Таис Афинская - Иван Ефремов

— Ты должна учить истории в Ликее или Академии! — воскликнул удивленный Лисипп.

Веселые огоньки заиграли в глазах Таис.

— Из Ликея я едва унесла ноги, познакомившись с Аристотелем.

— Мне он ничего об этом не рассказывал, — прервал ее Александр.

— И не расскажет — по той же причине, по какой рисуют избиения амазонок. Но скажи, о ваятель, слышал ли ты, чтобы женщина чему-нибудь учила взрослых людей, кроме любви? Разве Сапфо, но как с ней разделались мужчины! А мы, гетеры-подруги, не только развлекаем, утешаем, но также учим мужчин, чтобы они умели видеть в жизни прекрасное…

Таис умолкла, успокаивая возбужденное дыхание. Мужчины с нескрываемым интересом смотрели на нее, каждый по-своему осмысливая сказанное.

— И еще, — заговорила Таис, обращаясь к скульптору, — ты, чье имя неспроста «Освобождающий лошадей», поймешь меня, как и все они, — гетера показала в сторону Леонтиска и македонцев, — властители коней. Когда ты едешь верхом по опасной дороге или мчишься в буйной скачке, разве не мешают тебе персидский потник или иная подстилка? А если между тобой и телом коня нет ничего, разве не сливаются в одном движении твои жилы и мышцы с конскими, работающими в согласии с твоими? Ты откликаешься на малейшее изменение ритма скачки, ощущаешь нерешительность или отвагу лошади, понимаешь, что она может… И как прочно держит тебя шерсть при внезапном толчке или заминке коня, как чутко отвечает он приказу пальцев твоих ног или повороту колен!

— Хвала подлинной амазонке! — вскричал Леонтиск. — Эй, вина за ее здоровье и красоту! — И он поднял Таис на сгибе руки, а другой поднес к ее губам чашу с драгоценным розовым вином.

Гетера пригубила, погрузив пальцы в его короткие остриженные волосы.

Птолемей деланно рассмеялся, еле сдерживая готовую прорваться ревность.

— Ты хорошо говоришь, я знаю, — сказал он, — но слишком увлекаешься, чтобы быть правдивой. Хотел бы я знать, как можно заставить яростного коня почувствовать эти маленькие пальцы, — он небрежно коснулся ноги гетеры в легкой сандалии.

— Сними сандалию! — потребовала Таис.

Птолемей повиновался недоумевая.

— А теперь опусти меня на пол, Леонтиск! — И Таис напрягла ступню так, что, опершись на большой палец ноги, завертелась на гладком полу.

— Понял теперь?! — бросила она Птолемею.

— Таким пальчиком, если метко ударить, можно лишить потомства, — засмеялся Леонтиск, допивая вино.

Симпосион продолжался до утра. Македонцы становились все шумнее и развязнее. Александр сидел неподвижно в драгоценном кресле фараона из черного дерева с золотом и слоновой кости. Казалось, он мечтал о чем-то, глядя поверх голов пирующих.

Птолемей тянулся к Таис жадными руками. Гетера отодвигалась по скамье к креслу Александра, пока великий повелитель не опустил на ее плечо свою тяжелую и надежную руку.

— Ты устала. Можешь идти домой. Лисипп проводит тебя.

— А ты? — внезапно спросила Таис.

— Я должен быть здесь, как должен еще многое, независимо от того, люблю я это или нет, — тихо и, как показалось, досадливо ответил Александр. — Я хотел бы иного…

— Царицу амазонок, например! — сказал Лисипп.

— Я думаю, что амазонки, посвятившие себя Артемис и единственной цели — отстоять свою самостоятельность, были никуда не годными возлюбленными. И ты, о царь, не узнал бы ничего, кроме горя, — сказала гетера.

— Не то что с тобой? — Александр склонился к Таис, вспыхнувшей, как девочка.

— Я тоже не для тебя. Тебе нужна царица, повелительница, если вообще может женщина быть рядом с тобой.

Победитель персов пристально посмотрел на Таис и, ничего не сказав, отпустил ее движением руки.

Едва они очутились в тени деревьев, как Лисипп негромко спросил:

— Ты посвященная орфиков? Как твое имя в посвящении? Много ли открыто тебе?

— Мало, — откровенно призналась гетера. — А орфическое имя мое — Тию…

Узнав о делосском философе, Лисипп утратил свою недоверчивость и стал рассказывать ей о том, что в глубине Персии он встретил близкий орфикам культ Зороастры. Сторонники Зороастры поклоняются доброте в образе мужского божества Ормузда, вечно борющегося со злом — Ариманом. Одежда Ормузда — те же три цвета Музы: белый, красный и синий. Лисипп посоветовал и Таис, если она поедет в Персию, носить там трехцветные ленты.

— Я должен встретиться с тобой, как только Дарий будет окончательно побежден, и я устрою себе в Персии постоянную мастерскую. Ты — нелегкая модель для художника. В тебе есть что-то редкое.

— А не состарюсь я до той поры? — рассмеялась Таис.

— Глупая, ты не знаешь Александра! — ответил Лисипп. Он был убежден, что окончательная победа над персами — дело скорое, что Александр непреклонен в достижении этой гигантской цели.

Дома ждала Гесиона вместе с Неархом. Восторженный критянин поздравил Таис с небывалым успехом.

— Этот предводитель конницы, он совсем-совсем поражен Эросом! — с хохотом вспомнила Гесиона. — Ты покорила знаменитого героя, подобно Ипполите!

Таис попросила Неарха рассказать, чем прославился Леонтиск.

В битве при Иссе армия Александра оказалась зажатой в прибрежной долине огромными силами персов. Их конница, в несколько раз превосходившая числом конницу македонцев, бросилась с холмов на берег, перешла речку и атаковала правое крыло Александра, состоявшее из тессалийской конницы. Александр бросил на помощь фракийских всадников и великолепных критских лучников под командой очень опытного полководца Пармения.

Тессалийская конница сумела удержать берег моря до тех пор, пока гвардия Александра — тяжелая конница «товарищей»-гетайров и щитоносцы — не подготовила страшный удар в центр персидских сил, обратив в бегство Дария и обеспечив победу.

За геройство в битве на морском берегу тессалийские конники удостоились права первыми грабить Дамаск. В Дамаске оказалось собранным все снаряжение персидской армии: повозки, рабы, деньги и сокровища. Поэтому Леонтиск сейчас владеет немалыми богатствами. Его Александр наградил и среди других, отличившихся в битве, разделив между ними три тысячи талантов, захваченных на поле битвы в лагере персов.

— Правда, наверное, у Птолемея богатств еще больше. Этот военачальник мудр и терпелив, умеет собирать и выжидать. Я полагаю, что он будет владеть тобой, а не пламенный, подобно Александру, Леонтиск, — заключил свой рассказ критянин.

Таис только вздернула голову под лукавым и любящим взглядом Гесионы.

Еще не наступил первый месяц весны — мунихион, а Таис снова оказалась на корабле Неарха вместе со своей подругой и Салмаах. Они плыли по восточному рукаву Нила через Бубастис до прорытого по указу Дария Первого канала, соединявшего Египет с Эритрейским морем и Персией. Триста лет назад канал приказал рыть египетский фараон Нехо, тот самый, по чьему указу финикийские моряки совершили беспримерный подвиг, обошли кругом всю Либию, от Египта до Геркулесовых Столбов, и прибыли снова в Египет. Однако труд египетских рабов остался незавершенным. Лишь через два столетия Дарий Первый, располагая огромным числом военнопленных, закончил путь от рукава Нила до Суккота, лежащего на Горьких озерах в преддверии Залива Героев — узкого ответвления моря между Аравийской и Синайской пустынями. В Суккоте Таис покидала судно Неарха, впервые расставаясь с Гесионой надолго, может быть, навсегда. Неарх отправился на Евфрат строить флот, чтобы в случае необходимости двинуться на Вавилон. В глубоко продуманных планах великого полководца учитывалась и возможность поражения. В этом случае Александр не хотел повторять тяжкого Анабазиса[12] — похода греков к морю через горы и степи Каппадокии и Армении. Греческих наемников тогда никто не преследовал, и все равно они потеряли многих. А тут на плечах будет огромная армия персов. Александр считал лучшим исходом отступать к Евфрату, посадить войско на суда и уплыть от преследователей. В случае победы Неарх тоже должен был явиться в Вавилон. Там-то и рассчитывали встретиться обе подруги.