Моя большая маленькая тайна - Элина Бриз

действуя через своего отца, она никак не может заставить меня с ней спать. Видимо, поэтому она решила сделать мою жизнь невыносимой. Приглашала своих подруг к нам домой, устраивала пьянки, гулянки или сама возвращалась домой под утро растрепанная с размазанной косметикой и мятой одежде. Скорее всего, не брезговала даже наркотиками, потому что порой ее стеклянный взгляд напрямую говорил об этом. Если она думала, что вызовет у меня ревность, то глубоко ошибалась. Мне было плевать на это все. Только ее истерики в мой адрес после таких оргий раздражали и утомляли до ужаса.

Я, конечно, ставил в известность ее отца, что скорее всего его дочь подсела на какие-то запрещенные препараты и очень часто не ночует дома, но он в ответ лишь обвинял во всем меня и грозился убить в случае, если с его дочерью что-нибудь случится. Сам он как-то помочь мне в этой ситуации отказывался, хотя я просил его поговорить с ней и убедить в необходимости пройти лечение, теперь еще и от наркотической зависимости.

Все чаще я закрывался в своем кабинете, чтобы отгородиться от ужасающей реальности и погрузиться в мир моих воспоминаний. У меня больше не было фотографий моей семьи, ради безопасности детей и Марины мне пришлось их удалить, поэтому оставалось только представлять, как все могло бы сложиться, если бы я все не испортил.

Все, что происходило со мной сейчас, было полностью заслужено, за все в этой жизни приходится платить, об одном только жалею, что счастливых моментов было у нас очень мало, что я не был рядом во время ее второй беременности, если честно и во время первой тоже отгораживался, как мог. Я кругом был не прав, начиная с момента нашего знакомства. Надо было быть мудрее и не давить на нее, надо было не переть танком, а завоевывать постепенно, чтобы привыкла ко мне и со временем полюбила. Тогда, уверен, у нас бы все получилось. Она бы так не ошиблась с Пашей, а я бы так не ошибся, когда начал ее ненавидеть.

Перед моими глазами постоянно стояло ее лицо, залитое слезами, таких моментов было очень много, и во всех был виноват только я. Она снилась мне каждую ночь в те короткие отрезки времени, когда мне удавалось провалиться в сон, очень красивая и счастливая. Вот такой бы я хотел ее видеть всегда, как же больно от того, что понял я это слишком поздно.

Как долго можно жить с постоянной тоской, разъедающей всю мою грудную клетку? Я не знаю. Надеюсь, не долго. Аппетита все время не было, нормального сна тоже, только блеклое никчемное существование, только боль и пустота. Но приходится, скрипя сердцем, жить дальше, не понятно только для чего, наверно, чтобы жалеть о несбыточном.

Мои воспоминания прерывает грохот в гостиной и, когда я выхожу посмотреть, что случилось, вижу, как моя жена лежит на диване в обнимку с каким-то мужиком, недалеко от них собралась целая компания пьяных и обдолбанных гостей. Я молча прохожу мимо этого праздника жизни, забираю ключи от машины и выхожу на улицу. Эмили меня догоняет, хватает за плечи и разворачивает.

— Тебе плевать, да? — истерично выкрикивает мне в лицо.

— Да, — спокойно отвечаю.

— Ты все еще любишь ее?

— Люблю, — не вижу смысла скрывать.

— Ты же обещал мне, обещал быть настоящим мужем.

— Нет, этого я никогда тебе не обещал. Твоему отцу я обещал несколько выгодных сделок, и свои обещания полностью выполнил, а между нами с самого начала планировался только фиктивный брак, все остальное придумала ты. Если хочешь создать видимость семьи, я не против, перестань пить и шляться по барам, будем просто жить вместе в фиктивном браке.

— Ты совсем сдурел? За идиотку меня держишь. Я тебя ненавижу, Егор, больше всего на свете ненавижу, у меня был парень, любимый парень, когда ко мне пришел отец и сказал, что я должна выйти замуж за тебя, — истерично выкрикивает.

— Почему тогда ты согласилась на брак со мной? — искренне удивляюсь.

— Отец меня убедил, что так будет правильно, — с какой-то обреченностью произносит, — это ты должен был отказаться, это все из-за тебя.

— Возможно, ты и права, — пожимаю плечами. Я не должен был допускать этого брака, но я тоже в тот момент пошел на поводу у своего отца.

— Ненавижу, ты мне всю жизнь испортил, — кричит, впиваясь в меня безумными глазами. Дрожащими руками открывает свою сумку, достает пистолет и целится прямо в меня.

Я равнодушно смотрю на оружие, которое направлено мне в грудь и понимаю, что мне не страшно, возможно, для меня это будет самый лучший выход, потому что жить в такой обстановке нет уже никаких сил. Да и без своей настоящей семьи жить я не хочу.

Я вижу, как искажается ее лицо в истерике и как сильно дрожат руки, вероятность попасть мне в сердце здесь, конечно минимальная, но она остается. Эмили делает пару шагов назад, зажмуривается и нажимает на курок. Выстрел гремит на всю округу, разгоняя стаи птиц над крышей нашего дома. Попала, понимаю по острому жжению в груди. Она все-таки в меня попала.

***

Марина

С громким криком просыпаюсь посреди ночи, сердце бьется в груди, как ненормальное, щеки мокрые от слез, ночная сорочка тоже вся сырая и липкая от пота. Внутри все скручивается от боли, дышать получается с большим трудом, а я не могу понять спросонья, что происходит.

Встаю с кровати, проверяю радио няню, там на первый взгляд все в порядке, но все равно решаю сходить в детскую и убедиться лично, что с детьми ничего не случилось. После похищения Матвея, тревога и страх за детей не улеглись до сих пор.

Захожу в детскую, делаю знак няне, что все в порядке, ненадолго подхожу к каждому из детей, поправляю одеяльце и целую в макушку. Покидаю комнату, но чувствую, что щемящее чувство беспокойства в груди так и не улеглось. Спускаюсь на первый этаж и начинаю ходить по комнате взад вперед, судорожно обнимая себя за плечи. Да, что же это такое. Что со мной творится.

Внезапно останавливаюсь и понимаю. Егор. С ним что-то случилось. Я чувствую. Я знаю. Слезы снова текут по щекам, я их даже вытирать не успеваю. Что здесь можно сделать? Как помочь ему? Сердце в груди сходит с ума и бешеным пульсом отдает в висках, вызывая острый приступ головной боли.

Слышу за своей спиной чьи-то шаги и быстро отворачиваюсь к окну. Если это мама, не