Вольная русская литература - Юрий Владимирович Мальцев

На каждого умного по дураку,

Всё поровну, всё справедливо.

…

На каждого умного по ярлыку

Повешено было однажды.

Давно в обиходе у нас ярлыки,

По фунту на грошик на медный.

И умным кричат: «Дураки! Дураки!»

А вот дураки не заметны.

Война была сильным испытанием в жизни Окуджавы, попавшего семнадцатилетним юношей на фронт. Эти переживания занимают большое место в его творчестве, у него много военных или, скорее, антивоенных песен, как, например, популярнейшая «Возьму шинель и вещмешок и каску»:

Иду себе, играю автоматом —

Как просто быть солдатом, солдатом!

А если что не так – не наше дело.

Как говорится, – «Родина велела!»

Как славно быть ни в чем не виноватым,

Совсем простым солдатом, солдатом!

Эта песня использовалась советской пропагандой в рамках кампании «борьбы за мир». Но только автора заставили назвать ее «Песней американского солдата», чтобы слушатели, чего доброго, не подумали, что слова эти можно отнести также и к советскому солдату. Вообще же в отношении Окуджавы власти старались действовать и кнутом и пряником. На него то обрушивались с преследованиями, то презрительно осмеивали его «гитарно-гуманную поэзию», то старались приручить его, убрав неуместный и неприятный пессимизм.

Точно так же поступали и в отношении другого популярного автора песен – Владимира Высоцкого. Но в то время как Окуджава всегда остается самим собой и не меняет своих тем и своего стиля, у Высоцкого его изданные в Советском Союзе песни представляют собой откровенную «халтуру» и резко отличаются от его подпольных песен, принесших ему славу, ибо в отличие от печального Окуджавы, которого достаточно лишь немного подправить, чтоб он оказался приемлемым, песни Высоцкого совершенно немыслимы в рамках советского официального искусства. Герои его песен – изгои, люди советского дна, люди с изломанными жизнями, люди надломленные, проститутки, воры, пьяницы, картежники, неприкаянные бродяги, базарные торговки, заключенные, попавшие в тюрьму ни за что, как, например, тот несчастный, что разоткровенничался в купе поезда с соседом, который оказался стукачом («Песня про попутчика»), или как другой несчастный, посаженный в сумасшедший дом («Песенка о сумасшедшем доме»). Высоцкий, ведя речь от первого лица, умеет с большим мастерством передать интонации, манеру выражаться, психологию людей этого мира.

Сижу я в одиночке, жду от силы пятерик,

Когда внезапно вскрылось это дело,

Пришел ко мне Шапиро, мой защитничек-старик,

Сказал: «Не миновать тебе расстрела».

Бесшабашность и отчаянная удаль в безвыходных ситуациях, мужественная стойкость и мрачный «оптимизм висельника», бодрость в несчастье, энергичный тон придают песням Высоцкого привлекательность, притягивающую особенно молодежь. Даже в тех песнях, в которых Высоцкий говорит об усталости и разочарованности во всем, не слышится ни жалобы, ни ноющей тоски, а есть скорее некий «надрыв»:

Сыт я по горло, сыт я по глотку.

Ох, надоело мне петь и играть!

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать.

В. Высоцкий, быть может, наиболее многосторонний по темам и жанрам поэт-песенник: широко известны его остроумнейшие сатирические песни, в которых он предстает перед нами смелым гражданским поэтом («Валютный магазин», «Антисемиты», «Песня про уезжающих за границу и возвращающихся»… и т. п.), интересны его песни-сказки («Сказка про дикого вепря», «Про нечисть» и т. п.).

В других своих песнях, таких, как, например, «Тихорецкая», «Песня о нейтральной полосе», «Холода», – В. Высоцкий как лирик достигает высот подлинной поэтичности.

Тщательной отделкой деталей и тонкой нюансировкой отличаются песни популярного поэта Юлия Кима. Горечь, уничтожающая ирония и необыкновенная смелость высказываний придают его песням исключительную остроту, отчего многие из них долгое время распространялись как анонимные (предосторожность далеко не лишняя).

Негде яблочку упасть среди родного блядства.

Эх, советская ты власть, равенство и братство!

Политические репрессии властей – одна из основных тем Кима:

Судье заодно с прокурором

Плевать на детальный разбор.

Им лишь бы прикрыть разговором

Готовый уже приговор.

(«Юридический вальс»).

Об обысках в домах интеллигентов говорится в остроумной песне «Шмон», о суде над Гинзбургом и Галансковым – в песне «Мороз трещит, как пулемет»:

На весь на образованный

Культурный легион

Нашлась лишь эта горсточка

Больных интеллигентов

Вслух выразить, что думает

Здоровый миллион.

Более общие и более глубокие размышления о сегодняшней России – в замечательной песне «Моя матушка Россия пошла утром на базар».

Ким умеет дать совершенно неожиданный и эффектный поворот фразе, и эти остроумные проделки его неизменно вызывают дружный хохот аудитории, как, например, неожиданный поворот известной детской песенки:

Тра-та-та, тра-та-та

Волокли в тюрьму кота,

Чижика, собаку,

Петьку-забияку,

Обезьяну, попугая,

Вот компания какая!

Вот кампания какая

Была проведена.

Очень широко известны песни Иосифа Алешковского, но гораздо менее известен сам автор, ибо многие его песни распространяются как анонимные. Так, например, вся страна знает его знаменитую «Песню о Сталине», но мало кто знает, что Алешковский ее автор, и песня эта считается народной, фольклорной:

Товарищ Сталин, вы большой ученый,

Во всех науках знаете вы толк,

А я простой советский заключенный,

И мне товарищ только брянский волк.

За что сижу, воистину не знаю,

Но прокуроры, видимо, правы.

…Я это всё, конечно, понимаю,

Как обостренье классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,

А мы в тайге с утра и до утра.

Вы здесь из «Искры» раздували пламя,

Спасибо вам, я греюсь у костра.

Живой юмор, этакий швейковский, делает эту песню действительно похожей на народную и популярной как народная. Очень популярна также остроумная ироническая песня Алешковского «Советская пасхальная»:

Смотрю на небо просветленным взором,

Я на троих с утра сообразил.

Я этот день люблю, как «День шахтера»,

Как праздник наших Вооруженных сил.

Под колокольный звон ножей и вилок

В лицо ударил запах куличей,

Как хорошо в таком лесу бутылок

Увидеть даже морды стукачей.

Поиздевавшись над казенными, мертвыми официальными советскими праздниками, автор