47 ронинов - Джоан Виндж

Похоже, все жители провинции прекрасно знали, как Кира заботится о своей безопасности. Чиновник с кривой улыбкой потянулся к проходящей мимо служанке и усадил ее к себе на колени. Исогаи одним глотком допил сакэ и разочарованно уставился в одну точку. Делать было нечего: вряд ли кому-то из посетителей этого притона известно, по какой дороге и когда именно Кира решит посетить святилище. А если отряд ронинов укроется в непосредственной близости от замка, об этом незамедлительно прознают соглядатаи и осведомители Киры.

Внезапно Исогаи заметил, что рядом с ним почтительно склонилась одна из служанок, ожидая позволения наполнить чашу сакэ. Ронин удивленно посмотрел на нее: в этом притоне прислуга обычно не соблюдала правил приличия. Девушка оказалась молоденькой и хорошенькой – похоже, работала здесь недавно, ее еще не тронул дух разврата. Исогаи кивнул, и служанка осторожно налила сакэ в чашу. Он невольно залюбовался утонченностью черт девушки и грациозными движениями. «Наверное, дочь разорившегося самурая», – подумал Исогаи, зная, что не только крестьяне продавали дочерей в притоны. Он взглянул на прелестное лицо, заметил скромно потупленный взор… Вряд ли ее отец с легкостью пошел на такой отчаянный шаг. Впрочем, отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки. Вот и Исогаи с товарищами задумали совершить безрассудный шаг, граничащий с безумием.

– Как тебя зовут? – спросил Исогаи, неожиданно для себя самого.

– Юки, – ответила она, не поднимая глаз.

Имя Юки, означающее «снег», удивительно подходило этой нежной, чистой, неиспорченной девушке. Она взглянула на Исогаи, и ронин с трудом сдержал удивленный возглас. У служанки были разные глаза: один карий, другой – голубой. Наверное, девушка слепа на один глаз. И все же, несмотря на увечье, она была необычайно красива и совершенно очаровала Исогаи.

Налитое сакэ каким-то чудом приобрело вкус свежевыпавшего снега и лепестков сакуры. Юки присела рядом с ронином и наливала ему одну чашу за другой. Вскоре он с умиротворенной улыбкой предложил девушке разделить с ним сакэ. «Живи в пьяных мечтах и умри, грезя о…» – мелькнула мысль.

Исогаи не помнил, как оказался в одной постели с Юки. Пламя свечи дрожало на стенах тесной комнатки. Голова кружилась – не от сакэ, а от опьяняющего ощущения тонкого, гибкого девичьего тела. Юки приподнялась на локте и нежно погладила Исогаи по щеке. Длинная прядь черных волос девушки щекотала его кожу.

– Вы так добры, господин, – шепнула Юки. – Так благородны…

Исогаи улыбнулся и закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ласковых пальцев. Разумеется, теперь никто не примет его за благородного самурая, но…

– Все может быть, – удовлетворенно пробормотал он, гордясь тем, что сохранил самое ценное – верность бусидо.

Исогаи всегда следовал кодексу самурайских установлений и, по примеру Будды, учтиво относился ко всем, даже к самым ничтожным людям, а с женщинами легкого поведения общался так же почтительно, как с высокородными госпожами, хотя многие самураи, напротив, обращались со своими женами, будто со шлюхами. Поэтому за Исогаи шла слава женского угодника, а его приятели этого не понимали.

– Вы, наверное, господин из высокого рода… – с застенчивой улыбкой продолжила девушка.

– Не совсем… – ухмыльнулся он.

– Или вы воин? – прошептала она, касаясь его губ чувственным поцелуем.

Исогаи застонал от возбуждения. Прядь шелковистых волос скользнула по его шее.

– Расскажите мне о себе, мой прекрасный самурай… – нежно проворковала Юки.

Он открыл глаза. Прядь волос, щекочущая шею, внезапно захлестнула горло и затянулась тугой петлей.

Ронин попытался вырваться, ухватил скользкую прядь, которая все туже и туже стягивала на его шее змеиные кольца. Воздуха не хватало…

Руки Исогаи ослабли, пальцы разжались. Он в последний раз содрогнулся, вытянулся и замер, широко раскрыв невидящие глаза.

Глава 18

Ронины снова выступили в путь, спеша как можно быстрее достичь владений Киры. Отряд двигался по глухомани и пустошам, потому что дороги стерегли патрули сёгуна и соглядатаи Киры.

Кай находил неприметные звериные тропы и просеки, проложенные лесорубами. По узким горным тропинкам отряд шел гуськом, а если на пути встречался ветхий дощатый мостик, то приходилось возвращаться и искать брод.

Чем выше ронины поднимались в горы, тем холоднее становилось, словно время текло вспять, унося с собой все приметы наступающей весны. Морозные ночи, ледяные дожди и снежные заносы задерживали путников. Для защиты от обморожения сандалии набивали жухлой травой, из тростника и лиан плели широкополые шляпы и накидки, чтобы хоть как-то укрыться от непогоды.

Оиси простудился: глухой кашель сотрясал тело, отдавался в груди ноющей болью, будто от сломанного ребра, и мешал спать по ночам, так что самураю приходилось дремать в седле. Отдыха он не знал с того самого времени, как попал в подземелье замка Ако, а потом вызволял полукровку из голландского плена на острове Дэдзима. Оиси проклинал свою нерадивость, убеждая себя, что ослабело не тело, а дух – ведь самурай одной лишь силой воли способен поддерживать бренную плоть в боевой форме. Спутники тревожно поглядывали на Оиси, но он отказывался признавать, что болен, и не позволял заботиться о себе даже сыну.

Однажды самурай проснулся от очередного приступа кашля и, чтобы не беспокоить спящих, поднялся и пошел проверить караульных. На одном из постов стоял Кай.

Полукровка поднес к лицу Оиси потайной фонарь и сурово осведомился:

– Ты почему не спишь?

Сощурившись, ронин заметил наставленный на него клинок.

– Проверяю караулы, – глухо ответил он и зашелся в кашле.

– Вот дурак! – пробормотал Кай и подтолкнул его к огромному валуну, защищавшему от порывов холодного ветра. – Если хочешь смерти, то вспори себе живот – это легче, чем выкашливать кишки.

– Не смей так со мной разговаривать! – возмутился Оиси. – Ты не…

– Что? Я не твой господин? Я тебе не ровня? – невозмутимо поинтересовался Кай. – Я тебе никто, и ты мне никто. Однако соратники положились на тебя, понадеялись, что, когда придет время, ты поведешь их в бой против Киры. А ты обращаешься со своим телом, как с чурбаном! – Он отступил на шаг и кивнул в сторону еще одного караульного. – Если доверяешь своим людям, то доверься и их способностям. А если ценишь их жизни, то цени и свою. Иди отдохни! – резко бросил Кай и ушел, прежде чем Оиси успел что-либо возразить.

Самурай прислонился к холодному камню, дрожа от ярости. Внезапно колени его подкосились, и он упал на четвереньки, надрывно кашляя.

К нему подбежал Масеки, еще один караульный, помог подняться и отвел к костру, где уже сидел полукровка с чашкой горячего чая в руках. Остальные ронины крепко спали. Кай протянул чашку Оиси. Самурай сделал глоток и понял, что это целебный травяной настой Басё с какими-то неизвестными добавками. Масеки стоял рядом, обеспокоенно глядя на Оиси. Тот допил чай, поблагодарил караульного и отправил его на пост. К тому времени и Кай уже вернулся к своему посту. Оиси прилег у огня, угрюмо завернулся в камышовую накидку и заснул.

Наутро он проснулся и решил, что все случившееся прошлой ночью ему приснилось. Однако Басё заставил его выпить полную чашку целебного отвара и велел натереть горло и грудь особой мазью. Тикара принес отцу завтрак и проследил, чтобы тот все съел. После этого Оиси медленно пошел на поправку. С каждым днем силы к нему возвращались, кашлял он все меньше, чувство обиды и раздражения исчезло, а здравый смысл подсказал, что непрошеная забота была весьма мудрым шагом со стороны полукровки.

Оиси также неохотно признал, что Кай вполне способен самостоятельно вывести отряд к цели, пользуясь умением следопыта, полученным у демонов. В заброшенной крестьянской хижине их ждал Хадзама вместе с теми вассалами князя Асано, которых разыскали лазутчики.

Позволив Каю встать во главе отряда ронинов, Оиси впервые в жизни переложил ответственность на чужие плечи, более того – он поручил это полукровке, взращенному демонами. Кай был опытным следопытом, способным выжить в любой ситуации: именно эти качества требовались сейчас для того, чтобы достичь крестьянской лачуги. Вдобавок, после пережитого в храме тэнгу, Оиси в глубине души считал Кая верным соратником.

К тому времени, как отряд добрался до заброшенной хижины, Оиси потерял счет дням, хотя Тикара уверял его, что времени у них достаточно. Лачуга стояла посреди сжатого поля, припорошенного тонким слоем снега.

Хадзама, Тюдзаэмон и Окуда добрались до места встречи первыми. Вместе с ними пришли и многие вассалы князя Асано. Ронины радостно приветствовали старых друзей и родственников, с которыми прежде не чаяли встретиться, шумно обменивались новостями, рассказывали о злоключениях, перенесенных за прошедший год.