Каждый умирает в одиночку - Ганс Фаллада

— Да? Скажите, скажите! — нетерпеливо настаивал Боркхаузен. Он уже видел перед собой желанную награду.

— Я дам вам две тысячи марок, но дам их не здесь, а в Мюнхене.

— В Мюнхене? — Он тупо уставился на нее. — Но я же не еду в Мюнхен! Что мне делать в Мюнхене?

— Мы сейчас, — продолжала она, — пройдем вместе на почту, и я отправлю две тысячи марок переводом на главный мюнхенский почтамт. Затем я отведу вас на вокзал, и вы поедете первым поездом в Мюнхен и там получите деньги. На вокзале я выдам вам еще двести марок на дорогу, кроме билета!

— Ну, нет! — злобно воскликнул Боркхаузен. — И не подумаю, я на такое дело не согласен. Я потащусь в Мюнхен, а вы свой перевод с почты обратно возьмете!

— Я отдам вам квитанцию при вашем отъезде, тогда я не смогу взять перевод обратно.

— А Мюнхен? — снова воскликнул он. — Чего ради Мюнхен? Мы же честные люди! Почему не здесь, сейчас же здесь, и дело в шляпе! Съездить в Мюнхен туда и обратно — да на это по крайней мере полтора суток нужно, а тем временем Энно смоется, только его и видели!

— Но, господин Боркхаузен, ведь мы так и решили, ради этого я же и даю вам деньги! Попугай не должен остаться в клетке. Энно должен получить возможность спрятаться, за это я и плачу вам две тысячи марок!

Боркхаузен не нашелся, что возразить, и хмуро заметил: — И сто марок на расходы кроме того.

— Их вы тоже получите наличными на вокзале.

Но и это не могло улучшить настроения Боркхаузена. Он продолжал ворчать: — В жизни такой глупости не слышал! Как хорошо и просто все устраивалось, а тут на тебе — в Мюнхен. Вы бы уж сразу заявили, что в Лондон! Я смогу поехать туда после войны, когда все уже будет кончено! Как хорошо и просто все устраивалось — так нет, надо мудрить! А почему? Оттого что вы не доверяете своим ближним, оттого что это в вас самих недоверчивость сидит, фрау Гэберле. Я был с вами так честен…

— И я с вами честна! Или дело будет сделано на этих условиях, или никак.

— Что ж! — сказал он. — Тогда я пойду. — Он поднялся, взял свою шапку, но не ушел. — О Мюнхене и речи быть не может…

— Вы совершите очень интересное путешествие, — уговаривала его фрау Гэберле. — Дорога туда красивая, и, говорят, в Мюнхене до сих пор еще можно хорошо поесть и выпить. Пиво немного покрепче нашего здесь, господин Боркхаузен.

— Выпивкой я не интересуюсь, — отозвался он снова, однако уже не с раздражением, а скорее задумчиво.

Фрау Хете видела, что он ломает голову, стараясь придумать такой трюк, при котором можно было бы и ее деньги хапнуть и все-таки выдать Энно. Она еще раз проверила свой план, и он показался ей удачным. Таким способом она устранит Боркхаузена по крайней мере на два дня, и если за домом действительно нет слежки — она быстро это установит, — времени будет вполне достаточно, чтобы спрятать Энно.

— Что ж, — наконец заявил Боркхаузен и посмотрел на нее. — Значит, вы иначе не согласны!

— Нет, — сказала фрау Гэберле. — Вот мои условия, от них я не отступлю.

— Придется мне, видно, ехать, — отозвался Боркхаузен. — Не могу же я упустить эти две тысячи.

Он сказал это, словно оправдываясь и обращаясь скорее к самому себе.

— Я поеду в Мюнхен. А вы сейчас же пойдете со мной на почту?

— Сейчас же, — задумчиво повторила фрау Гэберле. Теперь, когда о наконец согласился, она опять забеспокоилась, она была убеждена, что он готовит новую гадость. И необходимо выжать из него, какую.

— Да, мы сейчас же пойдем, — повторила она. — Но мне нужно сначала привести себя в порядок и запереть магазин…

Он поспешно возразил: — А для чего запирать магазин, фрау Гэберле? Ведь там Энно!

— Энно пойдет с нами.

— Это еще зачем? Энно никакого отношения ко всему делу не имеет.

— Оттого, что я так хочу. А то может вдруг выйти, что Энно арестуют в ту самую минуту, когда я буду переводить вам деньги. Такие неувязки бывают, господин Боркхаузен.

— Да кто же его арестует?

— Ну хотя бы шпик там за дверью.

— Да никакого шпика там нет! — Он усмехнулся. — Можете убедиться, фрау Гэберле. Обойдите вокруг дома, посмотрите на людей. Никакого шпика за дверью у меня нет! Я честный человек!..

Она спокойно ответила: — Я хочу, чтобы Энно находился при мне. Так вернее будет.

— Вы упрямая старая ослица! — воскликнул от в бешенстве. — Ну хорошо, пусть Энно тоже идет. Но только и вы поторапливайтесь!

— Особенно спешить некуда, — сказала она. — Мюнхенский поезд отходит только около двенадцати. Успеем. А теперь извините меня, я уйду на четверть часика, мне нужно привести себя в порядок. — Она испытующе посмотрела на него — он сидел у стола, не спуская внимательных глаз с застекленной двери, сквозь которую мог наблюдать за тем, что происходит в магазине. — И еще одна просьба, господин Боркхаузен: не разговаривайте сейчас с Энно, он очень занят в магазине, да и вообще…

— О чем мне говорить с этим идиотом! — раздра-женно ответил Боркхаузен. — С таким треплом я и слова не скажу.

Однако он послушно пересел лицом к двери в ее спальню и к окну во двор.

глава 29.

Изгнание Энно.

Два часа спустя все было закончено. Мюнхенский скорый отошел от перрона, унося в купе второго класса Боркхаузена, никогда еще не ездившего во втором классе. Да, фрау Гэберле умела быть великодушной, — в ответ на просьбу этого шпионишки она еще приплатила к его билету третьего класса, может быть, желая привести его в хорошее настроение, а может быть, радуясь, что на целых двое суток отделается от этого субъекта.

И вот, когда другие провожающие медленно протискивались через турникет, она шопотом сказала Энно: — Давай, Энно, присядем-ка на минутку в зале ожидания и обдумаем, что нам теперь делать.

Они сели так, чтобы видеть входные двери. Но в зале ожидания было немного народу, и после них долгое время никто не входил.

Фрау Хете спросила: — Как ты думаешь, за нами следят?

И Энно Клуге, едва только непосредственная опасность миновала, уже с обычным своим легкомыслием ответил: — Ну, да! Следят! Ты думаешь кто-нибудь согласится, чтобы над ним командовал такой идиот, как этот Боркхаузен. Такой болван! Такая сволочь!

Она чуть не заявила ему, что считает этого Боркхаузена, эту продувную бестию, гораздо умнее трусливого и легкомысленного ничтожества, сидящего сейчас радом с ней. Однако она не сказала этого. Сегодня утром, переодеваясь, она клятвенно обещала себе раз и навсегда покончить со всякими упреками. Ее задача теперь только в том, чтобы пристроить Энно в безопасное место. А как только эта задача будет выполнена, она его больше никогда не увидит.

Возвращаясь все к той же мысли, мучившей его уже в течение нескольких часов, он сказал с завистью: — Будь я на твоем месте, я бы ни за что не дал такому негодяю две тысячи сто. И потом еще двести пятьдесят на дорогу. Да еще билет с приплатой. Выходит, ты заплатила этому мошеннику больше двух тысяч пятисот, такой свинье! Я бы ни за что не заплатил!

Она спросил?: — А что с тобой было бы, если бы я не заплатила?

— Отдала бы мне эти две тысячи пятьсот, увидела бы, как здорово я бы это дело провернул. Можешь мне поверить — Боркхаузен и на пятьсот пошел бы!

— Но ведь ему гестапо уже обещало тысячу.

— Тысячу? Это просто смешно! Точно они там в гестапо так тысячами и швыряются! И еще такому паршивому шпику, как Боркхаузен. Да им достаточно просто приказать, и он должен делать все, что они пожелают, за пять марок, поденно! Подумать только — две тысячи пятьсот марок, нет, он тебя как миленькую облапошил, Хете!

И он иронически расхохотался.

Его неблагодарность оскорбила ее. Но у нее не было охоты пускаться в объяснения. Она сказала лишь довольно резко: — Я больше не желаю говорить об этом, понимаешь, не желаю! — И она решительно и в упор смотрела на него до тех пор, пока он не опустил свои водянистые глаза.

— Давай лучше подумаем, что нам теперь с тобой делать.

— Ах, — сказал он, — право же, спешить некуда… Раньше чем послезавтра он никак не может вернуться. А мы сейчас поедем обратно в магазин, до послезавтра уж что-нибудь надумаем.

— Не знаю, мне бы не хотелось возвращаться с тобой туда, в крайнем случае, чтобы ты только собрал свои вещи. Я так тревожусь, может быть, за нами все-таки следят?

— Я ведь говорю тебе, что нет! В этих делах я больше тебя понимаю. И потом Боркхаузен не может нанять шпика, откуда у него деньги возьмутся!

— Но шпика ему гестапо может дать.

— И шпик из гестапо будет тебе спокойно смотреть, как Боркхаузен укатывает в Мюнхен, а я его провожаю на поезд! Это же идиотство, Хете!

И она должна была признать, что он прав. Но тревога не покидала ее. Она спросила: — А тебе не показалась странной эта история с папиросами?