Все лики смерти (сборник) - Виктор Точинов

Димка продолжал монотонно тявкать, из угла его рта тянулась липкая ниточка слюны… Вернулся Эдик; звуки, производимые Чарли, были теперь почти не слышны.

– Встань и не лай! Ты теперь не собака! – скомандовал Эдик и добавил нормальным голосом, обращаясь к друзьям: – Что бы еще придумать? Может, положим пятками и затылком на два стула – будет лежать прямо, не прогибаясь.

– Надо огнем прижечь. Он не должен ничего почувствовать… – громко и злорадно сказал Борис, внимательно вглядываясь в лицо Димки.

Он все-таки надеялся разоблачить шарлатанство. Но на лице и в пустых глазах Димки ничего не дрогнуло.

– А что, можно… легонько так, сигаретой… – оживился Эдик, двинувшись было к бару, где лежали отцовские запасы. Но тут его осенило: – Ты – Мальчик-Вампир! – заорал Эдик. – Сожри нас! Сожри!!!

И захохотал, жутко довольный выдумкой.

Плечи Димки опустились, он весь как-то сгорбился, ссутулился – кисти рук со скрюченными пальцами почти касались теперь колен. Левая половина губы приподнялась, и Борису показалось, что появившийся клык длиннее обычного. Совсем чуть-чуть, но длиннее.

А Димка медленно, все с тем же пустым взглядом, двинулся на Эдика; пластика его движений напоминала сейчас теле-Вампира гораздо больше, чем полчаса назад, когда он был в маске. Эдик ухмыльнулся и приготовил свой «осиновый кол» – в смысле, палку-поноску… Борису это совсем не понравилось, он почувствовал легкую тревогу… непонятно за кого… за Эдика? за Димку?

– Хватит! – Борис несколько даже неожиданно для себя самого шагнул вперед и преградил дорогу Димке.

Тот оттолкнул его в сторону. Оттолкнул? Черта с два, отшвырнул, как тряпичную куклу, – Борис, на два года старше и на пятнадцать килограммов тяжелее Димки, с хрустом врезался в сервант, отлетев на три с лишним метра.

Звон разбитого стекла; сверху сыплются, чувствительно бьют по плечам и голове всякие безделушки; и боль, резкая боль в боку и плече.

«Убью урода!..» Борис пытается вскочить на ноги резко, рывком и немедленно приступить к расправе – и стонет, едва удержавшись от крика, – что-то острое там, внутри, реагирует на каждое движение – пронзает грудь беспощадной болью, тут же отдающейся во всем теле…

По ушам бьет истошный визг Таньки. Борис поднимается – медленно, прижимая ладонь к ребрам. Боится даже глубоко вздохнуть и, только поднявшись, смотрит на Димку и Эдика.

Эдик лежит на спине. Не шевелится. Лица его не видно, лицо закрывает затылок Димки, стоящего над ним на четвереньках. Голова Димки быстро мотается из стороны в сторону. («Чарли, – мелькает неуместная мысль, – так Чарли, еще щенком, трепал шнурки на ботинках гостей…»)

Борис шагает к ним, кривясь от боли и сильно наклоняясь вправо. И застывает… Нет! Не может быть! Показалось…

Не показалось.

Борис видит это, видит в неестественно ярких красках, как на экране разрегулированного телевизора: из-под Димкиной головы, снизу, там, где Эдик, – далеко в сторону ударяет тугая ярко-алая струя, расплескавшись лужицей по паркету.

«Как же… надо скорей… это ведь… спятил… скорую… родители… скорей… заткнись, дура… зачем… спятил, точно спятил…»

Мысли Бориса мечутся стремительно, как рикошетящие от стен пули, – осколки, обрывки, обломки мыслей. Но сам он застывает, парализованный нереальностью происходящего. Струя слабеет быстро, но кровавая лужа под головой Эдика растет…

Танька замолкает мгновенно и неожиданно, словно кто-то дернул рубильник воющей сирены, за спиной стук ее каблуков. Борис не оглядывается – когда она смолкла, стали слышны другие звуки – причмокивание на фоне утробно-низкого урчания…

Борис хорошо помнит их – именно с таким звукорядом пожирал своих жертв Мальчик-Вампир в темноте подвала, чердака или кладбища (цензура не пропускала слишком натуралистичных кровавых сцен в подростковые сериалы).

Борис кричит – бессвязно, высоким голосом:

– Димка-а! Мудак!! Ты… – Он осекается, потому что…

…Димка резко мотает головой, и кусок чего-то красного отлетает в сторону. С сырым шлепком прилипает к полу.

Взрывной позыв рвоты – в доли секунды она проходит путь от желудка к пытающимся что-то крикнуть губам. Борис корчится, пытаясь согнуться, но зазубренные ножи боли рвут грудь – и он стоит почти прямо, когда рот наполняется горячей едкой жижей и она, лопнув на губах зловонным пузырем, льется на рубашку и на пол…

Мальчик-Вампир поднимается.

Залитое кровью лицо поворачивается к Борису.

Глаза пусты – ни следа ярости, гнева, ненависти или бешенства.

И это еще страшнее.

Окровавленный рот улыбается. Улыбка похожа на оскал. Рот полуоткрыт, и внутри – на зубах, на языке, на деснах – тоже кровь. Борис хрипит, выплевывая остатки рвоты, разворачивается и бежит… нет, ковыляет… Сломанные ребра вновь включают свою мясорубку. Он спешит, сам не понимая куда, лишь бы не видеть эту кровавую маску и то, что лежит на полу…

Прихожая. Танька у дверей.

Она, как ни странно, не впала в безумную панику, застилающую все вокруг и не позволяющую бежать или сопротивляться. Она торопливо, ломая ногти, но вполне осмысленно возится с замками, запирающими входную дверь. Слышит за спиной шаги, вскрикивает коротко и отчаянно. Оборачивается, видит брата и, не теряя времени, вновь хватается за замки.

К Борису при виде сестры возвращается хоть какая-то способность говорить и думать – Танька реальная, настоящая, привычная. Непохожая на двух оставшихся за спиной персонажей фильма ужасов.

– Эдик… там… Димка его… – Он пытается выкрикнуть это, но голос звучит слабо, затравленно; Борис не может набрать полную грудь воздуха и выплевывает короткие полуфразы.

Танька, не слушая его, распахивает дверь – за ней другая, железная…

Слышны шаги в коротком, ведущем в гостиную коридорчике – медленные, шаркающие, но уверенные шаги Мальчика-Вампира. Он никогда не соревновался с преследуемыми в спринте – страх, вяжущий по ногам и рукам страх позволял ему всегда добираться в конце концов до горла визжащих от ужаса жертв…

«Ну открывай же… – мысленно торопит Борис сестру. – Эдик не запирал, просто захлопнул… быстрей… быстрей же, дура…»

Замок с каким-то секретом, или же просто Танька не знает, где нажимать и что в какую сторону крутить; она бы разобралась, она бы обязательно разобралась, будь у нее хоть чуть времени, но времени нет.

– В комнату! Запремся, позвоним… – Она хватает Бориса за рукав (он оцепенело смотрит на дверь, на несколько миллиметров стали, отделяющих их от свободы) и буквально тащит за собой. Он бежит медленно, еще сильнее кренясь набок и шипя от боли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});