Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения

— Ты не можешь… знать, что они говорят.

Язык подчинялся ей с трудом. Реальность воспринималась рваными цветными осколками, сквозь дымчатый флер сюрреализма.

Так порой чувствуешь себя во сне. Только там свет не бьет в глаза невыносимо и слепяще.

— Я знаю все, что творится в твоей голове. Твои галлюцинации тоже.

Ева посмотрела туда, где был ее мертвый брат и сестра, оставшаяся в другом мире. Комната, конечно, оказалась пуста — лишь Мэт, улыбавшийся, пока она съеживалась в комок на постели, составлял ей компанию.

Скрипка и фортепиано в ушах звучали так громко, что заглушали мысли, отчаянно силившиеся пробиться сквозь туман в голове.

— Глупая. Все еще надеешься, что милый дядюшка тебя отпустит? — участливый голос демона легко перекрыл и музыку, и мешанину беспорядочных соображений. — Счет теперь идет на часы. Еще немного, и никакая ванна тебе уже не поможет. А ведь тебе еще до замка Рейолей надо отсюда добраться…

Смех. Скрежет струн. Фальшь, примешивавшаяся тут и там, терзавшая слух: Лешка редко когда играл так неумело.

Герберт не пришел. Не пришел. Вдруг Мэт прав? Еще немного, и станет слишком поздно, и даже Герберт ей не поможет. Она умрет, или хуже чем умрет — станет монстром, жрущим чужие мозги, как в фильмах; и никогда не вернется домой, и Динку наяву больше никогда не увидит, и родное училище, и маму с папой… интересно, на Эвересте так же ярко солнце светит? Хотя при чем тут Эверест и солнце — совсем все путается…

— Решайся, златовласка. Я могу тебе помочь. Сама знаешь.

Не хочу умирать, поймала Ева единственную мысль, отчаянно ясно бившуюся в клубке спутанного сознания. Не хочу.

Не хочу, не хочу, не…

Эта мысль помогла ей нащупать нить предыдущих размышлений — и, проследовав за ней, сделать тот шаг к краю пропасти, делать который она так не хотела.

— Ты хочешь, — не глядя на Мэта, с трудом фокусируясь на том, что нужно было спросить, произнесла Ева, — несколько минут… в моем теле? И все?

В душе, сломанной еще вчера, растекалась чернота отчаяния, окончательно затапливая бесполезные огоньки глупой веры и глупых надежд. Сменяя простым осознанием простых реалистичных фактов.

Даже если Кейлус и решится ее отпустить, для нее это может быть слишком поздно. Даже если решится. И Герберт за ней не придет. Не пришел до сих пор, значит, вряд ли придет вообще.

Ситуация зашла слишком далеко, чтобы выбирать себе спасителей.

— Предпочел бы больше времени, но уж что дают. Хотя я могу и в замок Рейолей тебя переправить, если хочешь. — В его голосе не было ни торжества, ни злорадства, одна лишь деловитость. — С ванной помогу, не беспокойся. Состав и пропорции в голове у малыша мне подсмотреть нетрудно.

В конце концов, с чего она решила, что он ей навредит? И все равно до замка — слишком далеко, слишком рискованно. Она скажет это, а пока…

— Мне, наверное, нужно начертить…

— Я уже здесь. В этом мире. Здесь круг и руны мне не нужны, — прошелестел демон, угадав ее мысли. — Всего лишь твоя кровь. Рукопожатие. И поцелуй, когда оговорим все условия.

Ева села на постели. Отупело уставилась на свою ладонь, где не торопились заживать вчерашние порезы.

— Сойдет за кровь? У меня с ней сейчас не слишком…

— Вполне. — В один миг встав подле кровати, Мэт перехватил Евину руку, которую она лишь начала неуверенно тянуть в направлении его искрящихся одежд. Сжал — не слишком крепко, но неотступно. — Обещаю, что помогу тебе избавиться от браслета и выбраться из этого дома. Твои требования.

Мелкий шрифт, Ева, напомнила она себе, чувствуя прикосновение теплых пальцев так убедительно, словно он был материальным: уже сейчас. Мелкий шрифт. Надо оговорить все.

Если б еще не было так тяжело соображать что-либо, не говоря уже о поисках подвохов…

— Пообещай… что покинешь мое тело сразу… в тот же момент, как оно окажется за пределами этого дома. И вернешь мне. Дальше я… я сама.

Вздох его был не раздосадованным. Скорее сочувственным.

— Обещаю.

— Дурилка! Даже если ты выберешься отсюда, как ты доберешься за замка?! Не смей…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Динкин голос, вмешавшийся в разговор, вдруг исчез: растворившись на полуслове, заглохнув в неестественной тишине. Как и музыка — Ева лишь сейчас поняла, что та уже не крутится ее голове испорченной пластинкой.

Будь она в здравом уме, она наверняка могла сообразить, что без Мэта тут не обошлось. В конце концов, в комнате они были одни, и ничто не мешало ему развлекаться с ее сознанием на любимый свой манер. Или заставить ее не слышать собственных призраков, сейчас заменявших затуманенный разум.

Тогда она нашла в себе силы подумать лишь об одном.

— И пообещай… пообещай, что они не пострадают. Кейлус и Тим, и… никто в доме. — Щурясь от невыносимого света, Ева смотрела в дьявольскую синь глаз, взиравших на нее сверху вниз. — Я не хочу… чтобы они…

— Обещаю, — улыбаясь, сказал демон, — они не будут страдать.

Нет. Нет. Было в этом нечто странное: в этой его улыбке, в этих его словах, но что? Ох, как же тяжело, как же… если бы только так не путались мысли…

Синь почти уступила место черноте.

Судорожно удержавшись на краю обморочного забвения, цепляясь за призрачную ладонь того, кто держал ее пальцы в своих, Ева выкарабкалась обратно в реальность — и лицо Мэта, склонившегося к ней, было так близко, что потусторонний фосфор заслонил собою весь мир.

— Время, златовласка. У тебя его почти не осталось. — Многоголосье, певшее в его словах, успокаивало, звало, уговаривало довериться и уступить. — Сделка?..

Когда Кейлус вошел в комнату, Ева сидела на постели спиной к двери. Лицо, обращенное к окну, гладили солнечные лучи; жмурясь от яркого света, она держала Люче на коленях.

— С добрым утром, кошечка, — как можно небрежнее произнес Кейлус, приблизившись. — Знаю, это прозвучит немного неожиданно, но придется тебе приготовиться к путешествию.

Ева медленно открыла глаза. Глядя на мужчину щелями узких кошачьих зрачков, плещущихся в мерцающей васильковой сини, широко улыбнулась.

Бесполезные серебряные обломки того, что совсем недавно было браслетом у нее на запястье, Кейлус заметил на полу подле кровати безнадежно поздно.

Отшатнулся, когда огненный клинок мгновенным движением выскользнул из ножен, тоже.

…да, приди Кейлус Тибель туда, куда он пришел теперь, буквально минутой раньше, все могло бы выйти совсем иначе.

А сейчас он, расширив глаза, неверяще посмотрел на золотое лезвие в своей груди. На тонкие девичьи пальцы, сжимавшие рукоять волшебного меча, совсем недавно вторившие мелодией его собственным. На бледное девичье лицо, измененное чуждой, слегка безумной улыбкой.

Меч скользнул обратно, освободившись.

Захлебнувшись своим последним вдохом, Кейлус хрипло вымолвил имя того, кто никак не мог его услышать.

— Жаль, жаль, — опустив не запятнавшийся клинок, сказал Мэт, когда он упал — нежным девичьим голоском, оттененным звонким эхом жуткого многоголосья. — Со страданиями было бы куда веселее.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 08.03:

***

Немногим позже вышеупомянутых событий во тьме тайного прохода, ведущего из комнат подле королевских покоев в парк за дворцом, скользнул вверх по ступенькам чей-то гибкий силуэт.

Конечно, Миракл Тибель мог войти и через парадные двери. Но что-то подсказывало ему — после несостоявшейся дуэли Айрес позаботилась о том, чтобы его не подпустили к брату на расстояние ближе, чем вмещает в себя комната за надежно запертой дверью. Даже если учесть, что совсем недавно королева отбыла на заседание кабинета Советников, сторожей Уэрта ее отсутствие точно не смягчило бы. Значит, пришла пора воспользоваться черным ходом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Самым черным.

У постороннего, даже знай он об этом секрете, такой фокус не прошел бы. Магическая защита, отрезавшая посторонним возможность попасть в королевскую обитель, вполне естественно распространялась и на тайные ходы. Но Миракл, как член королевской семьи, являлся одной из немногих персон, которых защита дворца пропускала беспрекословно, а о ходе этом им с Уэртом лично рассказал их царственный дедушка, пока еще был жив. В детстве они даже лазили здесь вместе, азартно выглядывая нечто жуткое в тенях, рождаемых бледным светом редких кристаллов на стенах. Кристаллы повесили здесь давно, и, в отличие от более современных своих собратьев, они горели постоянно, истощаясь со временем; чары изредка обновляли, но сейчас, как и семнадцать лет назад, свет едва сочился на серый камень. Помнится, Уэрт тогда еще не умел призывать свои тени, и…