Все Здесь Хорошие Люди - Эшли Флоуерс

же узнаваемый, стоял Эллиотт Уоллес. Он стоял один и немигающим взглядом смотрел на затылок Януарии.

Марго нашла его.

Она смотрела на него, сердце колотилось. Она едва могла в это поверить. После того, как ей столько раз говорили, что она ошибалась — ее бывший босс, детектив Лэкс, детектив Таунсенд — Марго была полностью оправдана.

Но когда она смотрела на лицо человека, который, как она была уверена, был убийцей, ей бросилось в глаза что-то еще — знакомое красное пятно на краю фотографии.

"Нет". Это слово вырвалось у нее шепотом.

Это было невозможно. Это не имело никакого смысла. Люк всегда говорил, что не знает ни Билли, ни Крисси. И уж точно он не знал Януарию, так что у него не было причин ходить на ее танцевальные концерты. Но тогда почему на этой фотографии, которая явно была сделана после одного из выступлений Януарии, Марго смотрела на него? Хотя половина его лица была отрезана рамкой, она ясно видела его образ. Он был гораздо ближе, чем Эллиотт Уоллес, и она могла видеть его ухо, челюсть и выдающиеся черты: его любимую красную бандану, обернутую вокруг шеи, ту самую, которую Марго подарила ему на Рождество много лет назад.

Кровь бросилась ей в уши. Марго повернулась, чтобы посмотреть на Люка, и ее дыхание перехватило в горле. Он смотрел на нее, его лицо было таким же пустым и торжественным, как у Джейса.

"Кстати, — сказал он. " Ты не видела Марго в последнее время?"

Марго сглотнула. "Почему ты спрашиваешь?"

Он сузил глаза, почти подозрительно глядя на нее, затем снова повернулся к телевизору. "Я беспокоюсь о ней. Она много спрашивает о Януарии. Я боюсь, что она узнает, что произошло на самом деле".

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Марго, 2019

Марго застыла на диване, ее дыхание застряло в горле, ладони дрожали. Она смотрела на профиль своего дяди, уставившегося в телевизор. Он находился всего в нескольких футах от нее, но расстояние между ними казалось непроходимой пропастью.

Всю свою жизнь Люк учил Марго быть честной и настоящей. В городе, где люди больше заботились о внешности, чем о правде, ее незащищенный и неконфликтный дядя стал для нее спасением. Люк никогда не скрывал своей сущности — по крайней мере, так она всегда думала. Очевидно, она ошибалась. Видимо, как и все в этом городе, он тоже носил маску. После многих лет утверждения, что он не знает ни Януарии, ни семью Джейкобс, вот он на фотографии, сделанной на сольном концерте девочки.

Марго перевела взгляд с дяди на фотографии на дядю на диване. "Дядя Люк?"

Но ее голос прозвучал слабо, и он, должно быть, не услышал, потому что не отрывал глаз от телевизора. Она прочистила горло. "Люк?"

Он повернул голову, поднял брови, и по его смутному взгляду Марго поняла, что он все еще не узнал ее. Кем она была для него теперь? спросила она. Была ли она его покойной женой или незнакомкой?

"Чего ты боишься, что Марго узнает?" — спросила она.

Люк нахмурился. "Что?"

"Ты только что сказал, что беспокоишься о Марго, потому что она спрашивала о Януарии. Ты сказал, что боишься, что "она узнает, что произошло на самом деле". Что ты имел в виду?" Она чувствовала себя предательницей, используя его состояние для получения информации, но опять же, он предал ее первым.

Люк нахмурился еще больше.

"Люк?" — сказала она через мгновение. "О чем ты говорил? Что "на самом деле произошло"?"

"Хм?" Он моргнул, встряхнул головой, словно пытаясь очиститься от паутины. "О чем ты говоришь?"

В этот момент из телевизора раздался громкий рев, и они оба посмотрели на него. На экране лев разрывал на части какое-то растерзанное животное, его морда и грива были в крови.

"Боже, мне нравится это шоу", — сказал Люк. "А тебе?"

Но Марго не могла говорить. В ее голове крутились противоречивые версии ее дяди: Люк на концерте Януарии, Люк, говорящий Марго, что не знает Джейкобсов, Люк, беспокоящийся, что она может узнать, что произошло на самом деле. Дрожащей рукой она закрыла ноутбук и спрятала его под мышку. Ей нужно было уйти от него. Когда она встала, то поняла, что ее тело дрожит.

"Сейчас вернусь", — сказала она, но Люк либо не услышал, либо ему было все равно. Он продолжал смотреть телевизор, пока Марго выходила из комнаты.

Как только за ней закрылась дверь спальни, она заперла ее, затем привалилась к ней спиной и сползла на пол. Что, черт возьми, происходит? Минуту назад она связала Эллиота Уоллеса с Полли Лаймон и Януарией, думая, что раскрыла дело, а теперь — что? Что именно, по ее мнению, сделал ее дядя? То, что Люк ходил на сольные концерты Януарии, рассуждал ее рациональный мозг, не означает, что он убил ее. Но тогда зачем было лгать об этом все эти годы?

Марго чувствовала себя так, словно все, что она знала, весь ее мир, только что перевернулся с ног на голову. В порыве инстинкта она схватила телефон из заднего кармана, чтобы позвонить кому-нибудь, но после секундного взгляда на экран, она шлепнула его на пол, вдавив в ковер. Именно Люку она звонила в такие моменты.

Она сидела, прислонившись спиной к двери, ее глаза блуждали по маленькому кабинету, превращенному в гостевую комнату. Через мгновение ее взгляд остановился на старом письменном столе Люка. В детстве этот стол был единственной вещью в доме ее тети и дяди, к которой Марго не разрешалось прикасаться. По словам Люка, там хранились его рабочие вещи, и он не хотел, чтобы там был беспорядок. Но теперь, думая об этом, она не могла припомнить, чтобы он когда-нибудь пользовался этим столом.

Она встала, еще раз проверила, заперта ли дверь, затем быстро прошла к столу и опустилась в кресло из искусственной кожи с противоположной стороны. На столе стоял компьютер с подключенной клавиатурой, стеклянная ваза с ручками, карандашами и маркерами и дешевая настольная лампа с гибкой шеей. Марго нажала кнопку включения на рабочем столе и стала тихонько открывать ящики стола, ожидая, пока компьютер загрузится. В неглубоком лотке под столом, среди россыпи скрепок, липких записок и наклеек, она заметила маленький золотой ключик.

Когда Марго взяла его в руки, компьютер ожил с громким звоном, и она села прямо, вывернув шею, чтобы прислушаться, нет ли какого-нибудь движения из другой комнаты. Что бы он сделал, подумала она, если бы застал ее шныряющей вокруг