Аромат рая - Дженнифер Блейк

Вскоре за столом возник недолгий разговор о переполохе, вызванном действиями энергичного американского наемника Вильяма Августа Боулса, который вместе с индейцами племени Крик пытался изгнать из Америки испанцев. Арестованный испанскими властями, он был выслан на корабле из Мобиль в Гавану, потом на Филиппины и вскоре в Африку. Но в конце концов бежал и вернулся в Оклахому, где его предали друзья-индейцы за четыре тысячи пиастров. Недавно его провезли через Новый Орлеан по пути в Гавану.

С беседы о Боулсе гости перешли к обсуждению различных видов диких птиц, начиная со ржанки и других певчих и кончая куропатками, которых в Луизиане употребляли в пищу, потом разговорились о жаре, из-за которой трудно купить на рынке домашнюю птицу.

И префект признался, что стал разводить домашнюю птицу а именно кур, гусей, уток и индеек исключительно для своего стола. Выяснилось, что у него еще имелся и бродячий зверинец из нескольких овец, одного или двух оленей и шести енотов.

За ужином никто не проявлял интереса к Элен, хотя ничто не ускользнуло от бдительного ока Райана. Джентльмены явно испытывали любопытство в связи с ее присутствием, но вслух они этого не выражали. Правда, она поймала на себе несколько томных взглядов, а молодой Бернар Мариньи, слывший галантным кавалером, отпустил ей пару милых комплиментов, но в этом не было ничего такого, против чего смогла бы возразить даже дуэнья.

А вот Дюран заставил ее испытать большую неловкость. Он смотрел на нее так пристально, как не смотрел с тех пор, как они встретились на шхуне, словно умирал от голода, а она была едой, отгороженной от него стойкой.

Ужин утомил Элен. У нее разболелась голова. Ей вдруг стало жарко, лицо покраснело, странная дрожь охватила все ее тело.

Стояла душная ночь, сопровождаемая угрожающим писком комаров, которые влетали через открытые двери. Но гости пировали вовсю. Время от времени издалека доносился грохот, словно где-то гремел гром. Оглядев присутствующих за столом, Элен заметила, что некоторые из них тоже раскраснелись, особенно Луссат, который, видимо, не привык переносить такую жару.

Когда ужин закончился, все с облегчением вздохнули. Луссат объявил, что ему что-то нездоровится и поэтому он отправится домой, чтобы успеть добраться до дождя – раскаты грома звучали все ближе. К нему присоединилось еще несколько гостей, среди которых оказались Бернар Мариньи и Дюран. Элен и Райан простились со всеми за руку, выслушав комплименты по поводу вечера.

В конце концов за столом осталось только четверо гостей, среди которых был и Мазэн, объявивший, что хочет обсудить с Райаном несколько проблем для их общего блага. Распорядились, чтобы мужчинам подали мадеру и блюдо со сладостями. Райан, коснувшись губами щеки Элен, предложил ей пойти лечь, потому что не знал, насколько затянется разговор с Мазэном. Она с большой радостью подчинилась.

Когда Элен вошла в спальню, Дивоты не оказалось. Она почувствовала усталость, голова ее просто раскалывалась. Она вынула из волос розы и осмотрелась, ища, куда бы их положить. И вдруг все поплыло перед глазами и закачалось. Розы выпали из ее рук. Кровать... Какая мягкая... Но на ее матрасе из мха так прохладно. Она должна добраться до нее.

Ноги не слушались. Ей показалось, что она падает. Но удивительно, ударившись об пол, Элен не почувствовала боли...

Позже, намного позже, она услышала крик Дивоты и почувствовала, как руки горничной раздевают ее. «Почему Дивота плачет?» – удивленно подумала она.

Потом чьи-то сильные руки подняли ее, и она поплыла. Элен вспомнила темный двор и улыбнулась...

Наконец она в постели, такой мягкой, такой жаркой... Темнота и шум дождя. Свет и шум дождя... Успокаивающий...

С нее снова снимали одежду, она почувствовала прохладу и что-то горькое на языке. Она подавилась, и из ее рта полилась темная жидкость. Она по Сан-Доминго помнит эту жидкость. Кровь... Желтая лихорадка... Где-то закричала служанка. Глупая женщина...

Решительный голос отрывисто отдавал приказания. Она поняла, что это был Райан. Дорогой Райан. Тишина, благословенная тишина вокруг...

Исчезло ощущение времени. Теперь для Элен не существовало ни дня ни ночи. Она чувствовала только боль во всем теле и видела лица, которые то появлялись над ней, то снова исчезали. Элен пыталась им что-то сказать, но в конце концов сдалась и погрузилась в пучину мрака, который, казалось, поглотил ее и все вокруг...

Из непроглядной темноты и безмолвия Элен понемногу стала подниматься, как бы всплывая на звук голосов, в которых слышались мольба и гнев. Во рту появился привкус одного из травяных настоев Дивоты, который она помнила еще с детства. Вкус неприятный, но успокаивающий. Элен открыла глаза.

Вокруг кровати, на которой она лежала, горели свечи, а на ковре, образуя круг, лежал рассыпанный белый песок. Около нее стояла Дивота. Служанка тихо шептала заклинания и обрызгивала ее какой-то жидкостью из тыквенной бутыли.

А по комнате, из угла в угол, в возбуждении вышагивал одетый с иголочки человек с лысиной, начинающейся ото лба, и высоко посаженным на носу пенсне. Он ругался, возмущенный совершением подобных невежественных обрядов, в то время, когда существует наука химия и раствор хинного дерева, которые должны спасти бедную девушку. Он, Бланше Дюкейл, профессор химии, имел честь лечить префекта колонии от этой ужасной болезни, желтой лихорадки, и вывел его из кризиса. То же самое он сделает для мадемуазель Ларпен, если ему позволят. Но никогда и нигде не видел он такого невежества, как здесь, среди медицинских специалистов, с их слабительными, рвотными средствами и кровопусканием, а теперь вынужден был бороться еще и с суевериями невообразимого варварства. Он поражен! Потрясен! Когда он после возвращения во Францию расскажет об этом своим коллегам, то они ему просто не поверят. Если мадемуазель умрет, то отвечать перед месье Байяром придется этому созданию, последовательнице вуду.

Из-под ресниц Элен взглянула на свои руки. От желтухи они стали желтого цвета и тонкими, очень тонкими. Ей было так жарко, что волосы казались ей огнем, обжигавшим шею, а простыня, под которой она лежала, нестерпимо тяжелой. В комнате нечем было дышать, так как все окна и двери были закрыты. Пламя свечей казалось громадным гудящим огнем. Она слышала их потрескивание и чувствовала обжигающее тепло. Голоса людей, находившихся возле нее, не смолкали, отзываясь барабанным боем в голове, наполняя ее шумом и грохотом, сводящим с ума.

Распахнулась дверь. В комнату вошел Райан в халате, со спутанными волосами, будто только что встал с постели. Под глазами темнели круги, а в давно не бритой бороде промелькнуло серебро, словно она поседела. Он посмотрел на Дивоту и доктора с неодобрением и раздражением и спросил: