Волчья тень - Чарльз де Линт

Я никому в этом не признаюсь и не могу объяснить почему. Разве только из-за того, что мое беспомощное тело постоянно ворочают и осматривают, и мне не хочется, чтобы лезли еще и в голову. Меня уже столько осматривали в больнице: нейрохирург, просто хирург, физиотерапевт, специалист по трудотерапии, по респираторной терапии, по рекреационной терапии… И у каждого свои рецепты и методики.

И здесь почти то же самое: сиделки, сестры, терапевты, консультанты, психологи, священник, интересующийся, не скучно ли мне… Непрерывно кто-то меня осматривает, переворачивает среди ночи, дает таблетки, спрашивает, как дела.

Не подумайте, что я не благодарна за помощь. Мне хочется отсюда выйти, а самой не справиться. Просто давайте сначала наладим тело, а потом уж займемся головой. Думаю, я проживу и без логики, и без математики, и, может быть, даже с черными дырами в голове, лишь бы врачи не копались в содержимом моих мозгов так же дотошно, как разбираются с телом.

Но Джо сказал, что прежде всего надо навести порядок у меня внутри, а потом уже браться за починку Сломанной Девочки, так что я теперь в полной растерянности. И без того было трудно решить, как справиться с детскими травмами тридцатилетней давности. Если, заперев их в коробочки, я ничего не добьюсь, то уж не знаю, что и делать. А теперь еще это…

Остается, пожалуй, только надеяться, что Джо найдет способ меня вытащить.

Джо

Манидо-аки, 1999

Потребовалось время, чтобы разыскать манидо-тевин Кода – ту красную скалистую гору, где живет его сердце. Тут мало растительности: только нижние каньоны и северные склоны поросли горным можжевельником и кедровником, а южные – елями и гибкими желтыми соснами. Пожалуй, эта высокая одинокая вершина могла бы кое-что рассказать о пустоте в жизни Коди, вернее, о пустоте, царившей там до тех пор, пока ее не заполнила, если верить Джеку Вертопраху, сестричка-ворона.

Я попытался вообразить, как это могло случиться: как-никак, Коди есть Коди – сплошные желчь и уксус, – а потом решил, что это не важно. Главное, что они со своей дамой из врановых – друзья и любовники и живут не только друг с другом, но и друг для друга. Понятия не имею, как им это удается, но что удается – знаю. Потому что они здесь не живут. По правде сказать, я никого не вижу. Ни птиц, ни даже грифа-индейки. Глядя с опушки леса на голую вершину, я угадываю, что Коди давно здесь не было. Все выглядит заброшенным. Оно и понятно: долгое одиночество Коди утонуло в его новообретенном счастье, и ему теперь ни к чему прятаться здесь. Пустынные склоны больше не отражают состояния его сердца.

Я задумываюсь, обзаведется ли Коди новым манидо-тевин или старый понемногу изменится, приспособившись к переменам в его жизни. Никаких твердых и жестких правил тут нет. Таков уж наш мир духов. Твердых и жестких законов здесь не бывает. Стоит вам решить, будто вы уже все поняли и разобрались, как оно действует, тут же оно и изменится. Потому-то некоторые и называют эти края Изменчивой страной.

Я покидаю опушку и начинаю подниматься по склону, огибая сосны и заросли сухой травы. Пересекаю осыпь и вхожу в устье каньона. Склон здесь круче, но, покрутившись немного, я натыкаюсь на серпантин, который выводит меня к вершине.

Она не такая плоская, как казалось снизу. Куда ни глянь – груды каменных обломков, иные величиной с легковой автомобиль. Растет здесь и несколько сосенок с колючими шишками: корявых, прижавшихся к земле, что есть мочи вцепившихся в скудную почву в расщелинах скалы. В Неваде и Калифорнии я видел деревья этой породы, которым было по четыре тысячи лет, но мягкое пение здешних говорит мне, что они еще старше.

Я выхожу на дальний край вершины, и у меня захватывает дух. Насколько видит глаз, протянулись каньоны, если только «каньоны» – подходящее для них слово. Скорее они напоминают огромный амфитеатр, врезанный в отвесный склон плато, чей дальний конец теряется в тенях заката. Ветер и вода, замерзающая и тающая в трещинах камня, создали волшебный мир разбросанных здесь и там шпилей и башен, и мне вспоминаются красные скалы в штате Юта – их там называют «шаманами» или «гоблинами».

Я стою над обрывом, упиваясь видом, пока не уходит солнце, а потом поворачиваю назад. Я ищу ключ и нахожу его за порослью корявых сосен. Когда спускаются сумерки и в прудике отражается луна, я узнаю картинку с карты Касси, однако Нокомис нигде не видно. А все-таки кто-то недавно ночевал здесь. Я бы сказал, что следы оставил Коди, пока его не подцепила девушка, если бы они не были совсем свежими. Постель – наломанные в лесу ветви можжевельника и сосен – и кострище. Под выступом скалы сложена небольшая поленница дров.

Из этих дров я складываю костерок и достаю из рюкзака жестяной чайник. Набираю ключевой воды и ставлю чайник на камни, которыми обложил костер. Когда вода начинает бурлить, подсыпаю молотого кофе, перемешиваю прутиком и оставляю хорошенько настояться. Ручку придерживаю рукавом, пока она не остывает на ночном воздухе. Здесь становится прохладно, не то чтобы по-настоящему холодно, но одеяло для ночлега пригодится – и говорить нечего.

Забавно – есть мне совсем не хочется. Я весь день провел в движении и должен бы нагулять аппетит, но сейчас мне ничего не нужно, кроме кофе и сигареты. И окружившей меня тишины. После долгой спешки, в которой я пребывал с начала своих поисков, мне нужна передышка – время обдумать, что делать дальше. Наверное, напрасно я надеялся найти здесь Нокомис, но в том-то и беда с картами Касси. Может, лучше ими совсем не пользоваться. Стоит истолковать определенным образом то или иное изображение, как забываешь о других возможностях.

Не то чтобы я винил Касси или ее карты. Мог бы и не просить ее раскинуть их для меня. Но состояние Джилли меня очень тревожит, и я совершаю те же ошибки, что и всякий, кто ищет скорого решения задачи. Только в жизни так не выходит – ни здесь, в манидо-аки, ни во внешнем мире. Я давным-давно это знаю, но постоянно забываю об этом, как и о том, что если осложнение возможно, оно обязательно возникнет.

Чем, вероятно, и объясняется появление гостя.

Давно стемнело, и я берусь за вторую чашку, когда слышу шаги. Мелкие камешки скрипят под сапогами. Сперва я решаю, что вернулся Коди, и надеюсь только, что он в самом деле проникся симпатией к врановым, но беспокоюсь я напрасно. Первым делом я узнаю сияние души своего посетителя, а потом уж различаю долговязую фигуру и лицо. Всего-навсего Джек Вертопрах. Он улыбается мне, подходя к костру, и лунный свет отражается в его глазах, а пальцами он касается широких полей шляпы.

– Ты что, гоняешься за мной? – спрашиваю я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});