Сальто назад (СИ) - Рогов Борис Григорьевич

В Москве, Вашингтоне, Исламабаде, Тегеране ответственные за политику на Среднем Востоке лица замерли в ожидании. Пока торжествовали только исламистские силы. Король ясно дал понять, что теперь для него Ислам — главная ценность, позволяющая цементировать отдельные племена в единую нацию. По всем городам и кишлакам страны имамы возносили хвалу Аллуху, за то, что вразумил короля Захир-Шаха и над всей страной к небесам летел грозный клич: — Аллаху акбар!

9 октября 1980 г. Москва. Здание ЦК КПСС на Старой площади. Заседание политбюро ЦК КПСС. Присутствуют: Брежнев, Тихонов, Суслов, Кириленко, Устинов, Пельше, Черненко, Федорчук, Гришин, Громыко, Кунаев, Щербицкий, Романов.

— Это что же такое творится! Это как следует понимать? — В голосе Суслова слышится нескрываемое возмущение. — Этак мы доиграемся, что в РСФСР Романовых пригласим для возрожде-е-е-ения и сохране-е-е-ения единства. — он нарочито издевательски растягивает слова.

Суслов наседает на председателя КГБ и острым носом, словно дятел долбит того, кажется, прямо в мозг.

— Михаил Андреевич, побойтесь бога, — Федорчук пытается успокоить разбушевавшегося старика. — Причём тут Романовы? Да, мы способствовали тому, чтобы Захир-Шах вернулся в страну. Да, в Афганистане снова монархический режим. Более того, он, в идеологическом смысле, значительно жёстче, чем был до 1973 года. Сейчас там всем заправляют муллы и имамы. Зато полностью исчезла опасность для нашей страны с этого направления. Афганцы теперь будут заниматься только своими проблемами, а их у них более чем достаточно. А для нас — сплошная экономия.

— Да, как вы можете такое говорить! — кипятится Суслов. — Это же верх политического цинизма. Это… это… не лезет ни в какие ворота! Политика пролетарской солидарности, пролетарского интернационализма должна проводиться безоговорочно! И бога тут упоминать совершенно не уместно!

Заслышав эмоциональные стенания Суслова, к ним неуклюже подошёл Генсек. Он был далеко не в лучшей форме, но старался «держать руку на пульсе».

— Ты… э-кхх… прав, Михаил, — с трудом прошамкал Леонид Ильич. — Про-лета-рска… а-кх-х солидар-ность…м-да … — Внезапно Брежнев заговорил достаточно разборчиво, наверное, протез встал в более удобное положение. — Только, Миша, нет пролетариев в этом долбанном Афганистане, а тамошние крестьяне готовы с оружием в руках от коммунистов отбиваться… С кем ты там хочешь солидарность разводить?

Суслов не ожидавший от старого идеалиста Брежнева такой отповеди, стушевался и постарался перевести разговор на другую тему.

— Тогда давайте поговорим о солидарности. Что председатель КГБ может рассказать нам о событиях в Польше, кроме того, что он доложил в докладе? Как КГБ проморгал появление в социалистической стране мелкобуржуазной «Солидарности»? Как получилось, что польский пролетариат почти поголовно поддерживает этих крикунов? Почему студенты польских университетов вдруг пошли на поводу «Свободной Польши»?

— А что в Польше? — пожал плечами Федорчук. — Дайте срок и всё там устаканится. В сентябре мы согласились, чтобы поляки Каню поставили Первым в ПОРП. Каня наш человек, он в КГБ воспитывался. У руля он только два месяца, поэтому пока о результате говорить преждевременно. Я думаю, что наладится там всё. После подписания Гданьского соглашения ситуация потихоньку нормализуется. Просто не надо торопиться. Деньги, благодаря нашему другу Саддаму, у нас теперь есть. В крайнем случае, если уж не справится Каня, подкинем полякам, пусть часть долгов погасят.

— Так это что же получается? — голос Суслова опять стал напористым и властным. — Вся эта авантюра кровавого багдадского антикоммунистического режима ваших рук дело?

— Никак нет, товарищ секретарь ЦК КПСС, мы его на Иран подталкивали, а он объегорил и нас, и американцев, которые тоже спали и видели, как Саддам Тегеран бомбит. Так что тут он сам постарался. Лихой казак! Может, к ордену его представим?

Дожидаться ответа Федорчук не стал. Он протянул Суслову руку, попрощался. — Всего доброго, Михаил Андреевич.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Брежнева главный идеолог перехватил уже у выхода из холла.

— Леонид, подожди, — он с трудом переводил сбитое на лестнице дыхание. — Что-то не так у нас идёт, и мне это всё совершенно не нравится.

— Миша, что… тебе… конкретно… не нравится? — Леонид Ильич недовольно пробурчал, поворачиваясь к Суслову всем корпусом.

— А то ты сам не понимаешь? — Старческим фальцетом пропел тот. — В Москве теракты, гостиница эта, чёрт бы елё побрал, сгорела, председателя КГБ взорвали, болгары с румынами от рук отбились, Картер этот долбанный, нам козни строит, козопасы афганские короля обратно… Э-э-эх! А Польша?! Там же налицо контрреволюция. Этот псевдо электрик Валенса ездит из города в город, везде ему воздают почет, как царю какому, а Каня спрятался в своём Варшавском дворце и помалкивает. Куда это годится? Мы теряем ещё одну страну… Польшу никак нельзя! Это мост с ГСВ. Твой Федорчук, как будто ничего не замечает, совсем мышей не ловит… Может не хочет?

— Миша, ты что-то стал сильно заполошный, — Брежнев потрепал старого знакомого по плечу. — Не боись, была у нас белая полоса, сейчас серая, потом опять наступит белая.

ГЛАВА 19

МЕДВЕДЬ ПРОШЕЛ ЦК

05 августа 1980 года. Москва. Майор Шамраев

Пасмурная погода, так надоевшая всем москвичам за две недели, наконец-то сменилась нормальной августовской жарой. Солнце, словно соскучившееся по столице, вылило на город всю скопившуюся мощь. Город плавился от жары. Подполковник КГБ, Игорь Шамраев получил три дня отгула после нервотрёпки связанной с обеспечением безопасности Олимпийских Игр. По этой причине вот уже второй день он позволял себе валяться в постели до тех пор, пока ноги сами не поднимут его. За две олимпийские недели усталость и постоянный стресс сделали своё дело. К последнему дню Олимпиады Шамраев осунулся, как-то сник и даже, казалось, стал ниже ростом.

— Подполковник Шамраев, приказываю вам в обязательном порядке привести себя в должный вид, — смилостивился над ним его непосредственный начальник генерал Бобков. — Дня три я могу вам позволить. Отоспитесь в счёт отпуска. Но чтобы в четверг, как штык!

Вот и отсыпался бравый подполковник, следуя милостивому повелению начальства. Шёл уже второй день отгула, и пора было подумать о том, как разнообразить досуг. Над этой мыслью Шамраев и трудился с самого момента пробуждения.

Внезапный звонок телефона вывел его из раздумий.

— Здравия желаю, Игорёк, если жив ещё! — в трубке звучал знакомый тенор старого друга Марата Светлова. — Давай, поднимайся, я сейчас подскочу к тебе. У меня тут пара дней «отгулов за прогулы» образовалась. К тебе дело есть.

— Какое ещё дело? — Недовольно ворчит Шамраев. — Опять по бабам? С утра пораньше?

— Можно и по бабам, если настаиваешь. Но поперёд всего поговорить бы надо. Про нашу тетрадочку, если помнишь…

— Не знаю я никакой тетрадочки, — сердится уже по-настоящему подполковник. Он подозревает, что его домашний телефон вполне может прослушиваться и поэтому резко обрывает приятеля. — Никаких тетрадочек не знаю, но так-то приезжай, до четверга я совершенно свободен.

— Да, я уже и приехал. Ты не забыл, что у твоего подъезда висит автомат? Нет? Вот я с него тебе и звоню. Так что через минуту — у тебя.

В летней белоснежной майке с Олимпийскими кольцами и словами «Москва-80», обтягивающей намечающееся брюшко, в голубых вельветовых брюках и кроссовках «Адидас» майор Светлов смотрелся очень выигрышно. Даже, несмотря на рост чуть ниже среднего, женщины всех возрастов и мастей так и липли к нему. Крепкие бицепсы, широкие борцовские плечи и тяжёлый подбородок, всё выдавало импозантного мужчину.

— Тот, кто носит «Адидас», завтра родину продаст! — Приветствовал друга Шамраев. После чего отправился в ванную, крича сквозь шум воды. — Ты там доставай, что найдёшь. Холодильник в твоём распоряжении.