Пандора - Энн Райс

«Ты ведь действительно хотел защитить меня, да? – спросила я. – И все твои объяснения так рациональны, прямо-таки математически изящны и точны. Чтобы объяснить произошедшее, не нужно ни переселение душ, ни понятие судьбы, ни скидка на чудеса».

«Я высказал лишь то, во что верю, – резко ответил он. Лицо его приняло озадаченное, а затем суровое выражение. – Я никогда не стал бы говорить тебе ничего, кроме правды. Разве ты из тех женщин, которые любят, когда им потакают?»

«Не стоит доходить до фанатизма в своей преданности разуму», – заметила я.

Эти слова одновременно потрясли и оскорбили его, а я продолжала:

«Не надо так отчаянно цепляться за разум в мире, где существует столько жутких противоречий!»

Он погрузился в молчание.

«Если ты будешь упорно следовать только доводам разума, – сказала я, – по прошествии времени разум может тебя и подвести, а в этом случае, быть может, ты станешь искать спасение в безумии».

«О чем ты вообще говоришь?»

«Ты возвел разум и логику в ранг религии. По-видимому, только таким способом ты можешь пережить то, что с тобой произошло – что ты стал пить кровь и сделался хранителем этих свергнутых и всеми забытых божеств».

«Это не божества! – Мариус разозлился. – Они были созданы несколько тысячелетий назад благодаря некоему смешению духа и плоти, подарившему им бессмертие. Они, видимо, нашли спасение в забвении. От доброты ты называешь это садом, где Мать набрала цветов и листьев, чтобы сделать для тебя гирлянду – или ловушку, как ты выразилась. Но это говорит твоя милая девичья поэтическая душа. Мы не знаем, в состоянии ли они хотя бы связать два слова».

«Я тебе не милая девочка, – сказала я. – А поэзия принадлежит каждому. Поговори со мной! И отбрось в сторону эти слова – девочка, женщина. Нечего так меня бояться».

«Я и не боюсь», – сердито бросил он.

«Боишься! Пусть даже по моим венам бежит новая кровь, пожирая меня и переделывая, я не цепляюсь ради собственной безопасности ни за разум, ни за суеверия. Я способна пойти через миф и выйти из него! Ты боишься меня, потому что не знаешь, кто я. Я выгляжу как женщина, разговариваю как мужчина, а твой разум нашептывает тебе, что такого сочетания просто не может быть!»

Он поднялся из-за стола. Лицо его блестело как от пота, но при этом светилось.

«Пожалуй, мне следует рассказать тебе о том, что со мной произошло!» – решительно произнес он.

«Хорошо, рассказывай, – сказала я. – Только говори по существу».

Он сделал вид, что не услышал моего замечания. Я шла наперекор сердцу. Я хотела только любить его. Я понимала, чего он опасается. Но помимо мудрости он выказывал огромную волю, мужскую волю, и мне необходимо было найти ее корни. Я скрыла свою любовь».

«И как они тебя заманили?»

«Меня не заманивали, – спокойно сказал он. – Меня похитили кельты в галльском городе Массилия. Меня отвезли на север, отрастили мне волосы и заперли в огромном полом дереве, окруженном варварами-галлами. Обгоревший бог, пьющий кровь, сделал из меня нового «бога» и велел бежать от местных жрецов на юг, в Египет, и выяснить, отчего сгорели все, кто пьют кровь, отчего умирают молодые и страдают старики. Но у меня были и свои причины для путешествия – я хотел узнать, кем же в результате стал!»

«Прекрасно тебя понимаю».

«Но только после того, как я увидел самые скверные, невыразимые проявления кровавого культа – заметь, я же стал богом, я, Мариус, с обожанием преследовавший тебя по всему Риму, – и мне приносили в жертву людей».

«Я читала об этом в исторических сочинениях о Цезаре».

«Читала, но своими глазами не видела. Как ты смеешь похваляться такой ерундой?!»

«Прости меня, я забыла о твоем детском темпераменте».

«Это ты меня прости, – со вздохом ответил Мариус. – Я забыл о твоем практичном и по природе нетерпеливом разуме».

«Извини. Я сожалею о своих словах. Мне приходилось наблюдать казни в Риме. Это был мой долг. Во имя закона. И кто больше страдает? Жертвы культа или закона?»

«Хорошо. Итак, я сбежал от кельтов и отправился в Египет, где нашел Старейшего, хранителя Матери и Отца, царицы и царя, первых из тех, кто пьет кровь, – они служат Источником силы нашей крови. Этот Старейший рассказал мне кое-какие истории – невнятные, но заслуживающие внимания. Царь и царица когда-то были обычными людьми. То ли в одного из них, то ли в обоих сразу вселился дух, или демон, зацепившись так крепко, что изгнать его было невозможно. Царская чета могла превращать людей в себе подобных, передавая им кровь. Они пытались основать религию. Но ее свергали раз за разом. Любой обладатель крови может стать создателем! Конечно, Старейший утверждал, что не представляет себе, почему произошло сожжение. Но именно он, проведя века в качестве никчемного хранителя, в конце концов вытащил своих священных царственных подопечных на солнце! Египет мертв, сказала он мне, называя его „житницей Рима“. Он сказал, что за тысячу лет царская чета ни разу не шелохнулась».

Эти слова привели меня в неописуемый ужас.

«Что ж, света одного дня не хватило, чтобы уничтожить древних предков, но дети их пострадали по всему миру. И трусливый Старейший, получивший в награду только мучения, утратил мужество, необходимое для того, чтобы выставлять царскую чету на солнце. У него для этого не осталось никаких оснований.

Акаша заговорила со мной. Заговорила как могла – образами, картинами, живописующими события с самого начала: возникновение племени богов и богинь, ведущих от нее свое происхождение, восстания; она поведала, сколь многое в истории было потеряно, утрачена и истинная цель. А когда дошло до членораздельных слов, Акаша смогла произнести лишь несколько безмолвных фраз: „Увези нас из Египта, Мариус! – Он сделал паузу. – Увези нас из Египта! Старейший хочет уничтожить нас. Защити нас, Мариус! Или мы погибнем!“»

Он вздохнул; теперь он успокоился и уже не казался таким сердитым – только очень расстроенным, и своим новым, миг от мига улучшающимся зрением вампира я все явственнее и явственнее видела, какой он мужественный, как твердо намерен держаться принципов, в которые верит, невзирая на чудеса, поглотившие его прежде, чем он успел в них усомниться. Он пытался вести благородную жизнь, несмотря ни на что.

«Моя участь, – продолжал он, – напрямую зависела от них. Если я их оставлю, рано или поздно Старейший вынесет их на солнце, а я, не имеющий вековой крови, сгорю, как восковая свеча! Моя жизнь уже изменилась – теперь она окончится. Но Старейший не просил меня создать новую касту жрецов. Акаша не просила основать новую религию. Она не говорила ни об алтарях, ни о культах. 0б этом просил только обгоревший бог в северной роще, в варварских землях, посылая меня на юг, в Египет, на родину всех тайн».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});