Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции - Борис Носик

Красавица и звезда Наталья Кованько на портрете Сорина

Позднее, в эмиграции, признанный портретист Сорин продолжал пополнять свою уникальную галерею портретов (Баланчин, Бенуа, Шестов, Евреинов, Тэффи, Фокин, Анна Павлова, будущая английская королева принцесса Елизавета…). В годы их крымской и закавказской дружбы Вера Судейкина, которая в 1919 году вела дневник, порой вдруг высказывала сомнение в таланте Сорина, но для большинства знатоков талант и мастерство его были несомненны. Написано о Сорине, впрочем, совсем немного. Тем интереснее обратиться к краткому очерку о художнике, написанному создателем журнала «Аполлон», художественным критиком и поэтом Сергеем Маковским (очерк был напечатан в берлинской «Жар-Птице» в 1922 году). Маковский выводит традицию русской передовой живописи от «классических уроков» и «Мира искусства» к неоакадемизму Яковлева и Шухаева и к портретам Сорина, выделяя у этого русского портретиста метод идеализации и преемственности, его жертвенную любовь к «прекрасной линии», его трудолюбие и упорство:

«Будучи сам себе судьей строгим, он продолжал работать ревностно и методично, не складывая оружия перед легким успехом, но и не стремясь во что бы то ни стало „догнать“ моду. Уйдя от тривиальности нашего академического мюнхенства, он не поддался, по примеру стольких бывших академистов, тому новаторскому радикализму, который был признаком хорошего тона в „левых“ кругах. Он остался верен завету умных и сильных работать так, как подсказывают личный опыт и личный вкус, без боязни прослыть отсталым, не подражая чужой новизне. Что говорить — нелегкая задача!

…Можно не увлекаться Сориным… но нельзя отказать ему в стремлении выразить с предельной четкостью рисунок живой формы… во имя… той самой „дисциплины идеала“, которой были сильны старые мастера портрета.

…метод, избранный Сориным, труднейший: идеализация и преемственность в век, отвергающий идеал и столь непочтительный к традиции. В атмосфере современного художественного огрубения, поощряемого хитрыми теориями неопримитивизма, сохранить эту чистоту намерений, не сбиваясь на сладкий шаблон, — поистине подвиг… Художник не найдет для себя обидным, я надеюсь, что я как бы подчеркиваю моральный момент в его творчестве. Большой вопрос еще, не обязан ли многим, очень многим упадок наших дней именно забвению этой стороны искусства.

Впрочем, в искусстве портрета моральную сторону никак не отделить от чисто эстетической. Портретист — исповедник и исповедывающийся одновременно. Тайна чужого лица, зоркость художника, мудрость и совесть его соприкасаются до полного слияния в одиноком замкнутом мире-образе, который мы называем портретом. Вот почему, как давно сказано, хороший портрет менее похож на модель, чем модель похожа на свой портрет.

…Он (Сорин. — Б. Н.) вводит нас в очень усложненную психологию творчества, совершенно несвойственную огромному большинству современных художников.

Следуя классическим примерам, Сорин хочет… формы предельно выразительной и вместе с тем гармонически завершенной. Его тщательные рисунки карандашом, чуть тронутые акварелью, — красноречивое свидетельство той профессиональной добросовестности, с какою он добивается этой полноты, сложный итог композиционных исканий и технических преодолений. Я добавлю: и художественных реминисценций… Все, что кажется несовременным или не своим в портретах Сорина, вполне умещается в понятии преемственности, т. е. сознательных заимствований, творчески претворенных».

С. Маковский напоминает, что известный знаток русской живописи Дени Рош назвал Сорина вдохновенным наследником русских мастеров — «наследником великих портретистов XVIII века Левицкого, Рокотова и Боровиковского», и завершает свой небольшой очерк о Сорине вполне смиренно: «…в том возрождении классических совершенств, которое грезится сейчас рядом с достижениями всех признанных и непризнанных творцов, La Belle Ligne (прекрасная линия. — Б. Н.) Сорина… постоит за себя, как бы ни был он далек от совершенства. Ведь совершенны — боги».

Итак, благожелательный и дружелюбный спутник новой семьи Сергея Судейкина не был богом, но был все же замечательным портретистом. Они жили в Ялте в одном доме, вместе с ними он был и в Мисхоре.

По существу, Крым, равно как и не захваченное еще большевиками Закавказье, был для многих русских первым этапом изгнания.

В крымских записях Веры Судейкиной часто упоминаются Леонид и Римма Браиловские. Леонид Михайлович Браиловский был лет на пятнадцать старше Сергея Судейкина. Неизвестно, довелось ли им обоим вспомнить в эти тревожные крымские дни, что преподаватель архитектурного отделения московского училища Л. М. Браиловский был среди членов Совета училища, исключивших ученика Судейкина за его охальные рисунки. Если и вспомнили, то улыбнулись, наверное: все это было так давно — в другой жизни, до подлинного начала страшного века.

Леонид Михайлович до революции успел также попрофессорствовать в Строгановском училище; копировал фрески в древних русских церквах; проектировал театр в Екатеринославле, дачу в Крыму для Коровина, надгробие для Чехова на Новодевичьем кладбище, успел жениться на дочери генерала Шмидта Римме. Римма Никитична была тоже художница, сотрудничала с мужем, иллюстрировала книги, создала в Москве ателье художественной вышивки. Вышивкой они охотно занимались с Верой в Крыму…

Позднее супруги Браиловские уплыли из Крыма на английском крейсере. Дальше у них были Стамбул, Принкипо, Белград. В Белграде Браиловские с блеском оформляли спектакли Народного театра, а еще позднее они уехали в Рим, куда привезли ящик с шестьюдесятью своими «Видениями о России». Ко всеобщему удивлению, работы их были раскуплены в несколько недель. Сама королева попросила Браиловских проком ментировать купленные ею работы у нее на вилле «Савойя». Об этой римской сенсации так писала Т. Л. Сухотина-Толстая, жившая в ту пору в Риме:

«…папа Пий XI принял живое участие в судьбе этой коллекции. По окончании выставки он пожелал, чтобы Браиловские получили возможность продолжать свои работы, и назначил для наблюдения комиссию директоров ватиканского музея. Приблизительно через год Браиловские узнают от директоров ватиканских музеев о желании папы сосредоточить все их работы в музее Св. Петра. Коллекция выросла до 120 картин.

14 февраля в Граде Ватикане в стенах музея Петриано состоялось открытие археологически-архитектурно-художественного музея, посвященного русскому творчеству и созданного трудами наших соотечественников. В музее шесть прекрасных зал, где размещены картины, изображающие внутренний и наружный вид русских архитектурных памятников, а также и планы церквей. Все это работы Леонида и Риммы Браиловских.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});