Дева в голубом - Шевалье Трейси

— Не забывай меня, — сказала она и превратилась в Жана Поля. На щеках у него была многодневная щетина, вид измученный, волосы отросли так, что курчавились на концах, лицо, руки и рубаха были покрыты сажей. Я подошла и потерла ему лицо, а когда отняла руку, увидела, что от носа к подбородку тянется шрам.

— Откуда это у тебя? — спросила я.

— Жизнь такая, — ответил он.

На лицо мне упала тень, и я проснулась. Загораживая вечернее солнце, рядом со мной стояла Матильда. Скрестив руки на груди, она разглядывала нас обеих.

— Извините. — Я села и с трудом разлепила глаза. — Понимаю, выглядит все это по меньшей мере странно.

— Это уж точно, — фыркнула Матильда, — но знаете, меня это ничуть не удивляет. Я не сомневалась, что Сильвия захочет еще раз полюбоваться на эти кости. Похоже, она больше не боится их.

— Вы правы. Знаете, она так спокойно их разглядывала, даже удивительно.

Наши голоса разбудили ее. Сильвия перевернулась с бока на бок и села. Щеки у нее пылали. Она осмотрелась и остановилась взглядом на костях.

— Мама, мы собираемся похоронить ее.

— Как это? Прямо здесь, во дворе?

— Нет, у нее дома.

Матильда посмотрела на меня.

— Я знаю, где это, — сказала я.

* * *

Матильда одолжила мне свою машину доехать до Менда. Трудно было представить себе, что и трех недель не прошло, как я отсюда уехала, — столько всего произошло за это время. Но, огибая угрюмый тяжелый собор, проходя узкими улочками старого города, я испытывала то же чувство, что и тогда. Мрачное место. Хорошо, что Матильда живет в пригороде, пусть там и мало зелени.

На бумажке был записан адрес той же пиццерии, в которой я уже как-то закусывала. Вошла я туда непринужденно, но, увидев за столиком Рика, потягивающего вино в одиночестве и сосредоточенно изучающего меню, почувствовала, что в животе у меня так все и переворачивается. Я не видела его тринадцать дней, и это были долгие тринадцать дней. Увидев меня, он поднялся и смущенно улыбнулся. На нем была повседневная одежда — светлая рубаха с воротником на пуговицах, голубой шерстяной блейзер и узкие брюки; вид у него был здоровый и цветущий — настоящий американец, настолько же неуместный здесь, в темной ракушке, как, допустим, «кадиллак», ползущий по узкой улочке.

Мы неловко поцеловались.

— О Господи, Элла, что это у тебя с лицом?

Я потрогала царапину на лбу.

— Упала. Не обращай внимания.

Мы сели за столик, и не успела я возразить, как Рик налил мне бокал вина. Для вида я прикоснулась губами к краешку, но не сделала ни глотка. Хватило, впрочем, и этого — от запаха кислоты и уксуса меня едва не стошнило. Я поспешно отставила бокал.

Мы сидели, не говоря ни слова. Судя по всему, начинать придется мне.

— Стало быть, Матильда позвонила тебе, — запинаясь, проговорила я.

— Ну да. Слушай, она так тараторит, за ней не поспеешь. Честно говоря, я так и не понял, почему ты сама не могла позвонить.

Я пожала плечами. Снова начало подводить живот.

— Слушай, Элла, если не возражаешь, мне кое-что хотелось бы тебе сказать.

Я молча кивнула.

— Понимаю, переезд во Францию нелегко тебе дался. Труднее, чем мне. Для меня-то это просто работа на новом месте. Люди другие, но работа та же самая. Ты — дело иное. У тебя нет ни работы, ни друзей, и понятно, что тебе здесь тоскливо и одиноко. Наверное, я уделял тебе недостаточно внимания — слишком занят был на работе. А тебе нечего делать, и, естественно, могут быть всякие соблазны, даже в таком занюханном городишке, как Лиль.

Он посмотрел на пятна у меня на руках; казалось, это мгновенно отрезвило его, и он вернулся к сути.

— В общем, я думал, думал и надумал: почему нам не попробовать и начать сначала?

В это время подошел за заказом официант. Я была настолько взвинчена, что и думать о еде не могла, но для проформы все-таки заказала самую простую пиццу. В ресторанчике было душно: на лбу и руках у меня выступили крупные капли пота. Я отхлебнула воды.

— И знаешь, — продолжал Рик, — сделать это, оказывается, не так уж трудно. Я ведь говорил тебе, что еду во Франкфурт обсуждать новый строительный проект?

Я кивнула.

— Ну так вот, они предложили мне быть его руководителем, а это совместный проект — их и нашей фирмы. — Рик замолчал и выжидательно посмотрел на меня.

— Прекрасно, Рик. Поздравляю.

— Ну вот, видишь? Мы перебираемся в Германию. Это и есть новое начало.

— Что? Уезжаем из Франции?

Моя реакция удивила его.

— Слушай, Элла, с самого первого дня, как мы здесь, ты только и знаешь, что клянешь эту страну. Люди, мол, к себе не подпускают, дружить не хотят, обращаются с тобой как с чужой, слишком чопорные. Так что же тебя здесь держит?

— Это дом, — чуть слышно выговорила я.

— Слушай, я стараюсь рассуждать здраво. И по-моему, у меня это неплохо получается. Я готов простить и забыть этот… этот эпизод. Ну, ты понимаешь, о чем я. Единственное, о чем я прошу, чтобы ты тоже оставила это позади. Разве это не справедливо?

— Да нет, почему же.

— Ну и хорошо. — Рик посмотрел на меня, и все его добродушие моментально испарилось. — Стало быть, ты признаешь, что между вами что-то было?

Тугой узел, образовавшийся в животе, начал развязываться, и на верхней губе у меня выступили капли пота. Я поднялась.

— Пойду поищу туалет. Сейчас вернусь.

От стола я заставила себя отойти медленно и спокойно, но едва войдя в туалет и заперев за собой дверь, наклонилась над унитазом и меня стошнило; все тело сотрясали сильные судороги. Похоже, этого мой желудок давно уже дожидался — из меня извергалось все, съеденное в Швейцарии и во Франции.

Ощутив наконец полную пустоту внутри, я распрямилась и прислонилась к стене кабины, физически ощущая, как на меня падает свет ввинченной в потолок лампы. Напряжение прошло; измученная, я тем не менее впервые за все последние дни ощутила способность мыслить ясно и связно.

— О Боже, Германия. — Я даже рассмеялась негромко.

Когда я вернулась, заказ уже принесли. Я взяла свою пиццу, переставила ее на соседний столик и села на место.

— Ты как, все нормально? — Рик слегка сдвинул брови.

— Да-да, не волнуйся. — Я откашлялась. — Слушай, мне надо тебе сказать кое-что.

Он настороженно посмотрел на меня, явно не представляя, чего можно ожидать.

— Я беременна.

Рик так и подпрыгнул. На лице его, как на экране сломанного телевизора, замелькали сменяющие друг друга выражения.

— Но это же замечательно! Просто замечательно! Ты же сама этого так хотела! Разве что…

Лицо Рика исказилось настолько, что я с трудом подавила желание погладить его по руке. «А может, соврать? — подумала я. — Это бы все проблемы решило». Вот выход, который мне так нужен. Но я никогда не умела врать.

— Ребенок твой, — заговорила я наконец. — Наверное, все случилось как раз перед тем, как мы снова начали предохраняться.

Рик снова подпрыгнул, сорвался с места и стиснул меня в объятиях.

— Шампанского! — воскликнул он. — Такая новость заслуживает, чтобы отметить ее бокалом шампанского!

Он завертел головой в поисках официанта.

— Нет-нет, — поспешно возразила я, — не надо. Я неважно себя чувствую.

— А, ну да, понятно. Ладно, поехали домой. Прямо сейчас. Вещи с тобой? — Он огляделся.

— Нет. Слушай, Рик, присядь и позволь мне договорить. Пожалуйста.

Он повиновался и вновь настороженно посмотрел на меня.

— Я не еду с тобой.

— Но… разве не для того мы все это устроили?

— Что устроили?

— Ну этот обед. Я был уверен, что мы возвращаемся вместе. Машина ждет, и вообще…

— Это тебе Матильда сказала?

— Да нет, но я подумал…

— Ну так ты ошибся.

— Однако ребенок… мой ребенок…

— Знаешь, давай пока оставим ребенка в покое.

— Это как же так? Не получится.

— Наверное, ты прав, — тяжело вздохнула я.

Рик допил вино и со стуком поставил на столик пустой бокал.