Свет во тьме. Черные дыры, Вселенная и мы - Фальке Хайно

Позднее многие коллеги из разных стран подробно расскажут мне, как они пережили этот невероятный день, как объясняли друзьям, соседям и журналистам, что же на самом деле было показано. Неделя после большой пресс-конференции проходит в “адреналиновом тумане”. Все в состоянии умоисступления: интервью, разговоры, а в перерывах – бесконечные мейлы и тексты. К церемонии представления нашего изображения мы все готовились на пределе своих возможностей, так что теперь я действую по инерции. Первый раз в жизни ощущаю странную тяжесть в груди. Уже несколько недель я напоминаю себе глохнущую на высоких оборотах машину, но света в конце туннеля все не видно.

На пять дней – и это во время такой важной для меня Страстной недели! – у меня запланировано семь докладов. Правда, пока происходящее на Пасху совсем не похоже. В день праздника Входа Господня в Иерусалим я делаю доклад в переполненном музее Неймегена; в Великий четверг я выступаю перед скопищем астрономов в Кембридже. Опять все места заняты. В аудитории присутствует Мартин Рис – британский королевский астроном, который первым, еще в 70‐е годы, привлек внимание к идее существования черных дыр. Теперь он видит первое изображение черной дыры и задает важнейший вопрос:

– А что, собственно, мы видим на этом изображении? Горизонт событий?

– Это тень, – отвечаю я и отчетливо чувствую, что и от меня самого, прежнего, осталась только тень. Мои силы на исходе, у меня першит в горле, кружится голова… До дома я добираюсь окончательно вымотанным, но все еще намеренным отпраздновать Пасху.

Следующий день – Страстная пятница. Как и каждый год, мы с женой идем на службу в Кёльнское отделение YMCA[193]. Именно здесь началась история моей веры. Нам говорят о смерти и страданиях Иисуса Христа: встреченный ликующей толпой при входе в Иерусалим в Вербное воскресенье, Он прощается с учениками в Великий четверг, и в ту же ночь Его предают. Страстная пятница – день мук и распятия на кресте. Я сижу в последнем ряду, слушаю знакомое повествование, думаю о триумфе последних нескольких дней – о том, каких трудов это стоило и какие тяготы легли на плечи всех участников, – и плáчу. Сейчас я очень нуждаюсь в спокойствии и силе, которые дает Пасха.

Чтобы прийти в себя, мне потребовалось несколько дней. К жизни я возвращался медленно: стеснение в груди окончательно прошло только через несколько недель.

Хотя это и не планировалось, первую публичную лекцию после Пасхи я прочел участникам SPRING – крупной христианской конференции, проходившей на западе Германии в Зауэрланде. На этой конференции научные доклады обычно проходят в крошечных комнатах для семинарских занятий, но под мою лекцию организаторы по первому же требованию выделили большой конференц-зал.

В набитом до отказа помещении нет и следа враждебности по отношению к науке – только доброжелательность и желание понять. Медсестры, рабочие, студенты, пенсионеры, учителя, офисные работники и предприниматели замерли в своих креслах и напряженно слушают. Мой друг музыкант Лотар Коссе говорит с воодушевлением: “Все возможно; все невозможно”, – и небеса и черные дыры появляются в его новом альбоме. Кажется, что черные дыры в равной мере очаровывают абсолютно всех. Но отчего это так?

Что черные дыры должны рассказать нам о нас самих

Гравитационный монстр, машина, питающаяся космосом, адская бездна – для описания черной дыры невозможно подобрать подходящую гиперболу. Однако, несмотря на свою пугающую славу, а вернее – благодаря ей, черные дыры – астрофизические динозавры – оказались столь же популярны, как злобный убийца тираннозавр Рекс[194]. Поражало уже то, что наше изображение черной дыры украшало обложки журналов по всему миру, но еще больше трогала эмоциональная реакция людей.

Мне рассказывали, как люди подпадали под обаяние этого изображения, как не могли спать накануне его демонстрации, как глубоко они были потрясены, увидав его. Ни бозон Хиггса, ни открытие гравитационных волн не вызвали такого всплеска эмоций. Но что же тогда черные дыры могут рассказать нам о нас самих?

Мне представляется, что они, как никакие другие научные объекты, выражают глубинную природу страха человека. Черные дыры – одна из больших тайн на широких просторах космоса. В астрофизике они символизируют безусловный конец. Это совершенные, беспощадные машины разрушения, что люди интуитивно и чувствуют. В нашем воображении черные дыры символизируют всепоглощающее ничто, границу, за которой всякая жизнь и всякая способность понимать заканчиваются. Вы словно бы заглядываете в адскую бездну.

Черные дыры рассказывают нам о мире, который во всем отличен от нашего. Это место, где свет движется не по прямой линии, а по кругу: глядя вперед, я вижу свою спину. Одному человеку кажется, что время практически остановилось, тогда как для другого оно идет нормально. Газ вращается со скоростью, близкой к скорости света, и может разогреться до катастрофически высоких температур, при которых все вещество распадается на отдельные частицы. От молекул и атомных ядер остается лишь расплавленное горячее облако протонов и нейтронов – плазма. Можно упасть в черную дыру; теоретически в ней можно выжить и даже проводить научные опыты, но вот только вам никогда не удастся рассказать кому‐нибудь о своих результатах. Информация, даже световые волны, черную дыру не покидает.

И такой потусторонний мир действительно существует – даже в физике. В общей теории относительности потусторонний мир не является чем‐то сверхъестественным, скорее он – важная составляющая теории. Мир разделен на две реальности: здесь – это пространство, с которым я связан, из которого я могу получать информацию и с которым я могу контактировать. А есть еще потустороннее там – пространство, которое я принципиально не могу постичь. Я ничего не узнаю о нем, оно молча смотрит на меня. Мой горизонт разделяет эти две области.

Черные дыры упорно бросают вызов нашей проницательности и принципиально отказываются удовлетворить наше любопытство. Все, что исчезает за горизонтом событий, остается там навечно, – если, конечно, исходить из предположения, что последнее слово в этом вопросе остается за теорией Эйнштейна.

Это вечно существующее потустороннее там, материальным выражением которого являются черные дыры, – одна из самых сложных проблем современной физики. В теории местонахождение пространства за горизонтом событий четко определено, и все же оно существует только в нашем воображении. Это потустороннее пространство настолько же реально, насколько и абсолютно нереально. Сегодня с помощью радиотелескопов можно с поразительной точностью определить, где в глубинах космоса следует искать ведущую туда дверь. Мы способны описать ее на языке физики и даже увидеть, как свет, образуя темное пятно, исчезает там и никогда не возвращается.

“Здесь, именно здесь, – можем сказать мы, – именно в этом месте находится пространство, не входящее в наш мир”. Но тогда нам следует безвольно опустить руки и признать, что определить его количественные характеристики мы не можем. Черные дыры – это потустороннее там посреди нашего мира.

Для физиков это нечто вроде объявления банкротства. Что за физика господствует в пространстве, существующем в строго определенном месте нашей Вселенной, но не поддающемся изучению? А это вообще естественная наука? “Поскольку мы можем вычислить, что происходит в этом пространстве, это, конечно, физика”, – скажут мне физики-теоретики. “Нет, не физика, – отвечу я. – Это физика потустороннего там!” Или фактически на сегодняшний день – метафизика.

Законы физики не заботят большинство людей, когда они думают о потустороннем. Но у каждого есть собственное представление о нем, уходящее своими корнями в глубокую древность. Идея потустороннего мира будоражит наше воображение, бросает нам вызов, и при этом она тесно связана со смертью. Черные дыры – просто еще один символ в данном достаточно длинном ряду.