Наследство - Кира Измайлова

– Да вот так. Я совсем юнцом был, совсем недавно к делакотам угодил. Старик как-то вернулся неведомо откуда – он вечно пропадает, – шел мимо, увидел меня, остановился и сказал… – Генри нахмурился, припоминая. – Что-то вроде… мол, жить мне, пока себе не изменю, это раз. Ну это хотя бы понятно, я ведь говорю – я своему слову хозяин, не перепродаюсь. А потом… в общем, умру я глупо, если не выйдет лужу песком засыпать. Вот что за предсказание, а? – фыркнул он гневно. – Что еще за лужа, откуда? И мне что, мешок песка с собой таскать? А объяснять он не пожелал. Говорит, вижу только это, а что да как – поймешь, когда время подойдет…

– Предсказания почти всегда туманны, – утешила Мария-Антония, погружаясь во все большую задумчивость. – Те же, что не допускают двузначного толкования, по большей части лживы и придуманы нарочно. Настоящие же… их смысл действительно можно понять, только когда подойдет время. Просто помни о них. Ты сам сообразишь, когда наступит срок их исполнения.

– Ты со знанием дела говоришь, – недовольно проворчал Генри. – Тебе тоже чего-нибудь предсказывали?

– Конечно, – ответила она и улыбнулась невесело. – Когда я родилась, было сказано, что я получу всё, а потом потеряю всё, но это не будет концом. И знаешь, если бы не это предсказание, я, возможно, предпочла бы броситься с башни, когда погиб мой муж. Но, – добавила принцесса, – наполовину предсказание уже исполнилось, и я верила в него. И ведь действительно, это не было концом, а лишь началом чего-то нового…

– Да такое кому угодно предсказать можно, – хмыкнул мужчина. – Почти наверняка в точку попадешь!

– Может, и так, – согласилась Мария-Антония, – и дело твоё: верить или нет. Только твоё…

Она замолчала, Генри тоже умолк, призадумавшись. Он-то, много чего навидавшийся, вовсе уж суеверным не был, но предпочитал относиться с уважением ко всякого рода поверьям, предсказаниям и прочему. Кто его разберет, вдруг правда? Будешь потом на себе волосы рвать да локти кусать, ан поздно…

…Мария-Антония пробовала раздумывать над тем, как можно истолковать слова старого шамана, но ничего путного не выходило. Однако в свете сказанного Генри… Могло быть так, что старик действительно провидел будущее? А если да, то только ли в ее случае? Уж больно одно сходилось с другим!

И кто потянул ее за язык, зачем потребовалось брать с Генри слово? Нет, вспомнила Мария-Антония, она просила лишь пообещать, а он – он сказал «даю слово!». И кто знает, чем теперь это может обернуться… Она усмехнулась про себя: бороться с настоящими предсказаниями и пророчествами нет никакого смысла, потому что они всё равно сбываются так или иначе. И чаще всего таким образом, какого обычный человек и представить-то себе не может! И всё же принцесса искренне надеялась на то, что не она станет тем человеком, из-за которого Генри Монтрозу придется нарушить данное слово…

Они снова двигались на запад, двигались в хорошем темпе, и Генри говорил, что если повезет, они выберутся с Территорий очень скоро. Ну, как скоро… недели две-три, не меньше, пожалуй. И надо поспешать, потому что «сезон бурь» уже на носу.

И в самом деле, Территории начали «чудить», как называл это Генри, уверяя, что это лишь цветочки, и пугаться особенно нечего. Как-то раз солнце весь день стояло в одной точке небосвода, и даже ночью осталось на месте. Странное и жуткое это было зрелище: небо потемнело, как ему и полагалось, но не до привычной черноты, осталось призрачно-серым, и в этом сером мареве повис солнечный диск, неяркий, на него даже можно было смотреть невооруженным глазом, только Генри отсоветовал это делать – чего доброго, ослепнешь, сказал он. А рядом с солнцем кружились в хороводе разноцветные луны, и выглядело это так, будто конец света уже наступил… Но обошлось. Поутру солнце взошло на востоке, как ему и полагалось, и день за днем проделывало обычный путь, не выкидывая больше этаких шуток.

В другой раз путники наткнулись на целое поле костей. Принадлежали они, должно быть, бизонам, если судить по размерам и по огромным рогам на массивных черепах. Поле это простиралось чуть не до горизонта и выглядело так, будто стадо шло себе откуда-то, да вдруг и полегло, и никто и ничто никогда не трогал эти костяки, только солнце, дождь да ветер постепенно очистили их от плоти, отмыли и выбелили… На костях не было следов зубов стервятников, их действительно никто не тревожил. Животные просто легли и умерли, вот и всё: не было похоже, чтобы они в панике неслись, ломая ноги и шеи, затаптывая упавших, нет, ничего подобного… Смотрелось это жутко.

– Что с ними случилось? – шепотом спросила Мария-Антония, словно опасалась пробудить мертвых. Даже представила ненароком, как в прозрачном лунном свете один за другим поднимаются белоснежные скелеты и бредут, бредут, наклонив рогатые черепа, за теми, кто осмелился потревожить их покой…

– Понятия не имею, – сознался Генри, сбив шляпу на лоб и почесав в затылке. – Но слыхать о таких местах доводилось. Неизвестно, почему вдруг такое случается, но старики видывали подобное. Причем еще когда не чистые косточки лежали, а прямо туши. Ну так и предостерегали – не трогать ни в коем разе, даже собак не подпускать!

– Может, какая-то болезнь? – предположила она.

– Ну какая болезнь уложит разом такое стадо? – хмыкнул мужчина. – Я бы в молнию поверил, но она тоже стольких не убьет. Или в отраву какую-нибудь сонную. Говорят, в Ледяных Горах есть ущелья, куда спускаться нельзя – там из-под земли какой-то газ идет, враз отравишься. Целые отряды пропадали, бывало.

– Только тут-то не горы и расщелин никаких нет…

– Это Территории, – напомнил Генри и тронул коня с места. – Объедем-ка от греха подальше. Видишь, даже собаки не суются!

Гром и Звон действительно огибали гигантское кладбище по широкой дуге, ерошили загривки и прижимали уши. Им это место очень не нравилось, и Мария-Антония рада была, когда Генри взял немного в сторону. Впрочем, и оставлять за спиной такое оказалось не слишком приятно, однако же обошлось…

Собаки, охотясь, порой притаскивали диковинных зверюшек, которых и Генри не всегда мог назвать: то существо вроде мыши, только размером с хорошего кролика, то непонятное создание, похожее на ежа только иглами на хребте (иглы оказались ядовитыми, Гром долго ходил с распухшей мордой; Монтроз сказал, что дети равнин делают из таких игл, взятых от матерых зверей, наконечники для стрел), то нечто вроде ящерицы о шести лапах, но покрытое мягкой шерстью. Что-то Генри выбрасывал подальше, настрого запрещая собакам подбирать добычу, что-то позволял им сожрать. Дрессированные псы не возражали, когда хозяин забирал их трофеи, вздыхали и снова отправлялись на охоту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});