Дети ночи - Дэн Симмонс

Поезд тронулся вовремя. Пока проезжали по Будапешту, они молча смотрели в окно, потом миновали ровные ряды домов сталинских времен на окраине, скудно освещенные дома из шлакоблоков в пригороде, после чего поезд помчался на юго-восток уже в полной темноте. В плохо подогнанных окнах свистел ветер, и им пришлось закутаться в верхнюю одежду.

– Я забыл взять еду, – посетовал священник. – Виноват.

Кейт подняла брови.

– Разве здесь нет вагона-ресторана?

Несмотря на все убожество «купе первого класса», она еще не рассталась с надеждой на изысканный ужин среди чистых скатертей и фарфоровых ваз со свежими цветами.

– Пойдемте, – сказал О’Рурк.

Кейт вышла за ним в узкий коридор. В вагоне «первого класса» было восемь купе, и все двери были закрыты. Преодолевая повороты на скорости, вдвое большей, чем на американских железных дорогах, поезд подпрыгивал и раскачивался. Ощущение создавалось такое, что вагон может слететь с рельсов на любом вираже.

О’Рурк открыл тяжелую исцарапанную дверь в конце вагона: вход был затянут рядами толстых веревок.

– С той стороны то же самое, – сказал священник.

– Но почему?… – Внутри Кейт нарастала тошнотворная клаустрофобия.

О’Рурк пожал плечами.

– Я ездил этим поездом к западу от Бухареста, и было то же самое. Может, они не хотят, чтобы из других вагонов лезли в первый класс. Или это делается из соображений безопасности. Но мы здесь в изоляции… можно сойти, когда поезд остановится, но из вагона в вагон переходить нельзя. Впрочем, это не важно, поскольку вагона-ресторана все равно нет.

Кейт чуть не плакала.

О’Рурк постучался в первую дверь. В купе сидела рыжеволосая хмурая проводница.

– Egy uveg Sor, kerem, – обратился к ней священник, оглянувшись на Кейт. – Пожалуй, пиво нам не помешает.

Хмурая женщина покачала головой.

– Nem Sor… Coca-Сola… husz Forint.

О’Рурк скривился и подал ей бумажку в пятьдесят форинтов.

– Kettо Coca-Colas, – сказал он, подняв два пальца. – Сдача? A… Fel tudya ezt valtani?

– Nem, – отрезала хмурая проводница, подала две маленькие бутылочки кока-колы и задвинула дверь.

В купе Кейт открыла бутылки открывалкой из складного ножа, который ей когда-то подарил Том. Они сделали по глотку, поморщились и посмотрели на мелькающие за окном темные деревья.

– Поезд прибывает в Бухарест примерно в десять утра, – сказал О’Рурк. – Вы уверены, что не хотите на нем остаться?

Кейт закусила губу.

– Наверное, глупо – выходить из поезда посреди ночи. Вы, должно быть, считаете меня круглой дурой.

Священник допил коку и молчал еще с полминуты.

– Нет, – произнес он наконец. – Думаю, переезд через границу может оказаться концом путешествия. Лу-чан нас предупреждал.

Кейт вглядывалась в темноту за окном.

– Похоже на манию преследования, да? О’Рурк кивнул.

– Верно… Но даже у маньяков есть враги. Кейт подняла глаза.

– Шутка, – пояснил священник. – Давайте действовать по плану.

Кейт поставила бутылку и поежилась. Она и представить себе не могла, что будет посреди ночи тащиться куда-то в этом кошмарном поезде. Единственным источником света в купе служила слабенькая, ватт на десять, лампочка под потолком.

– А что помешает цыганам ограбить нас и убить?

– Ничего, – ответил О’Рурк. – Если не считать того, что Янош уже имел с ними дело и, случись с нами что-нибудь, сообщит властям. Думаю, все будет нормально.

Свет прожектора локомотива выхватил из темноты деревья, которые тут же сменились пастбищами.

– Расскажите мне о цыганах, Майк. Священник потер руки и подул на них, пытаясь согреть.

– Об их древней истории или поближе к нашим временам?

– Все равно.

– О европейских цыганах вообще или только о румынских?

– О румынских.

– Жилось им не слишком-то легко, – начал О’Рурк. – До тысяча восемьсот пятьдесят первого года они были рабами.

– Рабами? Мне казалось, что рабство в Европе отменили задолго до этого времени.

– Все правильно. Но только не в Румынии и не по отношению к цыганам. Да и потом им было ненамного легче. Гитлер пытался решить «цыганский вопрос» за счет их уничтожения в концлагерях по всей Европе. В Румынии во время войны погибли больше тридцати пяти тысяч человек, единственное преступление которых состояло лишь в том, что они цыгане. Кейт нахмурилась.

– Я не знала, что Румыния была оккупирована немцами.

– Она и не была оккупирована.

– Да? Э-э-э… расскажите дальше.

– Так вот, примерно четверть миллиона людей назвали себя цыганами во время последней переписи в Румынии. Большинство же не захотели указывать свою истинную национальность из-за официальных преследований, так что на самом деле в стране их не меньше миллиона.

– Каких преследований?

– При Чаушеску в Румынии официально не признавали цыган отдельной этнической группой – только частью румынской нации. Официальной политикой была «интеграция», что на практике означало разрушение цыганских таборов, отказ в выдаче виз, гражданство второго сорта, а работа – третьего, расселение цыган в городских гетто или специальных поселениях, где на улучшение условий жизни не выделялось ни гроша. К цыганам вообще относились с презрением и с предубеждением, приблизительно так же, как к чернокожим в Америке лет семьдесят тому назад.

– А сейчас? – спросила Кейт. – После революции? О’Рурк пожал плечами.

– Законы и отношение практически не изменилось. Сами видели, что большинство «приютских детей», которых усыновляют американцы, из цыганских семей.

– Да, – согласилась Кейт. – Дети, проданные своими же родителями.

– Так точно. Дети – единственная роскошь, которой цыганские семьи располагают в изобилии.

Кейт смотрела в темноту.

– А у Влада Цепеша были какие-то особые отношения с цыганами?

О’Рурк усмехнулся.

– Это было чертовски давно, но… Да, я тоже об этом читал. Старый Влад Дракула окружил себя телохранителями из цыган: одно время у него все войско состояло только из них, и он часто использовал их для особых поручений. Когда бояре и прочая знать восстали против Дракулы, верность ему сохранили только цыгане. Кажется, еще в те времена они ненавидели всякую власть…

– Но Влад Прокалыватель сам был властью.

– Всего несколько лет. Вспомните, что он больше спасался бегством до и после правления, чем правил. Чего Дракула никогда не жалел для цыган и за что они всегда отвечали ему взаимностью, так это золото.

Кейт состроила гримаску и поближе придвинула к себе сумочку.

– Будем надеяться, что пара тысяч долларов вполне заменит то самое золото.

Отец Майкл О’Рурк кивнул, и дальше они сидели молча, пока поезд подскакивал, дребезжал и стучал, отмеряя километр за километром в сторону румынской границы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});