подходила к концу, как и срок контракта у Антона заканчивался, они двое решили остаться ещё на некоторое время. Каждый по своей причине. Спустя ещё время на Трол с новым экипажем «Дар Ветер» прибыл вольнонаёмный космодесантник Артур Паникин, ставший неожиданным другом Олега. Олег к тому времени настолько привык к своей работе-службе и к горам, что улетать не хотел. Да и выслуга за добровольное служение была двойная, что имело весомое значение для будущего. А у Антона была своя романтическая история. Он …

Инопланетянка по имени Голубика

Он придумал ей имя Голубика. У неё было забавное местное имя Гола-Бике. Олег прозвал её Голубка. Была ли это любовь? Антон не знал. Она нравилась и забавляла своей похожестью, и непохожестью тоже, на земную девушку. Ему было одиноко, он был совсем молод. Она происходила из достаточно бедного ремесленного квартала. Но пройдя свой замысловатый путь, непонятный землянам, она оказалась в среде одарённых молодых людей из простых сословий, попала в местную закрытую Академию. Сама Гола-Бике не относилась к таким одарённым или к тем, кто происходили из состоятельных по местным понятиям семей, способных оплачивать обучение и проживание своим чадам. Она попала сюда своим тайным житейским лабиринтом. Впрочем, на Паралее и не было открытых учебных заведений. Олег себе такой девушки — подружки не нашёл. И каковой была его личная жизнь, Антон не знал. Олег был закрыт в этом смысле.

Идя навстречу Голубике и традициям их местного мира, Антон посетил в столице Храм их Надмирного Света, где зажёг с нею красивый зелёный огонь на зелёном и прозрачном алтаре. В огромной чаше-бутоне, похожей на гигантский лотос, в ёмкости из сложного сплава белого цвета, запрятанной в лепестках чаши и наполненной горючей жидкостью, и зажгли они их семейный алтарь, став мужем и женой по местным обычаям. В противном же случае, девушку ждал статус падшей женщины, и ей было бы сложно тут жить. Рядом стоял жрец в зелёном одеянии нежнейшего светлого оттенка, в цвет их небесной сферы, усыпанной мерцающими точками-звездами, далёкими небесными алтарями чад Отца Света по их представлениям.

Широченное в многочисленных складках одеяние служителя культа казалось ширмой кукольного театра, над которой вознеслось его бесстрастное лицо, а само действо под его, жреца, заунывное пение, — а пел он, не разжимая губ, — вначале готово было вызвать у Антона совсем мальчишеский смех. И он прыснул, но по мере затягивания в ритуал, от воздействия монотонного звучания, почти усыпляющего, от завораживающей игры зелёного пламени, куда жрец бросал душистые травы, внутренность Храма окутывал туман. Туман не туман, но и дымом это не было. Желание смеяться ушло, и растворение в происходящем с полным забвением себя озадачило, когда сознание пришло в норму. Может быть, травы были наркотическими? Но у Антона возникло устойчивое воспоминание, что ему явили каким-то чудом образ оставленной в